Блейк никогда не интересовался, из чего сделана пахучая мазь, которой лечила его старая женщина, а также из чего варился суп, который он ел первые две недели. У него было такое чувство, что лучше ему этого не знать.
— Вы, белые, очень странные люди, — заговорил Мени Буффало. — Вы стараетесь убедить нас жить в мире, говорите, что мы не должны воевать ни с белыми, ни с другими племенами индейцев. Но посмотри, что выделаете друг с другом, и какой ядовитый у вас язык.
Блейк слабо усмехнулся.
— Да, это так. Я благодарен тебе, Мени Буффало зато, что ты не говорил на ядовитом языке, когда сказал, что поможешь мне.
— Сначала я хотел оставить тебя там. Индейцам не стоит вмешиваться в дела белых.
— В данном случае это уже не важно, — Блейк оперся на руки и, сморщившись от боли, попытался встать на колени; на лбу у него даже выступили капли пота. — Мне нужно как можно быстрее поправиться, Мени Буффало. Я хочу начать есть твердую пищу… и, возможно, завтра попробую ходить.
Индеец понимающе кивнул.
— В твоем сердце — месть. Их взгляды встретились.
— Да, — согласился Блейк. — Есть несколько людей, которые должны умереть. Кроме того, они… угрожали моей жене. Поэтому я должен вернуться в Лоренс, как только смогу держаться на лошади.
Какое-то время Мени Буффало молча курил трубку, затем произнес:
— Мой сын отвезет тебя на дорогу, по которой ездит железный конь. Так ты быстрее доберешься домой. Но прежде тебе нужно окрепнуть, если ты, действительно, хочешь отомстить и помочь своей женщине. Мы будем хорошо кормить тебя, чтобы ты как можно скорее выздоровел. Ты еще не готов, мой друг, и если отправишься в путь раньше времени, от тебя не будет никакой пользы.
Блейк дрожал всем телом от слабости и боли, пытаясь удержаться на коленях, нисколько не смущаясь своей наготы. Казалось, для индейцев это не имело никакого значения. На Блейке не было никакой одежды с тех самых пор, как его привезли сюда. Тело белого человека представляло собой сплошную открытую рану, поэтому индейцы не стали что-либо делать с ним, чтобы не причинять лишних страданий. По ночам они согревали Блейка тем, что обкладывали постель горячими кирпичами и сооружали из одеял что-то вроде палатки, чтобы раненый не мерз. Но июнь выдался на редкость жарким, а ночи были такими теплыми, что этого почти и не требовалось.
Застонав от боли, Блейк снова опустился на живот и облегченно вздохнул, лежа ничком.
— Не знаю, как и отблагодарить тебя, Мени Буффало.
— В этом нет необходимости. Я уже говорил, что хотел оставить тебя, но в этот момент над моей головой вдруг пролетел ястреб. Мне показалось, что он сказал, что я должен помочь тебе. Как видишь, я подчинился желанию ястреба. Думаю, ты хороший белый человек, Блейк. Люди, которые так поступили с тобой, должны умереть, и ты имеешь полное право убить их. Только трус мог сделать то, что они сделали. Врага нужно встречать лицом к лицу, а не избивать его сзади.
Индеец затянулся, затем что-то резко сказал жене, которая тут же поднялась, поставила на огонь сковороду и положила на нее жир бизона.
— Моя жена приготовит для тебя мясо бизона, а также даст немного хлеба и репы.
Блейк приподнял голову, чтобы взбить повыше подушку из сыромятной кожи, набитую волосом бизона.
— Я с удовольствием съем мясо, Мени Буффало. Впервые за долгое время я почувствовал голод.
— Ты встречал с нами много рассветов. Скоро будет еще одно полнолуние, как мы нашли тебя.
Блейк нахмурился; сердце его сжалось от отчаяния. Полная луна… Это же почти месяц! Значит, он пробыл здесь полных три недели! За это время с Сэм могло случиться все, что угодно!
— Я не стану долго обременять вас: хочу как можно быстрее вернуться к жене.
Мени Буффало кивнул головой.
— Моя жена знает, когда ты сможешь это сделать.
Эти слова прозвучали для Блейка словно удары хлыста. У него все переворачивалось внутри от мысли, что он еще так беспомощен, а Саманта, возможно, нуждается в нем. Что она сейчас думает? Может, считает, что он мертв? Приехал ли Дру? Не сумел ли Бичер каким-то образом добраться до Сэм?
— Как только я смогу стоять на ногах, то сразу же отправлюсь в дорогу, — заявил Блейк.
Индеец склонился к огню, держа в руках трубку.
— Запомни одно: никогда не преследуй своего врага, если знаешь, что он сильнее тебя. Ты должен как следует окрепнуть, Блейк, иначе они воспользуются твоей слабостью и победят тебя. Запомни также, все считают тебя мертвым, поэтому твое появление будет полной неожиданностью. Ты должен быть сильным, чтобы враг не смог уйти от тебя, и чтобы ты сумел, наконец, удовлетворить чувство мести, которое так мучает тебя сейчас.
Блейк смотрел на огонь. Да, он должен быть сильным, чтобы суметь отомстить, и это доставит ему огромное удовлетворение! Руки Блейка непроизвольно сжались в кулаки, он стиснул зубы, представив, как Клайд Бичер и Ник Вест заживо горят в огне…
Саманта быстро села на постели: в камеру вошел шериф, держа в руках поднос с едой. Каждый раз при этом он оставлял дверь открытой, но неизменно приковывал одну руку женщины наручниками к матрацу.
— Чтобы ты не выкинула какую-нибудь глупость, пока открыта дверь.
Шериф поставил поднос на постель и направился в угол комнаты за горшком, который он освобождал раз в две недели.
— Давно пора, — мрачно заметила женщина, когда Стивене проходил мимо.
Шериф остановился и посмотрел на заключенную.
— Да, запах в камере довольно неприятный. Тогда выпустите меня отсюда, чтобы я могла жить как нормальный человек, или, хотя бы, приносите крышку для этого горшка. И дайте мне бумагу. Кроме того, мне нужно уже сменить это платье. Я очень грязная: вы приносите мне мало воды, и я не могу как следует помыться.
— Такова жизнь в тюрьме, леди. Надеюсь, теперь ты дважды подумаешь, прежде чем совершить что-нибудь противозаконное. Ты ведь не захочешь снова попасть сюда?
Шериф ушел. Саманта посмотрела на поднос и, пододвинув его к себе, сняла салфетку. Перед ней лежало несколько картошин, кусочек цыпленка, немного хлеба и ложка вареной кукурузы. Она требовала, чтобы ей давали молоко, но, как всегда, принесли еле теплый кофе.
Саманта с неохотой принялась за цыпленка, не испытывая при этом никакого голода, просто понимая, что это необходимо. Однако, несмотря на то, что она старалась съедать все, что бы ей ни принесли, Саманта чувствовала, что теряет в весе. Ее волновало то, что недостаток еды, не говоря уже об ужасных условиях, отразятся на здоровье ребенка. Еще больше Саманту пугали предстоящие роды. В этой грязной камере примерно через пять недель должен родиться ребенок, и помогать ей в этом будет какая-нибудь неизвестная проститутка! А если схватки наступят тогда, когда она не сможет позвать на помощь шерифа? Ведь он заходил в камеру два раза в день, а в остальное время мог и не услышать ее криков. Вполне возможно, что ей придется рожать в полном одиночестве. Саманта совершенно не представляла, что нужно делать при этом. В таких условиях ее ребенок вполне может погибнуть.
Саманта уже сомневалась, должна ли она заставлять себя есть. Разве только… ради крошечной надежды, что ей все-таки удастся благополучно родить ребенка, и что они выживут? Да, ради этого она должна держаться до последнего. Ребенок — это единственное, что у нее осталось от Блейка. Если они с ним умрут, то Ник Вест и Клайд Бичер одержат полную победу.
В сердце Саманты горело желание доказать убийцам ее мужа, что они не смогли ее победить, и оно должно было помочь ей выстоять. Саманта поклялась себе, что выживет, несмотря ни на что, и еще упорнее станет бороться против рабства, чтобы продолжить дело таких людей, как отец, Блейк, Джон Хейл. Она еще поведает всему миру о Клайде Бичер и Нике Весте! Хотя человек по имени Джо не сказал о Весте, но Саманта чувствовала сердцем, что это именно он стоит за всем, что произошло с ней и Блейком, и она еще найдет способ доказать это!
