Почему Ирод Антипа, тетрарх Галилеи и Переи, уже в то время хотел убить Иисуса? Да потому, что тот имел законное право на престол как потомок царского и Давидова рода, после своего отца Иуды из Гамалы, и декларировал это право, называя себя царем. Ведь иначе откуда такая ненависть со стороны тетрарха? Потому что тот не прочел ему наставлений в морали и благочестии, какие читал народу? И не принес ему тем самым мнимую благую весть?

Так вот, Иисус действительно предстал перед ним после своего ареста, и рассказ об этом противоречит предыдущему:

«Пилат, услышав о Галилее, спросил: разве он галилеянин? И, узнав, что он из области Иродовой, послал Его к Ироду, который в эти дни был также в Иерусалиме.

Ирод, увидев Иисуса, очень обрадовался, ибо давно желал видеть Его, потому что много слышал о Нем и надеялся увидеть от Него какое-нибудь чудо, и предлагал ему многие вопросы; но Он ничего не отвечал ему. Первосвященники же и книжники стояли и усиленно обвиняли Его. Но Ирод со своими воинами, уничижив Его и насмеявшись над Ним, одел Его в светлую одежду и отослал обратно к Пилату. И сделались в тот день Пилат и Ирод друзьями между собою, ибо прежде были во вражде друг с другом» (Лук., 23:6-12).

Так вот, Даниэль-Ропс пишет: большинство комментаторов считает, что эта одежда была белой туникой, аналогичной той, какую надевали в бой римские военные трибуны, либо речь идет о белой одежде, какую были обязаны носить в Риме кандидаты во время выборов, — toga Candida [белоснежная тога (лат.)].

Как в том, так и в другом случае Ирод хотел этим показать, что рассматривает Иисуса как военачальника либо как человека, домогающегося должности. Намек ясен и подтверждает наш тезис: Иисуса преследовали как мятежника, претендента на престол, партизанского командира, в конечном счете и по жизненной необходимости занявшегося разбоем[111], но ни в коем случае не как богохульника. Процесс Иисуса — полуполитический и полууголовный, не более того, но разделить две этих стороны не представляется возможным.

И анализ обвинительного акта нам теперь это покажет.

Различные волнения, вызванные мессианистской и интегристской деятельностью Иисуса, то, что мы назовем «Великим восстанием» с учетом его важности для последующей мировой истории и которое закончилось лишь с окончанием эры Рыб, продлились самое большее года четыре.

Чтобы иметь возможность свободно перемещаться по стране с массой в несколько тысяч человек — вооруженных партизан, которые, по обычаям всего Ближнего Востока, водили с собой жен и детей, не работали, потому что оторвались от своей обычной жизни, понемногу став людьми вне закона (barjonnas по-аккадски), а значит, неизбежно, волей-неволей жили за счет населения (Марк, 6:35), Иисус должен был либо внушать страх оседлому и «неприсоединившемуся» населению, либо пользоваться его молчаливым содействием.

Впрочем, то же было и в Иерусалиме, и нижеприведенный отрывок из канонических Евангелий показывает это так ясно, что возразить невозможно:

«В тот день пришли некоторые из фарисеев и говорили Ему: выйди и удались отсюда, ибо Ирод[112] хочет убить Тебя» (Лук., 13:31).

А если взять Иоанна (7:30 и 7:44), видно, что стражники Храма уклонялись от его ареста, а члены синедриона благодушно довольствовались видимостью объяснения.

Легко понять, что эти места были целиком выдуманы безымянными писцами IV века, которые пытались объяснить эту удивительную и постоянную безнаказанность.

Ведь в ту эпоху было немыслимо, чтобы храмовые или какие-то другие безвестные стражники могли свободно обсуждать приказ, полученный от законной власти, решая, выполнять им его или нет. Впрочем, и в последующие двадцать веков во всех армиях мира отказ от повиновения со стороны солдата карался смертью.

Таким образом, Иисус долгое время пользовался тайным сочувствием одних, осторожным нейтралитетом некоторых других и враждебным равнодушием третьих.

Потом Рим, потеряв терпение, наконец решил с ним покончить, и тогда официальному иудаизму пришлось занимать определенную позицию. Вероятно, Пилат решил взять заложников и даже нанести удар по всей еврейской общине в целом, которую он не без оснований подозревал в соучастии. И тогда синедриону пришлось выбирать.

Это подтверждает одна фраза из Евангелий:

«Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Иоан… 11:49–50).

Таким образом, деятельность Иисуса и его отряда зелотов в конечном счете навлекла угрозу гибели на весь еврейский народ.

Это никого не удивит, если вспомнить рассказы Иосифа Флавия, в которых римляне депортируют и продают в рабство целые селения, виновные в поддержке еврейского сопротивления.

А первосвященника Каиафу никак нельзя заподозрить в эгоистичном расчете: Евангелие от Иоанна в этом месте уточняет, что он говорил не от себя, а в настоящем пророческом исступлении, то есть по божественному наитию, которое при этом обстоятельстве признает за ним само Евангелие.

Вполне вероятно, что Павел, «визионер», распространил представление об Иисусе, умирающем за духовное (а уже не материальное) спасение всех народов (а уже не одного израильского), исходя из этой очень ясной и очень простой фразы.

Таким образом, только чтобы польстить императорской власти, Риму, и в частности Константину, безымянные писцы IV века, уже будучи антисемитами, постарались представить дело так, что евреи остервенело преследовали Иисуса, а Пилат упорно пытался его оправдать, тогда как все было явно наоборот. Потому что некоторые события и их продолжительность опровергают утверждения, будто евреи хотели погубить Иисуса.

Если бы они этого желали, сделать это им было бы очень просто, и достаточно давно; это подтверждают и Евангелия: «Каждый день с вами сидел Я, уча в Храме, и вы не брали меня» (Матф., 26:55).

Какой очевидный, известный истории факт мог переполнить чашу и побудить Пилата покончить с этим делом? Следует принять во внимание одну гипотезу, и сейчас мы ее рассмотрим.

У Луки мы читаем:

«В то время пришли некоторые и рассказали Ему о галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их» (Лук., 13:1).

Согласно хронологии, принятой Даниэлем-Ропсом в книге «Иисус в Его время», этот эпизод можно отнести к январю 30 года. Допустим, что эта дата верна, и возьмем Иосифа Флавия, его «Иудейские древности», книгу восемнадцатую:

«Также и самаряне не удержались от возмущения. Их смутил некий лживый человек, который легко влиял на народ. Он побудил их собраться к нему на гору Гаризим[113], которую они считают особенно священной. Тут он стал уверять пришедших (отовсюду) самарян, что покажет им зарытые здесь священные сосуды Моисея. Самаряне вооружились, поверив этой басне, и расположились в деревушке Тирафане. Тут к ним примкнули новые пришельцы, чтобы возможно большей толпой подняться на гору. Однако Пилат предупредил это, выслав вперед отряды всадников и пехоты, которые, неожиданно напав на собравшихся в деревушке, часть из них перебили, а часть обратили в бегство. При этом они захватили также многих в плен. Пилат же распорядился казнить влиятельнейших и наиболее выдающихся из этих пленных и беглецов.

Когда этим дело кончилось, представители верховного совета самарян явились к бывшему консулу Вителлию, который теперь был прокуратором сирийским, и стали обвинять Пилата в казни их погибших единомышленников, говоря, что последние пошли в Тирафану вовсе не с целью отложиться от римлян, но для того, чтобы уйти от насилий Пилата. Тогда Вителлий послал Марцелла, одного из своих приближенных, в Иудею, чтобы принять там бразды правления, Пилату же велел ехать в Рим для ответа перед императором в возводимых на него обвинениях. Проведя в Иудее десять лет, Пилат поехал в Рим, так как не смел ослушаться приказания Вителлия. Но раньше, чем он успел прибыть туда, Тиберий умер» (Иосиф Флавий. Иудейские древности. XVIII, 4. Т. 2. С. 313–314).