«Вчера рапорт подавал, сегодня чуть не целуется», — думалось мне.

Сосин поднялся на борт танкера. Увидя меня, виновато улыбнулся, подошел, протягивая руку.

— Вы уж извините меня за вчерашнее, — начал он, глядя на меня своими карими теплыми глазами. — Сколько неприятностей я имел из-за своей невыдержанности. И с начальством и с подчиненными. Клялся, что буду сдерживаться. Вы не обращайте, пожалуйста, внимания. И впредь тоже, прошу, не обижайтесь. Я не со зла. Ну, подумайте — сказать, что танкер не будет работать! Его же вокруг Европы вели. Ведь на днях «Кубань» приходит. Черт знает что! — Вениамин Ефимович снова начал распаляться.

«Ну и порох», — с опаской подумал я, глядя на морагента, но тот, что-то заметив в моем лице, засмеялся, блеснул белыми вставными зубами, обнял за плечи:

— Вот видите, опять… Так не сердитесь? Нет? И уговор — не обижаться. Даете слово?

— Не обижаюсь. Даю слово.

— Так вот, — быстро заговорил Вениамин Ефимович, — механик у вас молодец. Сегодня увезем насос в мастерскую. Будет готов через пять дней. Подогрев мазута сделаем своими силами. Как, залили каюты флитом? Хорошо. Клопов не будет. Баню обязательно нужно наладить. Камбуз тоже. Прежде всего, чтобы люди чувствовали, что они на настоящем судне. Сколько человек уехало? Как их фамилии? Я им устрою весело. Плавать больше не будут. Банан-щики…

Морагент провел на танкере целый день. Он лазил в насосную, в машину, в танки, в помещения команды. Он давал советы, показывал, как и что нужно делать, на камбузе вместе с боцманом перекладывал плиту, рисовал схему подогрева. Он шутил, рассказывал анекдоты, подсмеивался над недовольными, кричал на нерадивых и скоро стал любимцем команды. За ним укрепилось прозвище Беня Крик, данное механиком. К вечеру старик устал. Он как-то посерел, тяжело дышал. В кают-компании Вениамин Ефимович вытащил из кармана пузырек и капнул из него на кусок сахара.

— Нитроглицерин, — извиняющимся голосом сказал Беня Крик. — Мотор сдает. Пожалуй, я останусь у вас ночевать. Тут на диване.

Желтый язычок керосиновой лампы тускло освещает кают-компанию. В углах темно. Не спится. Тикают корабельные часы, привернутые к переборке. Поздно. Из своей каюты я слышу, как ворочается на диване Сосин. Вот он задувает лампу. Потух последний иллюминатор, отбрасывающий блестки на черную воду. Танкер погружается во мрак. Он дремлет у тихого причала, и только шум моря напоминает ему о битвах с океаном, которых больше никогда не будет.

Но дремать танкеру не дали. С этого дня начался штурм. В котельной в две смены работали сварщики, заваривая потекшие дымогарные трубы, матросы вместе с кочегарами чистили насосную, где по щиколотку стоял мазут, боцман и Таня с Клавой выкрасили столовую команды, камбуз и кают-компанию. Давно уже в грелках булькал пар, работала баня. Беня Крик появлялся везде. Он возникал, как джинн из бутылки, — с шумом, свистом, шипением. Потом затихал. Его знали все в городе. Для него не существовало невозможного. Он обладал чудовищной силой убеждения. Потом ежедневно к танкеру подкатывал грузовичок Сосина, и из него, к изумлению и радости команды, выгружали необходимые, очень дефицитные материалы для ремонта. В мастерской спешно чинили насос.

Теперь далекий причал, у которого стоял танкер, уже нельзя было назвать «задворками жизни». Ночью судно, залитое электрическим светом, выглядело настоящим действующим танкером, на палубе гремело радио. Подлатали котел, отремонтировали самый мощный из трех насосов, пустили в ход второе динамо.

В конце концов наступил день, когда Сосин сообщил мне о том, что в порт приходит «Кубань». Я пришел на танкер озабоченный и вызвал старшего механика к себе.

— Ну, Владимир Алексеевич, через три дня здесь появится «Кубань». Не опозоримся?

Механик отрицательно покачал головой:

— Не должны. Сейчас начну подогревать.

Вся сложная система подогрева мазута пришла в негодность. Механик вместе с Сосиным придумали свою систему из хитроумного сочетания труб, клапанов и резиновых шлангов. Пар, идущий прямо в топливо, обводняя его, снижал качество. Но другого выхода не было.

Вечером в танки пустили пар. Каждый считал своим долгом по нескольку раз подходить к горловинам и прислушиваться к тому, как бурлит внутри судна разогретый мазут. Через двое с половиной суток палуба и крышки танков сделались горячими. Нетерпение у людей достигло предела.

— Давай начнем пробовать, Владимир Алексеевич, — умолял стармеха второй помощник. — Вечером «Кубань» приходит, тогда поздно будет.

Стармех ждал Сосина. Он бегал в насосную, что-то проверял, что-то подкручивал. Машинист неотлучно дежурил в насосной. Но скоро механик появился на палубе. Он опустил металлический футшток в танк. Из открытой горловинки вырвался пар. Механик дождался, когда футшток звякнул о днище, и быстро вытащил его наверх. С конца футштока легко стекали капли горячего мазута. Наконец на палубе появился Вениамин Ефимович. Он был возбужден. Еще с трапа он крикнул:

— Ну как, в порядке?

— В порядке! Пускай насос! — каким-то необычно хриплым голосом отдал команду механик.

Стоявшие на палубе замерли. Двенадцать человек экипажа танкера ждали этой минуты, три недели мы думали о ней, работали для нее. Насос зачавкал, сначала медленно, потом все убыстряя ход поршня. Все смотрели на конец толстого гофрированного шланга, из которого должен был политься мазут… Прошло две минуты. Насос захлебнулся и остановился. Из насосной раздался отчаянный крик машиниста:

— Не берет! Мазут к насосу не поступает! Пара не хватает.

— Не берет! — стоном вырвалось у стоящих на палубе людей.

Старший механик бросился к насосной.

— Иван! — крикнул он машинисту. — Посмотри там… — но голос его осекся.

По каналу, блестя черными бортами, с лоцманским бело-красным флагом на рее, медленно шла «Кубань».

…В кают-компании заседал «штаб».

— Котел не справляется с подогревом и насосом одновременно. Я этого боялся. Закрыть подогрев- мазут через несколько часов остынет. Стоит холодная погода. Что же делать? — обескураженно говорил старший механик.

— Ничего, товарищи, без паники. Что-нибудь придумаем. Это, конечно, неожиданность, но… Вот что, — вдруг вскочил с места Сосин. — Закрывайте подогрев. Начинайте давать топливо, а я сейчас вернусь. Не бойтесь ничего. Все будет в порядке.

Беня Крик выскочил из-за стола и, чуть не ударившись головой о притолоку, бросился к своему грузовичку.

На танкере закрыли подогрев мазута и начали давать топливо. Прошло несколько часов. Насос работал все с большим и большим напряжением. Мазут остывал. Сосин не возвращался, да механик >и не представлял себе, чем он сможет помочь.

И вот, когда уже не оставалось никакой надежды >и насос еле-еле двигал своими поршнями, у борта танкера появился небольшой паровой буксир «Лачплесис». На его мостике победоносно стоял Беня Крик. Буксир, сильно стукнув танкер в борт, ошвартовался по корме.

— Тяните паровой шланг. Соединяйте буксир с подогревом. Он будет давать пара столько, сколько потребуется У него в котлах десять атмосфер.

Это было совершенно невероятно. Механик бросился к Сосину:

— Вы волшебник, Вениамин Ефимович! Теперь нам ничего не страшно.

— Скорее соединяйтесь с буксиром. Мы не должны задерживать бункеровку.

Скоро насос снова застучал монотонно, размеренно.

«Кубань» закончила бункеровку вовремя. На ней не знали, какие чувства испытывает команда танкера. Принимали топливо как обычно. Хмурый механик «Кубани», набрав в бутылку горячего мазута и рассматривая его на свет, недовольно сказал:

— Воды много. После замеров придется процентов двадцать скинуть.

Так началась наша бункеровочная деятельность. Мы без конца ремонтировали танкер. Все было такое старое, изношенное, проржавевшее, что валилось от легкого прикосновения ручника. Каждый день вскрывались новые дефекты. Но, так или иначе, «Грозный» работал и выполнял свою задачу. Бункеровал суда. Механики ругались. В топливо попадало много воды, ведь его подогревали «острым паром»: совали паровой шланг прямо в мазут. Варварство, конечно. Танкер требовал капитального ремонта, но прервать бункеровку было нельзя. В Прибалтике только на «Грозном» суда могли получить топливо.