В самом деле, как допустить, чтобы в первый день Пасхи, который обязательно следовало посвящать отдыху, и этот обычай соблюдался столь же строго, как и в шаббат (Исх., 12:16), кому-то пришло в голову арестовывать Иисуса, обвинителям — совещаться меж собой, а потом с Понтием Пилатом, Иосифу Аримафейскому — покупать плащаницу и хоронить Иисуса?

В своей «Пасхальной хронике» (во вступлении) древний автор Аполлинарий совершенно справедливо отмечает, что смертная казнь в Иерусалиме в столь священный день, как 15 нисана, осквернила бы праздник Пасхи и даже могла бы вызвать восстание еврейских масс. Рим, осторожный в отношении всех этих деликатных моментов, соглашавшийся убирать и прятать значки своих легионов во время их пребывания в Иерусалиме, забравший золотые щиты, предназначенные для Храма, потому что они были преподнесены людьми необрезанными, и столько раз выказывавший уважение к иудейскому культу, на подобную судебную провокацию не пошел бы.

С другой стороны, евреи едва ли могли бы уклониться от присутствия на казни, коль скоро они (согласно Евангелиям) умоляли Пилата арестовать Иисуса. Так вот, Закон относительно Пасхи однозначно гласит: «Никакой работы (в этот день) не работайте» (Числ., 28:18).

В эти священные дни Иерусалим наполняли тысячи паломников. В такой день ни римской претории, ни иудейскому синедриону было не до суда над Иисусом. Когда через несколько лет Симон Петр был арестован также на пасхальной неделе (за новый мятеж), Ирод Агриппа позаботился перенести суд над ним на время «после Пасхи» (Деян., 12:4).

Кстати, сами синоптики подтверждают, что этот арест и последующий суд не могли произойти подобным образом: «(Первосвященники и книжники) говорили: только не в праздник, чтобы не произошло возмущение в народе» (Марк, 14:2; Матф., 26:5).

К тому же допрос Иисуса в пасхальную ночь был невозможен с юридической точки зрения, а как фарисеи и законоучители были связаны теми тонкостями и теми табу, которые накладывал Закон, известно.

На самом деле в городе без ночного освещения, где, как во всех античных городах, действовал драконовский комендантский час (во избежание пожаров), было физически невозможно сразу после ареста Иисуса и к часу ночи собрать синедрион, состоящий из семидесяти двух членов — сплошь стариков, глав «коганим», писцов, старейшин народа и многочисленных свидетелей.

Помимо того, синедрион для суда по уголовным делам мог по Закону собираться только днем и ни в коем случае ночью, «ибо сумерки искажают суждение человека». С другой стороны, по уголовным делам, когда обвиняемого признавали виновным, приговор можно было выносить только на следующий день.

Вот почему по Закону «уголовный процесс никогда нельзя начинать накануне любой субботы или накануне религиозного праздника» (Мишна, Санхедрин IV // Вавилонский Талмуд. С. 32).

С другой стороны, 15 нисана, в день, когда отдых был столь же обязателен, как в шаббат, Симон Киринеянин не мог «идти с поля» (Марк, 15:21), где он, стало быть, работал (Числ., 28:18), равно как нельзя было его заставить помогать Иисусу нести перекладину креста, потому что это работа.

Наконец, выход Иисуса, за которым следовали ученики, после пасхальной (или претендующей на это название) трапезы, описанный у Марка (14:26), не соответствовал формальному предписанию Книги Исход (12:22), категорически запрещавшему покидать жилище, где проходила священная трапеза, до следующего утра:

«А вы никто не выходите за двери дома своего до утра» (Исх., 12:22).

На улицах Иерусалима могли находиться и передвигаться по ним только римские патрули, следившие, чтобы праздник не был испорчен новым мятежом. И любой еврей (которого по характерному костюму было легко узнать) был бы немедленно задержан как подозрительный.

Ряд несуразностей и очевидных противоречий продолжается и далее.

Главная претензия, оправдывавшая арест Иисуса, заключалась в том, что он называет себя царем. Именно это будет гласить надпись, которую Пилат напишет лично и велит, по обычаю, прибить над крестом. Именно в этом прокуратор обвинит его во время допроса, и Иисус не станет этого отрицать (Марк, 15:2).

Это типичный мятеж. И чтобы захватить Иисуса, окруженного своими людьми, причем все они были вооружены мечами, которые он советовал им купить, продав при необходимости плащ (Лук., 22:36), Пилат отправил целый вооруженный отряд, состоявший из когорты[109], то есть шестисот ветеранов, отборных солдат под командованием трибуна[110], военного магистрата в ранге консула (Иоан., 18:3 и 12). Контингент вооруженных левитов, который синедрион добавил к этой маленькой римской армии, присутствовал там лишь для демонстрации лояльности официального иудаизма.

Таким образом, все заставляет полагать, что Пилат, отправив этот карательный отряд, сделал это затем, чтобы Иисуса наконец взяли в плен и привели к нему. Ничего подобного! Согласно безымянным составителям Евангелий, Иисуса повели к представителям иудейских религиозных властей, и весь процесс по сути строился на обвинении в богохульстве.

В крайнем случае можно было бы допустить, что его для начала поведут к Ироду Антипе, поскольку последний был тетрархом Галилеи и Переи и представлял светскую власть, которую Рим признавал законной. Ирод Антипа как раз в те времена находился в Иерусалиме, у себя во дворце, и Иисус как галилеянин был подвластен ему.

Так вот, наши Евангелия утверждают, что поначалу Иисуса повели:

а) «к Каиафе первосвященнику» (Матф., 26:57);

б) «к первосвященнику» (Марк, 14:53);

в) «в дом первосвященника» (Лук., 22:54);

г) «к Анне; ибо он был тесть Каиафе, который был на тот год первосвященником» (Иоан., 18:13).

Так к Анне или к Каиафе в конце концов повели сначала Иисуса?

И Даниэль-Ропс в смущении замечает: «Неприятность состоит в том, что текст четвертого Евангелия в этом месте довольно невнятен. Сказано, что Иисуса поначалу повели к Анне, тестю Каиафы, „который был на тот год первосвященником“ (Иоан., 18:13). Далее следует сцена допроса и отречение святого Петра, похоже, тот же эпизод, который у синоптиков происходит в доме Каиафы; далее стих 24 гласит: „Анна послал Его связанного к первосвященнику Каиафе“. Чтобы одновременно соблюсти логическую последовательность и добиться согласования с синоптиками, стих 24 надо поместить после стихов 13–14, где, кстати, он и находится в древнем сирийском манускрипте и у святого Кирилла Александрийского. Но в таком случае неизвестно, что сказал Иисусу Анна!» (Daniel-Rops, Henri. Jesus en Son temps. Paris. 1945. P. 496).

Фактически Даниэль-Ропс, не желая этого, через несколько страниц (с. 501) показал, что в ходе этого допроса израильский первосвященник не смог найти никакого повода для обвинения Иисуса в богохульстве. Таким образом, в эпизоде, когда Иисус предстает перед синедрионом, мы видим вымысел безымянных писцов IV века, которые, будучи греками и антисемитами, пытались избавить Рим от ответственности за смерть Иисуса. В ту эпоху христианство было государственной религией Римской империи, и императорскую власть надо было обелять во что бы то ни стало.

Напротив, вполне возможно, что Иисуса для начала и в первую очередь привели к тетрарху, потому что Ирод Антипа представлял светскую еврейскую власть, тогда как Пилат — светскую римскую власть, оккупационную и покровительствующую первой, а значит, более высокую инстанцию.

И опять-таки обвиняли Иисуса в притязаниях на царский титул. Доказательство этому мы находим в таком отрывке, относящемся к прежней деятельности Иисуса:

«В тот день пришли некоторые из фарисеев и говорили Ему: выйди и удались отсюда, ибо Ирод хочет убить Тебя. И сказал им: пойдите, скажите этой лисице…» (Лук., 13:31).