При всем том эти ярко выраженные хищники очень любят мед. В Маньчжурии их даже называют «медовыми собаками». Найдя диких пчел, харзы их обязательно разорят. Рассказывают, что они опускают в ульи свои длинные хвосты, вымазывают в меду, а потом облизывают. Приходят они и на пасеки, чтоб полакомиться медом.

Выделения прианальных желез у харзы очень ядовиты и стойки. Приходилось наблюдать, как этот хищник вытаскивал барсуков из их нор. Вероятно, это ему удается лишь после «газовой атаки», от которой чистоплотные барсуки впадают в обморочное состояние. Иначе харза вряд ли справится с барсуком, скорее он ее задавит, тем более в своей норе.

Гон у харзы бывает летом, в июне — июле. Как и у большинства животных, самцы в бою завоевывают право оставить потомство, и это удается лишь самым сильным и ловким. Во время гона харзы утрачивают обычную осторожность, к ним можно подойти очень близко, почти вплотную.

Детеныши появляются весной. Их обычно 3–4, но бывает и больше. Растут они быстро и уже к осени почти достигают размеров взрослых. С этого времени и всю зиму взрослые обучают молодое поколение.

В печати до сих пор пишут о вредности харзы и призывают к самому активному ее уничтожению. Вероятно, эти призывы были обоснованы 20–30 лет назад, когда харза была многочисленной. Сейчас ее поголовье сильно сократилось, наносимый ею вред стал невелик, и вряд ли нужно этого зверя специально уничтожать. Вполне достаточно охоты в обычные осенне-зимние сроки. Не будем забывать, что харза — очень характерный представитель фауны амуро-уссурийских лесов, в других краях нашей страны этого зверя нет.

Живой соболь в зимнем наряде удивительно красив. Он пропорционально сложен, его вытянутое и гибкое тело с широкими, густо опушенными лапами, пушистый хвост, изящная голова с большими треугольными ушами и выразительными черными глазами — все совершенно!

Зимний мех соболя по пышности и шелковистости не знает себе равных. Веками этот мех называли «царским». Окраска его довольно сильно варьирует в различных местностях и у разных зверьков. Даже среди нескольких десятков соболей, добытых на небольшом участке, трудно найти две шкурки одинакового оттенка.

Обычно мех темно-бурый с посветлением на боках и брюшке. На горле и шее резко выделяется оранжевое, охристое или желтое пятно неопределенных очертаний (у очень темных особей его иногда нет совсем). Мордочка светлее остального тела. Под длинным остевым волосом, определяющим цвет меха, проступает очень густая и нежная подпушь, голубовато-серая у основания и светло-бурая на концах.

Стоимость собольей шкурки зависит от ее цвета. Темные соболи самые дорогие, светлые — самые дешевые. Среди амурских соболей темных довольно много (30 процентов), а светлых всего 1–2 процента. Все остальные считаются средними по цвету.

Соболь очень подвижен и не по размерам силен. Он весь в движении, одинаково свободно чувствует себя на земле и на деревьях, в каменистых россыпях и под толщей снега. Великолепен соболь в погоне за белкой, кабаргой или другой добычей. Стремительность, легкость и грация бегущего соболя неподражаемы. Он в это время прекраснее скачущей лошади или танцующих журавлей, о бегущем соболе можно слагать песни.

Испокон веков соболь заселял горные леса Приморья и необозримые просторы Приамурья. В середине XIX столетия соболиные шкурки у местного населения имели весьма невысокую ценность. По свидетельствам Л. И. Шренка и В. К. Арсеньева, они ценились ниже шкур выдры, рыси, росомахи и даже собаки. Но уже во второй половине столетия промысел соболя многократно усилился. Обилие этого зверя позволяло опытному охотнику добывать в те времена за сезон 100–150 шкурок. Еще в конце века сезонная добыча местного охотника иногда достигала 100 соболей. В начале XX века промысел велся чрезвычайно интенсивно, особенно в Приморье, где звероловные избушки стояли через 8–10 километров и вокруг каждой настораживалось до трех тысяч ловушек.

Понятно, что численность соболя стала неуклонно падать. В. К. Арсеньев писал, что уже в 1904 году средняя сезонная добыча охотника сократилась до 14 соболей, а в 1909 — до 9 и менее. В 1912 году промысел соболя пришлось запретить на три года, однако запрет не соблюдался, катастрофа казалась неотвратимой.

В 20-е годы были очень высокие цены на меха. В край прибыли сибирские охотники с ружьями, лайками, капканами и обметами. Промысел достиг напряжения азартной игры, причем сезонная добыча сократилась до единичных шкурок. Однако громадные цены на них делали промысел выгодным.

Катастрофа разразилась, несмотря на двухгодичный запрет добычи, принятый в 1927 году. Уже к 1932 году соболь стал чрезвычайно редким и был объявлен повторный запрет охоты, но браконьерство продолжалось, и шкурки поступали на «черный рынок». Только в 1937 году, благодаря общесоюзному запрету добычи соболя, удалось пресечь эту оргию истребления. В 30-х годах соболь в Приморье и Приамурье сохранялся в наиболее недоступных местах, чаще всего по отдаленным горным вершинам с каменистыми россыпями. Запрет охоты на этот раз оказался спасительным для ценного зверька, хотя в ряде мест его численность продолжала падать, а некоторые очаги на юге Приморья исчезли совсем.

Восстановление ареала и численности соболя началось в 40-х годах. Разрозненные очаги расширялись, сливались, соболь постепенно вновь завоевывал леса Приамурья и Приморья.

С 1950 по 1962 год сюда завезли и выпустили около 3000 зверьков, в основном баргузинских и якутских, из бассейна Бурей и Иркутской области. Но попытка облагородить расу амурского соболя не увенчалась успехом. Выпущенные зверьки в течение первого же года разбежались, стали добычей браконьеров и почти все погибли. Отдельные особи еще встречались в течение двух-трех лет, затем и они исчезли.

Гораздо больше результатов принесло естественное восстановление, достигнутое строгим запретом добычи, а впоследствии — системой лицензий. Расширение ареала соболя происходило как бы «рывками», повторяющимися через несколько лет. Особенно мощные «волны» расселения были отмечены в 1957/58, 1963/64 и 1968/69 годах. Как это ни парадоксально, а основную роль здесь сыграли неурожаи кормов, принуждавшие соболя расселяться более широко и осваивать новые районы. То есть опять-таки естественные причины дали тот результат, которого не могли добиться искусственными мерами.

Большая подвижность соболей в 1963 и 1968 годах была заметна уже в октябре — начале ноября. С выпадением снега соболь массами «стекал» с гор в долины ключей и рек и двигался вниз по течению. Зверьки часто появлялись в местах, где их не встречали десятилетиями, подходили к околицам селений, охотно шли в самоловы на любые приманки. Отловленные зверьки были необычно худы. К весне началось возвращение мигрантов в обжитую часть ареала, однако его площадь в целом заметно увеличилась. Вполне возможно, что при этих массовых миграциях действовали какие-то другие популяционные механизмы, наукой еще не раскрытые.

Соболь — представитель таежной фауны; в Амуро-Уссурийском крае проходит южная граница его распространения. В настоящее время на восточных склонах Сихотэ-Алиня соболь полностью заселяет бассейны Тумнина, Коппи, Ботчи, Нельмы и Самарги. Южнее устья реки Максимовки граница отодвигается от моря, затем отклоняется на юго-запад, огибает бассейн Пещерной и уходит на север. Вдоль западных предгорий Сихотэ-Алиня она, поднимается до села Шелихово на Амуре.