Этот спокойный период оказался очень коротким: новый захват земель богачами пробудил в крестьянах сопротивление и привел к новому витку восстаний. И продвижение варваров вновь стало угрожать Китаю. Потомки чжурчжэней, основателей династии Цзинь, — маньчжуры — все больше и больше давили на северо-западные границы страны. В 1636 г. их вождь принял китайское династийное имя Цин, что значит «чистота». В 1644 г. он завершил захват основных регионов империи, и это стало началом нового периода жестокого владычества варваров. Их управление государством основывалось на расовом превосходстве маньчжурских «восьми знамен», а также на сельскохозяйственных реформах и восстановлении порядка.

Именно в этот момент Запад начал расширение своих контактов с Китаем. Особенно европейцы были поражены могуществом и мудростью трех правителей династии Цин: Канси (1662–1722), Юнчжэн (1723–1736) и Цяньлун (1736–1796). Это был исключительный момент: империя достигла самого большого расширения своих границ в Новое время. Иностранцев поражало высочайшее мастерство китайских ремесленников, китайские произведения искусства вызывали восхищение качеством материала, формой, многоцветьем красок.

Впрочем, с расширением империи изменилось само понятие о границах. Русские продвинулись в Сибирь, калмыки из Джунгарии захватили сначала Синьцзян (1680–1685), а затем и Монголию (1688). Однако коренное население юга страны покорялось с большим трудом. Границы империи больше не соприкасались с малонаселенными зонами и нецивилизованными территориями. Экспансия других мировых центров препятствовала расширению. китайского влияния, не только останавливая его продвижение на внешних границах, как это сделал в VIII в. ислам, но и отбрасывая и запирая его внутри собственных границ. Китай вошел в международное сообщество, и Европа задалась «дальневосточным вопросом».

Начиная с XVIII в. во Франции разыгрывают «китайские драмы», об этих страстях мы вспоминаем и сегодня. Китай поколебал философские и религиозные основы традиционного христианского общества. Располагаясь вне традиционного круга христианского влияния и одновременно являясь колыбелью великой цивилизации политики и морали, Китай своим существованием поставил полномасштабную проблему, поднятую еще в XVI в., об открытиях, совершенных «дикарями». Впрочем, и духовное обновление, и рождение критического разума в Европе принесли свои плоды и в Китае, но эта страна всегда находилась в самом центре конфликта между религиозным сознанием и свободным мышлением.

В период Средневековья вопрос нехристианских цивилизаций казался европейцам очень простым. Другие, «неверные» — мусульмане или иудеи, тоже относились к библейской традиции, и мир делился на две группы: те, кто признавал искупительную жертву Иисуса Христа, и те, кто отказывался¹ считать это истиной, т. е. на добрых и злых.

Однако «дикари», и особенно Китай, цивилизация которого восхитила и самих миссионеров, вывели эту проблему на новый уровень: ведь история Китая свидетельствовала о возможности существования моральных добродетелей, не связанных с Откровением.

Именно среди этих опасных волнений святые отцы и открыли Китай, обычно непризнанный, географически удаленный, скрытый таинственными знаками своей письменности, возносимый до небес одними и низводимый на землю другими. Эта страна не имела лица, и каждый рядил ее в мишуру собственной философии. Но могло ли быть иначе?

Первые путешественники, которые отправились на Дальний Восток, миссионеры, торговцы или авантюристы, видели только то, что им было нужно. Подданные раздробленных и воюющих друг с другом стран Европы, они были чрезвычайно поражены постоянством и универсальностью китайской системы управления, которую не могла поколебать даже смена династии, — шли последние годы правления династии Мин. Вызвано это было тем, что вся административная система была усвоена захватчиками. Стремясь лучше понять эту гигантскую машину, от которой зависела их судьба, европейцы открыли для себя систему экзаменов. В 1615 г. священник Николя Триго исследовал принципы их проведения. Тридцатью годами позже другой автор, отец Семедо (1645), написал работу о Конфуции. Наконец, еще двадцать или тридцать лет спустя Мельхиседек Тевено (1672), а затем и отец Купле (1687) опубликовали основные тексты конфуцианской школы.

Китай в сознании французов того времени в первую очередь был интересен моделью и доктриной управления. Затем он вызывал восхищение своими идеограммами, хотя их значение в течение долгого времени оставалось неясным. Было известно, что китайская письменность способствовала письменному общению между людьми, которые не смогли бы понять друг друга, если бы они говорили словами. В принципе сходная ситуация в Европе сложилась с использованием арабских цифр. Некоторые мыслители стали мечтать об изобретении универсального языка, созданного наподобие китайского.

Среди всех сообщений, оставленных путешественниками, в том числе и самых разных описаний этого пестрого мира, которым был китайский континент, западный читатель находил только одну постоянную идею: невероятный успех китайской системы управления, который еще приукрашивала его отдаленность от Европы. Стоит отметить, что в это время совершенно отсутствовали серьезные эстетические заметки о Китае, так как европейцы оценивали восточное искусство только как мастерство ремесленников. Отец Мишель Бойм (1612–1659), польский иезуит, который проникся большим интересом к китайской флоре и фауне, восхищался:

«Китай — это мир в миниатюре, так как он включает в себя все, что есть красивого на всей остальной населенной людьми территории. В южных регионах Китая есть все фрукты и все радости, которые мы встречаем в самых разных странах юга; в других провинциях, которые располагаются на севере, можно найти все преимущества, свойственные странам севера. Небо Китая умеренно, земля повсюду крайне плодородна, море и реки, кажется, существуют только для того, чтобы обогащать эту страну. Население бесконечно обязано природе, но, впрочем, ее преимущества настолько хорошо используются, что создается впечатление, что все успехи достигаются в том числе и благодаря разуму и сноровке тех, кто здесь живет».

Экзотическое очарование и привлекательность политической системы: не в этом ли скрываются корни восхищения Китаем Лейбница, Вольтера и не этим ли порожден страстный интерес, который мы сегодня испытываем к Китаю?

В этом справочном индексе, расположенном в алфавитном порядке, можно найти большую часть важных понятий, которые встречаются в этом произведении.[116] Кроме того, как это принято в научных трудах серии «Великие цивилизации», в некоторых статьях авторы дали более подробную информацию, чем это могли себе позволить непосредственно в тексте своего произведения.

Ань Лушань (An Lushan)

Умер в 757 г. Генерал варварского происхождения, фаворит императора Сюаньцзуна из династии Тан, против которого он в итоге восстал. С этого мятежа начался упадок блистательной империи Тан.

Ань Шикао (An Shigao)

Принц из династии Аршакидов (2-я пол. II в.). Переводчик и миссионер буддийской веры. Играл очень важную роль в духовном развитии Лояна.

Аньян (Anyang)

Великая столица правителей из династии Шан-Инь. Раскопки, которые велись там с 1928 г., позволили обнаружить множество археологических находок первостепенной важности.

Арбалет

Изобретен китайцами примерно в V в. до н. э. Вероятно, парфяне открыли это грозное оружие в битвах с китайцами, затем через них арбалет попал на Запад. Но хотя Вегеций упоминает о нем в своем «Трактате о военном вооружении» еще в IV в., арбалет получает широкое использование не раньше X в.

Армия

Проблемы армии с древности были предметом множества трактатов, объединенных под названием «Сунь-цзы». Недавние археологически раскопки (1975–1978) позволили найти в могиле периода Хань, в области Линьи провинции Шаньдун, два из этих сочинений, написанных на деревянных пластинках: «Сунь-цзы бинфа» и «Суньбинь бинфа». С периода империи китайские правители постоянно колебались, выбирая между созданием профессиональной армии и принципом всеобщей воинской повинности.