— Ни один механизм не работает? — переспросил я. — Как же мы будем бункеровать суда?

Черноморец пожал плечами. Этот вопрос его не интересовал. Он сделал свое дело, доставил судно и теперь хотел как можно скорее уехать домой.

— Ну, до завтра, — сказал он. — Бондаренко, проводи товарищей по каютам.

На следующий день мы приняли судно.

Я проснулся рано и несколько минут лежал с открытыми глазами, рассматривая свою неприглядную каюту. С отвращением посмотрел на руки, покрытые красными прыщиками клопиных укусов. За переборкой что-то скребли, гремели ведром, шаркали щеткой. Я быстро оделся, вышел из каюты. В кают-компании буфетчица Клава стояла на табурете босая, с высоко подоткнутой юбкой и с ненавистью сдирала с подволока отставшую краску. По линолеуму палубы разлились грязные серые лужи. В ведре пенилось мыло. Женщина мельком взглянула на меня, поздоровалась и молча продолжала работать. Весь ее вид показывал крайнее недовольство.

На палубе в ватниках и шапках, хотя погода стояла не холодная, покуривая, сидела почти вся команда танкера. Откуда-то изнутри судна доносился одинокий стук ручника. Лица у людей были хмурые, невыспавшиеся.

— Чего это вы такие грустные? — пытаясь пошутить спросил я, подходя к сидящим на крышке танка.

Шутку не приняли. Только машинист с подвязанной щекой и маленькими злыми глазами, сплевывая прямо на палубу, бросил:

— Будешь грустным. Всю ночь не спали. Клопов давили. Вообще, товарищ капитан…

Из машинного отделения появился перемазанный мазутом старший механик. Он безнадежно махнул рукой.

— Осмотрел все хозяйство. Из этого рая не выйдет ничего. Надо срочно сообщить в пароходство о том, что танкер бункеровать суда не может. Не то получим неприятности.

— Правильно, — поддержал механика машинист с флюсом. — Домой надо ехать.

— Действительно, жить здесь невозможно. Клопы, камбуз не работает, бани нет. Мы же люди, — сказал матрос с длинным худым лицом.

— Вы твердо уверены в том, что танкер не сможет работать? — спросил я стармеха.

— В таком состоянии он работать не может. Заявляю официально.

— Тогда пишите рапорт.

— Пожалуйста. Хоть сейчас.

— Именно сейчас.

Пошли в кают-компанию. Я принес бумагу и ручку. Механик, нахмурив брови, принялся писать. Сидели молча.

Неожиданно в кают-компании появился человек. Он был высок и тощ. Длинное форменное пальто висело на нем как на вешалке. На маленькой голове с совершенно седыми волосами сидела когда-то щегольская, сейчас выгоревшая морская фуражка. Лицо у него было худое, обтянутое темной, почти оливковой кожей. На верхней губе — седая короткая щеточка усов. И глаза — большие, круглые, карие. Птичьи глаза — ясные и живые. Над ними густые, лохматые, нависшие брови.

«Если бы на него надеть чалму, то я бы сказал, что это индиец, брамин», — подумал я, рассматривая вошедшего.

— Здравствуйте, товарищи, — сказал человек приятным хрипловатым голосом— Давайте познакомимся. Ваш морской агент, капитан дальнего плавания Сосин Вениамин Ефимович.

Я представился, представил механика.

— Так-с. Значит, приехали, — сказал Сосин, бросая фуражку на камин. — Отлично. Надо торопиться. Скоро придут суда. Начинаете работать?

— Нет. Пока не начинаем. Очень хорошо, что вы пришли, товарищ Сосин. Я только что собирался идти к вам и сообщить пароходству, что танкер не сможет работать.

— Как? — глаза морагента еще более округлились. — Как вы сказали? Не сможет работать? Опомнитесь, что вы говорите. Танкер…

— Вот механик пишет официальный рапорт об этом.

Глаза Сосина сверкнули, и на нас обрушился ураганный поток слов:

— Кто пишет? Такого старшего механика надо перевести в третьи механики. Только человек, который ничего не понимает в танкерах, может сказать такую глупость. Я всю жизнь проплавал на них. Этот танкер золото. Вы понимаете, зо-ло-то! Лучшей бункер ной базы не придумаешь. Она будет работать…

Механик бросил писать, насмешливо наблюдая за морагентом. Подумаешь, разошелся!

— Ну, вам, наверное, виднее. Тогда пускайте его сами, а по-моему…

— Что по-вашему — меня не интересует. Вы приехали работать, а не хотите работать, я вас немедленно отправлю в пароходство, а заодно вас, молодой человек, — повернулся Сосин ко мне. — Сидите здесь, как вяленая треска, вместо того чтобы заставить людей работать, подумать об их жилье, питании. Вы не на курорт приехали, а работать. Или вы думали, что попадете на лайнер Лондонской линии?

Все это Сосин кричал, устрашающе вращая глазами, жестикулируя, непрерывно двигаясь по кают-компании.

У меня от возмущения дергалась щека. Наконец я собрался с силами и обиженно сказал:

— Просил бы вас не разговаривать со мной в таком тоне. Я к этому не привык. Со мною даже начальник пароходства так не разговаривает.

— Мальчишка! — заорал Сосин. — Вы мне в сыновья годитесь. Очень жаль, что не разговаривает. А я буду. Я сорок лет плавал на танкерах, и заявлять мне, что он не будет работать, — издевательство. А вы, молодой человек, можете подать в отставку немедленно. Заменим. Вижу, что не хотите работать. Так и напишем…

Механик притих. Я видел, что с морагентом шутки плохи. Он все больше и больше приходил в ярость.

— Да не кричите вы, — наконец улучив минуту, прервал Сосина механик. — Послушайте. Дело не в нежелании работать. Все разрушено.

— Знаю. Ремонтировать надо. Невозможного нет. Говорите, чего вы требуете.

Механик начал перечислять дефекты. Казалось, им не будет конца. Сосин делал пометки в блокноте. Обиженный, я не смотрел на морагента. Такое нахальство! Когда механик закончил, Сосин вычеркнул половину замечаний.

— Для начала хватит вот этого. Согласны? Позже дойдем до всего.

Механик кивнул головой.

— Тогда начнем. Пошли… и вы, капитан.

Мы вышли на палубу. Команда продолжала сидеть на танках, оживленно разговаривая.

— Ну что, товарищи? — обратился к людям Сосин.

— А ничего, вот сидим, ждем у моря погоды.

— Капитан, троих пошлите в склад на машине, — кивнул Сосин на старенький грузовичок, стоявший у борта. — Получите рукавицы, робу, соду и обязательно флит для уничтожения клопов. Завтра сделать заявку на все остальное необходимое. Теперь, стар-мех, срочно снимайте насос и отправляйте в мастерскую. Я договорюсь. Насосную надо вычистить. Ну, давайте, ребята, кто идет на склад?

В команде молчали.

Машинист с флюсом иронически смотрел на морагента, потом лениво произнес:

— Не пойдем мы. Домой едем. Пусть на нем отдел кадров работает.

Сосин подался к говорившему:

— Не пойдешь? Домой? Больше плавать не хочешь? Ведь уволят за это.

— Пусть лучше увольняют, чем тут в грязи копаться. Верно, ребята?

Худой матрос одобрительно кивнул. Остальные молчали.

— Забирай чемодан и немедленно вон с борта. Вон! — опять взорвался Сосин, наступая на машиниста. Казалось, что морагента сейчас хватит удар. Он выпучил глаза, покраснел, сдернул с головы фуражку.

— Чего разорался? — испуганно отступал от разъяренного Сосина машинист. — Не старый режим. Я уйду.

Он скрылся в кормовом помещении.

— Кто не хочет работать, пусть идет с ним, — успокаиваясь, сказал Сосин. — Все наладится, товарищи. Разве это трудности? Вы же и не такое видели. Плавал я на спиртовозе. Вот там были трудности. На берег никто не хотел идти, все просились на зачистку танков. Боцман Махмуд Джафар-оглы…

В команде засмеялись. Сосин посмотрел на часы.

— Ладно, доскажу в следующий раз. А сейчас марш на склад.

Трое матросов пошли за морагентом. Сосин сел в кабину, помахал рукой, грузовичок зафыркал, подаваясь назад.

— Ну, как вам понравился старик? Типаж! Настоящий Беня Крик, — усмехнулся механик, когда машина уехала.

— Хамло, — раздраженно сказал я. — Много на себя берет.

Стармех ничего не ответил.

Утром к борту подкатили сварочный аппарат, в машинное отделение протянули провода, и довольный механик повел сварщика в котельную. Машинисты разбирали насос. Команда ходила в новой брезентовой робе. Вслед за сварочным аппаратом появился Сосин. Он выскочил из кабины грузовичка, в кузове которого лежали какие-то клапаны, трубки, угольники. Механик, увидевший подъехавшую машину, сбежал на берег и долго тряс руку Сосину, улыбался, показывая на привезенный материал. Они оживленно разговаривали. Я с неприязнью наблюдал за этой сценой.