— Не здесь, — сказала она. — Я знаю место.

— Ясное дело. Но я не попрусь в твои тайники. Пойдем-ка ко мне, — заявил он и сжал ее запястье. Она не сопротивлялась.

Ко мне — означало полку верхнего яруса в мужском общежитии. Она чувствовала, что мужики раздевают ее взглядами, пока они с Димом шли по узкому проходу. Она забралась на койку. Матрас вонял Димом и затхлой марихуаной. В одном углу на кронштейне стоял телевизор, в ногах койки — запирающийся шкафчик.

Она потянула ремень брюк, пока Дим закрывал шторы на липучку. Он обернулся — резким движением она выбросила вперед руку. Тонкая полоса серебристого пластика, которую она прятала в ремне, со свистом распрямившись, вошла парню в глаз и проткнула череп. Горячая кровь брызнула ей на пальцы. Дим дернулся и навалился на нее всей своей тяжестью — мертвый, как и бедняга Док. Она затолкала его тело за занавески, нашла карточку-ключ к шкафчику, опрокинула в шкафичке все сосуды, склянки и шприцы, а затем спустилась с койки. Она пошла прочь из общежития, глядя прямо перед собой.

Никто не попытался остановить ее.

Через месяц она была за пять тысяч километров от своего дома — под голубым небом на крыше здания, где принимали на Военную Службу. Она стояла в строю с двумя сотнями новобранцев — все они ждали вертолетов, которые отнесут их в полевой лагерь. Она была одета в чистейший комбинезон, — такого она не носила за всю жизнь, небесно-голубой, хрустящий, — начищенные ботинки, шлем с мягкой подкладкой внутри и поднятым серебристым козырьком.

Док Робертс хотел, чтобы она изменила свой путь, свою орбиту, познакомившись с Хозяином, но она знала, ее истинный путь — этот. Она полетит так далеко, заберется так высоко, как только сможет. И она жаждала только этого. Остальное — в прошлом. Она уже не Семнадцать, она — новобранец, она рождается заново.

Сержант — ветеран с дубленой кожей, пустой глазницей и маской вместо лица — выкрикнул команду, обращаясь к строю. Его каркас был такой же, как у Дока.

— Теперь вы на Службе! — заорал он, и его голос, казалось, отразился эхом от неба. — Вы поднялись на поверхность, над кланом смертных. Вы — мясо в консервах! Все человеческое будет выжжено из вас! Кто не хочет этого, шаг вперед из строя!

Строй не шелохнулся — сказывалась психотренировка.

— Сомкнуть ряды! Стать прямее! — проорал сержант.

Шагая в ногу с сослуживцами, она резким движением опустила козырек шлема. Не было больше девчонки по имени Семнадцать. Прошлое осталось позади. Над серебристым козырьком черным было написано: 518972. Отныне это был ее номер.

Орвилл Колхаун, сельский адвокат, чьим главным занятием была контрабанда наркотиков, нервничал, ожидая под прикрытием кустов прибытия каравана мулов. Он немало платил за безопасность, однако отдавал себе отчет, что в таком бизнесе полной безопасности не бывает. Сколько ни давай взяток, всегда надо быть готовым, что тебя подставят. Двурушничество — неотъемлемое правило игры.

Двумя неделями раньше соперники подставили самого шерифа: он попался с целой тонной кокаина. Спокойствия это не прибавляло. Джо Шрейбер, энтузиаст из главного города округа, все больше неистовствовал в своей газетенке. Торговцы наркотиками держали местное правосудие за горло, поэтому газетенка надрывалась зря, но адвокат предпочел бы убрать этого болвана.

Караван еще не появился, но Колхаун все равно приставил к глазам бинокль, чтобы обозреть из седла берега реки в месте брода. Обычно первыми в такие моменты попадались на глаза мексиканские солдаты, тщательно проверявшие поклажу, прежде чем запустить в реку первого мула. Их услуги стоили недешево, но деваться было некуда: от своих пограничников он еще мог откупиться, но единственным способом отпугнуть от очередной партии товара враждующие мексиканские банды был подкуп их соотечественников в форме.

Внимание Колхауна привлек какой-то блеск — возможно, солнечный луч, отразившийся от ружейного ствола. Потом низкое предзакатное солнце мельком продемонстрировало ему неясный силуэт. Колхаун тщательно изучил местность, где мелькнул силуэт. Бинокль автоматически поменял настройку, и адвокат яснее различил темную фигурку, двигавшуюся вниз по течению, к броду.

Колхаун стал искать ближний ориентир, чтобы не потерять фигурку из виду, но ничего подходящего не нашел. У брода, до которого человеку оставалось еще два с половиной километра ходу, все еще не появились мексиканские солдаты.

Орвилл опустил бинокль, достал из чехла винтовку и тронул коня шпорами, чтобы, следуя вдоль впадающего в реку ручья, подобраться к чужаку с тылу. Колхаун надеялся на успех, полагая, что тот будет перемещаться в прежнем направлении и с прежней скоростью.

На скаку он прикидывал, кто это может быть. Лучше бы он оказался просто нелегальным эмигрантом, случайно выбравшим для перехода пограничной реки столь неудачное время. Орвилл склонялся к этому варианту. Налетчики были профессионалами и не допускали подобной беспечности.

Овраг постепенно расширялся, тропа выпрямлялась, Колхаун сосредоточился. Песчано-галечную отмель, которую никто не мог пересечь незамеченным, он достиг спокойным и собранным, в готовности открыть огонь.

Но как только его глазам предстала та самая фигура, от покоя не осталось следа. Колхауна охватила паника. Чужак потрудился над своим обликом: в сумерках он больше походил не на человека, а на медведя, притом крупного — в здешних краях таких не было. Хуже того, он был вооружен!

Собственно, ружьем это назвать было нельзя. Но Колхаун не колебался. Он выстрелил и уложил чужака на месте.

К облегчению примешивалось сожаление. Выстрел эхом прокатился по оврагу и донесся до слуха каждого, кто оказался неподалеку. Следовательно, контрабанда отменялась: мексиканцы заподозрят, что с американской стороны им приготовлена западня, и удерут. Придется договариваться заново, вновь утрясать дела с пограничниками, опять давать многим на лапу, решать проблему хранения и так далее…

Желая взглянуть на виновника всех этих хлопот, он спешился и, сжимая в руках карабин, осторожно приблизился к телу, неподвижно растянувшемуся на гальке. Его ждал сюрприз: то был вовсе не человек в медвежьей шкуре… На существе был комбинезон защитного цвета с выпирающими карманами; карманы были повсюду, поэтому руки и ноги существа выглядели словно связанными. Участки тела, не скрытые одеждой, густо поросли шерстью; на лице, впрочем, волосы были коротко подстрижены, как человеческая борода. Чужак уставился в небо пустыми фасеточными глазами.

Легкая паника сменилась смертельным ужасом. Инопланетянин не мог прибыть на Землю в одиночестве. У него есть спутники. Если они не глухие, то обязательно слышали выстрел и уже, наверное, торопятся сюда. Сумерки сгущались с каждой секундой, и Колхаун боялся, что опасность подкрадется незаметно.

Предчувствие сбылось незамедлительно: он не заметил того, кто его поразил, хотя сумерки были ни при чем. Второе существо буквально материализовалось из воздуха; не успел Колхаун испугаться еще сильнее, как всаженный в него заряд полностью сковал мускулы, и адвокат рухнул наземь в той же позе, в которой только что стоял.

Теперь он мог смотреть только прямо перед собой, ибо способность вращать глазными яблоками была утрачена. Существ собралось уже несколько; он слышал голоса и возбужденный, полностью непонятный разговор. Время от времени он ощущал неприятные прикосновения к своему лицу.

Обсудив что-то, существа подняли Колхауна с земли и куда-то понесли. Он не видел ничего, кроме высыпавших на небе звезд.

Потом звезды пропали, и Колхаун беззвучно вскрикнул. Наверное, его притащили в космический корабль. Он уже не сомневался, что угодил в плен к инопланетянам.

Несмотря на разбиравшее его любопытство, он прилагал усилия, чтобы закрыть раздираемые болью глаза, но тщетно. Все его тело горело от странного зуда, но он не мог пошевелить даже мизинцем. Приходилось терпеть.