Такие слова Спаситель сказал об Иуде, находившемся в глубине Аменти. Тогда Спаситель на третий день воскрес из мертвых…» (Евангелие от Варфоломея. 1-й фрагмент).

Из этого текста следует, что было провозглашено нечто вроде отлучения Иуды (несомненно аналогичного страшному иудейскому херему и предвосхитившего позднейшее римское отлучение), после чего для верности его повесили (обычный судебный ритуал в иудейском законе) и вспороли ему живот сикой.

В этом тексте заметно, как от одной фразы к другой нарастает ярость проклинающего, и можно проследить, как с каждой строкой усиливается его ненависть, как он старается придать этому странному тексту побольше силы. Но здесь есть и неявное признание казни Иуды. Надо быть таким же слепым, как злополучный Елима бар-Иисус в Пафосе[165], чтобы этого не заметить. Что касается «ангелов» из последних строк (angetus по-латыни, aggelos по-гречески означает «вестник»), мы увидим, что это просто-напросто «посланники», избранные для совершения этого акта мести.

Остается выяснить дату казни Иуды. Ее можно отнести, судя по самому тексту, на третий день после смерти Иисуса, как свидетельствует и последняя фраза.

Похоже, что и жену Иуды, которая, согласно другому апокрифическому Евангелию, была кормилицей сына Иосифа Аримафейского, тоже убили. Вот почему текст утверждает, что его жилище опустело, более того: «его жилище опустошили». Следовательно, там не оставили ни одного живого существа. Но, коль скоро уточняется, что его жена кормила грудью сына Иосифа Аримафейского, это значит, что она недавно стала матерью. Отсюда заключаем, что сын Иуды и его супруги тоже должен был погибнуть, несмотря на юный возраст.

Здесь мы сделаем отступление. Евангелие от Варфоломея в одном из фрагментов уточняет, что Иосиф Аримафейский пошел за своим ребенком в дом Иуды Искариота после ареста Иисуса на Масличной горе. Но поскольку большей части апокрифов свойственна тенденция описывать чудеса, здесь сказано, что он пошел по просьбе самого ребенка, который больше не мог выносить злобности жены Иуды.

У ребенка, который еще сосет грудь кормилицы, подобной щепетильности не бывает. Он не разговаривает или почти не разговаривает. Значит, это надо понимать так: Иосиф Аримафейский, предупрежденный о том, что случится в жилище Иуды, опередил группу сикариев, отправленных учениками, чтобы осуществить приговор предателю и его родным, и пришел вовремя, чтобы забрать до их прихода собственного ребенка.

Как звали ребенка Иуды Искариота? Отметим, что Евангелие от Варфоломея говорит о нем в мужском роде, стало быть, это мальчик. Генеалогическое древо его отца позволяет предположить, что его звали Симон — в силу некоего фамильного обычая, который позволяет выявить генеалогия; происходит чередование имен:

Как умерли жена Иуды и его маленький сын? Прежде всего напомним, что мы имеем дело с фанатичными традиционалистами, сторонниками той «четвертой секты», основанной Иудой из Гамалы, о которой сообщил Иосиф Флавий. Это интегристы в чистом виде.

Поэтому мы можем быть уверены, что, убивая молодую жену Иуды Искариота и его ребенка, они следовали «ритуалу», обычному при подобных обстоятельствах. С ними сделали все то же, что и с Искариотом, потому что все имело показательный характер.

Этот ритуал описан уже в псалме 69 [68], стих 26, и в псалме 109 [1081, стихи 8-12. Он предписывает, чтобы и? жилище стало пустым и обратилось в развалины. Женщину и ребенка, вероятно, увели, а дом несомненно сожгли.

Как должна была погибнуть супруга Иуды? На след нас наведет одна фраза Иисуса, неявно указывающая на некоторые обычаи этих ближневосточных регионов:

«Горе же беременным и питающим сосцами в те дни…» (Лук., 21:23).

К молодой супруге Иуды относится последнее. Действительно, в отношении первых при разграблении захваченных городов общий обычай всех народов этих краев состоял в том, чтобы вспарывать им живот от лобка до грудной кости, а потом разрубать надвое матку.

Что касается вторых, то либо с ними делали то же самое, а ребенку разбивали голову о стену, либо бросали его под колесо повозки, либо (если у победителей было время) его толкли в одной из больших ступ, распространенных в этих местах.

Бывало, и взрослых толкли в ступах в человеческий рост (4 Цар., 8:12, 15:16; Амос, 1:13; Ис., 13:16, 14:21; Наум, 3:10; Осия, 10:14, 13:16).

Или же, как поступали воины Антиоха IV, царя Сирии, по прозвищу Эпифан (Прославленный), который с 174 по 164 год до нашей эры преследовал евреев, был побежден Маккавеями и умер в буйном помешательстве, детей вешали за шнур на шею матери, которую также вешали в собственном жилище, чтобы окончательно осквернить его присутствием трупов.

«Они вешали детей на шее их матерей во всех домах, где их находили» (Первая книга Маккавеев, 1:64).

Эта жестокость не была чужда и Израилю, ведь в Ветхом Завете мы читаем, что виновных обрекали на смерть вместе с женами, детьми, слугами и рабами, а также домашними животными, стадами и т. п.

Такая традиция в тех краях жива и по сей день. Во время египетской революции в Каире мятежники, захватив дворец бывшего короля Фарука, перебили всех домашних животных молодой королевы и короля и выкололи глаза всем пони из королевских конюшен.

Если бы мы были уверены, что Иуда действительно купил поле на деньги, полученные в награду за поимку Иисуса, мы могли бы рассмотреть и еще одну гипотезу. Апокрифы утверждают, что супруга Иуды бесконечно требовала от него денег; якобы это из-за нее он стал вором, похищая средства из общего денежного ящика учеников. Он, конечно, был молод, и она тоже.

В таком случае переезд Иуды, купившего поле, в жилище, находящееся в Иерусалиме (или под ним), из Галилеи, из дома его отца Симона в Капернауме, говорит о желании Иуды освободиться от мессианистской среды. Тогда можно предположить, что он выдал своего дядю, «Сына Давидова» и царя Израиля, только затем, чтобы положить конец этой страшной и безнадежной борьбе и наконец избавиться от своей роли сикария, чтобы отныне жить мирно, возделывая свое поле и наслаждаясь обретенной семейной жизнью.

В любом случае приход сикариев покончил с этой мечтой, как бы то ни было, и вследствие безжалостной мести мессианистов появилось еще три трупа.

Проблемой, к которой редко обращались в своих исследованиях об Иисусе и самые либеральные историки, была его интимная жизнь как мужчины. Робость, боязнь враждебной реакции, изначальная догматическая слепота — как будто один только намек уже вызовет скандал.

А ведь иудейская религия делала брак и произведение на свет законных детей обязанностью, которую мало кто из евреев смел нарушить. Несомненно, сошлются на ессеев. Но Иисус никогда не был ессеем: его речи, тот факт, что он пил вино, признавал жертвоприношения животных, пренебрегал физической чистотой[166], а также нарушал самые обязательные обычаи традиции Моисея в некоторых сферах, показывают, что ессеем он никогда не был. Самое большее — почти с уверенностью можно полагать, что он принадлежал к тем экстремистам, выходцам из знаменитой секты, которые, как уточняет Дюпон-Соммер, образовали крупное экстремистское политическое течение, куда входили зелоты.