От нее, кстати, он получил толстое письмо. Герцог Кастропиньяно, пятидесятилетний неаполитанский генерал, услышал ее пение и тотчас предложил очень выгодный годичный контракт в театре Сан-Карло. Она попросила на раздумья восемь дней. К письму был приложен контракт, который она обещала подписать только при согласии Казановы, так как ее желанием было служение ему и только ему.

Кроме того, Тереза предлагала Казанове приехать к ней в Неаполь, а если он не захочет, она готова была порвать предложенный контракт и поехать с ним, куда ему будет угодно.

Наверное, первый раз в жизни Казанова тщательно обдумывал свое решение. Он попросил курьера прийти за ответом только на следующий день. Он колебался. Стоило ли Терезе терять такой шанс? Может ли он вернуться в Неаполь, чтобы жить как жиголо при певице? Нужно ли ему закабалять себя браком в двадцать лет?

Вопросов было много, и вариантов ответов на них — не меньше. Чтобы выиграть время, он написал Терезе, что закончит свои дела и обязательно разыщет ее в Неаполе. Пока же он посоветовал ей жить так, чтобы он не краснел за нее. А еще он написал, что, благодаря своей красоте и таланту, она может сделать блестящую карьеру, однако, если что, он не станет играть роль терпеливого супруга или услужливого любовника.

На это Тереза ответила ему покорно и печально: она будет ждать, пока он будет ей писать. А 2 апреля 1745 года Казанова прибыл в Венецию. Это был его день рождения.

В военном министерстве Венеции Казанова встретился с майором Пелодоро, и тот сказал ему, что один лейтенант хочет продать свой офицерский патент за сто цехинов и Казанова может попытаться получить его. Кроме того, ему было предложено поехать в Константинополь в качестве сопровождающего при венецианском посланнике Франческо Венье.

В результате, Казанова поступил на службу в качестве фенриха (это звание не считалось офицерским и присваивалось кандидатам на первое обер-офицерское звание). Он был причислен к полку, который стоял на острове Корфу.

5 мая 1745 года с пятьюстами цехинами в кармане Казанова поднялся на борт корабля. Прежние проблемы были забыты, перед ним открывалась завидная карьера, которая, возможно, лет через десять-пятнадцать приведет его к чину генерала. В красивом мундире и с такой суммой денег Казанова не сомневался, что скоро ему будет принадлежать полмира.

На Корфу Казанова целый месяц ждал прибытия посланника Венье. Все это время он днем и ночью сидел в кофейне, играя в фараон, и деньги закончились. Деньги вообще имеют одно удивительное свойство: им конкретный человек нужен гораздо меньше, чем они нужны конкретному человеку.

Короче говоря, этот месяц на Корфу стал для Казановы настоящей пыткой. Потом, уже оставшись совсем без средств, он попытался соблазнить некую Адриану Фоскарини, урожденную Лонго, которая была на пять лет старше его. Красавица (она, кстати, была замужем) не уступила, и Казанова так и не добился своей цели. В конечном итоге, горе-офицер и горе-любовник покинул Корфу решительно и без всякого сожаления.

14 октября 1745 года, решив для себя, что военный — это не профессия, Казанова вновь приехал в родную Венецию.

К своему удивлению, никого из бывших друзей и покровителей он не нашел. Его бывшие подруги все повыходили замуж и не желали его больше видеть. Сестра Казановы уехала к матери в Дрезден, а брат Франческо находился в форте Сант-Андреа, где копировал батальные картины по заказу одного майора, закадычного друга Антонио Рацетты.

Казанова поселился у своего брата Франческо в меблированной комнате. Подумав немного, чем бы заняться, он решил взяться за профессию игрока в карты и… через неделю проиграл все, что было у его брата.

И что было делать? Казанова вдруг вспомнил о том, что доктор Гоцци неплохо обучил его игре на скрипке, и он подумал, что вполне мог бы пиликать в каком-нибудь театральном оркестре.

Таким образом, Казанова стал второсортным оркестрантом в театре Сан-Самуэле, где работали раньше его отец и мать. Там ему платили один экю в день, и это позволяло как-то жить в ожидании лучших времен. По сути, это было падение… в оркестровую яму. Казанова храбрился, заявляя, что зарабатывает вполне достаточно. В глубине же души он чувствовал себя пристыженным и униженным. А что происходит со слабым человеком, когда он понимает, что не имеет права на уважение окружающих? Правильно, он опускает руки, плывет по течению и превращается в откровенного бездельника.

Каждый раз после спектакля Казанова шел в кабак или в бордель. Его любимым развлечением было подраться с кем-нибудь из таких же бессмысленных гуляк, отвязать чужую гондолу у берега или свалить на землю какой-нибудь памятник…

Спас Казанову от неизбежного печального конца счастливый случай.

В апреле 1746 года сеньор Джироламо Корнаро, старший сын в семействе Корнаро-делла-Реньо, сочетался браком с девицей из семейства Соранцо на площади Сан-Поло, и Казанова имел честь присутствовать на этом торжестве. Он играл роль деревенского скрипача, находясь среди многочисленных оркестрантов, игравших на балах, которые давались в течение трех дней в палаццо Соранцо.

Фактически, это была не просто игра на скрипке на чьей-то свадьбе. Это сама удача дала Казанове знак. Имя этой удачи — Маттео-Джованни Брагадин.

Их случайная встреча круто повернула ход жизни Казановы в Венеции. Произошла она сразу после выступления в палаццо Соранцо, когда на третий день, к концу праздника, за час до рассвета усталый до изнеможения Казанова бросил свое место в оркестре и отправился домой.

Спускаясь по лестнице, Казанова увидел человека, судя по красной мантии, сенатора, намеревающегося сесть в гондолу. Вынимая из кармана платок, этот человек незаметно для себя обронил какое-то письмо. Казанова поспешил подобрать его и вручил сенатору находку. Тот поблагодарил его, спросил, где он живет, и предложил место в своей гондоле. Предложение это было как нельзя кстати, ведь Казанова страшно устал. Он поклонился и был посажен на скамью слева от сенатора. Едва они отчалили, как сенатор попросил Казанову встряхнуть его левую руку: он сказал, что совсем перестал ее чувствовать. Казанова дернул его за руку, но тут сенатор еле слышным голосом сказал, что теперь онемела вся левая половина его тела и он умирает. Тогда Казанова крикнул гондольерам, чтобы они немедленно высадили его, надо было найти хирурга и сделать сенатору кровопускание. Едва гондола успела коснуться набережной, как Казанова выскочил из нее, кинулся в ближайшее кафе, и там ему указали адрес хирурга. Чуть не разбив ударами кулака дверь дома, он разбудил его и потащил, не дав даже времени снять ночной халат, к умирающему.

В то время как полусонный хирург делал свое дело, Казанова разорвал на компрессы и бинты свою рубашку. Приказав лодочникам налечь на весла, он через несколько минут доставил сенатора к его дому на Санта-Марина. С помощью проснувшихся слуг он вынес его из гондолы, перенес в дом и положил на кровать в спальне.

Сенатор почти не подавал признаков жизни. Взяв на себя роль распорядителя, Казанова послал слугу привести как можно быстрее еще одного врача. Явившийся доктор одобрил принятые до этого меры и произвел второе кровопускание.

После этого, считая себя вправе остаться возле больного, Казанова расположился рядом с его постелью в ожидании, когда потребуется новая помощь. Через час, один за другим, появились еще два сенатора, хорошие друзья больного. Оба они были очень встревожены и, узнав от гондольеров о роли Казановы в оказании помощи их несчастному товарищу, подступили к нему с расспросами.