Сегодняшний номер, к сожалению, последний в этом году. Стремительный взлет цен на полиграфические материалы и типографские работы, вызванный обвалом рубля, моментально вычерпал средства, полученные за подписку, — основной источник дохода литературных и научно-популярных журналов. Редакция «Если» благодарит издательство «Любимая книга», которое в этой сложной ситуации все же нашло возможность оплатить выпуск этого номера.

Мы постарались, чтобы «Если» не был сдвоенным лишь формально. Основная (черно-белая) часть журнала выросла по сравнению с обычными номерами на 48 страниц, и к тому же был несколько уменьшен размер шрифта ряда материалов, что позволило добиться большего объема текста.

Считаем необходимым предупредить своих читателей о возможных изменениях условий подписки. Вы прекрасно понимаете, что подписная стоимость «Если», установленная в благополучном апреле нынешнего года, сейчас имеет прямое отношение к фантастике, но не к действительности. Такое же положение практически у всех газет и журналов. Поэтому агентства, занимающиеся подпиской, сейчас проводят консультации с редакциями и издателями. На момент подписания этого номера в печать единого решения еще не принято, но, скорее всего, агентства будут проводить дополнительную подписку на второй квартал 1999 года. Поскольку эта подписная кампания будет короткой, просим наших читателей, желающих получать журнал и во втором квартале, внимательно следить за сообщениями СМИ.

Для тех, кто не успел подписаться на первый квартал, сообщаем: комментарии Б. Н. Стругацкого к основным произведениям авторов будут опубликованы именно в первом квартале следующего года. Равно как и работы известных отечественных фантастов. Так что если вы имеете возможность и желание подписаться на журнал, поспешите.

Наш журнал, появившийся на свет в 1991 году, уже вполне можно считать ветераном. «Если» сумел пережить реформы 1992 года и кризис 1993–1994 годов — но только с помощью преданных жанру читателей, которые, несмотря на свои личные трудности, хотели сохранить единственный в России и странах СНГ журнал фантастики. Так что с очередным чудовищем мы сможем справиться лишь сообща.

Откуда мне было знать, что оставленная во дворике метла станет причиной моего знакомства с замком Сондергард и его коллекцией зоологической экзотики? Во вторник поздним вечером я сидел за компьютером и печатал, а между тем смерч и обитающий внутри него домоед уже приближались. Подрагивал карниз, вибрировали стены, сотрясалась крыша. Скоро домоед, так сказать, отбросит маскировку, выскользнет из столба пыли и пара и нанесет удар. Домоед не столько пожирает дома, сколько разбивает их в щепки, чтобы поискать среди обломков лакомый кусочек — хрустящий кусок деревянной балки или вкусную полоску фибергласа… но я забегаю вперед.

Вернемся лучше к тому вечеру. На следующий день мне предстояло вести семинар по классической этике, а я еще не успел проверить студенческие контрольные. Такое часто случается. Я по натуре ленив и люблю откладывать все на потом; но, надо признать, кретинские писульки моих студентов вряд ли можно назвать побуждающим стимулом. Как ни печально, они отражают убогие знания нынешних выпускников. Некоторые из них словно написаны человеком, только что научившимся грамоте. Грамматика и пунктуация? «Кошмарные» — это еще мягко сказано, но если бы проблема заключалась только в этом… Но тут уж ничего не поделаешь. В последние годы аудитории Академии широко распахнули двери перед кем угодно — независимо от таланта, мозгов и подготовки. Я тоже сторонник равноправия, но есть все же нижний предел знаний для поступления в высшее учебное заведение. Вот черт… я опять отвлекся, да?

Довольно. Чтобы еще дольше оттянуть сражение с контрольными, я решил подмести кухню, но не нашел метлу. В поисках метлы я случайно выглянул во внутренний дворик, который выходил на лужайку, отгороженную заборчиком из деревянных столбиков. Там прислоненная к заборчику стояла метла. Я вернулся в кухню, несколько раз провел метлой по линолеуму, и тут, к моей досаде, из пучка соломы вырвался целый поток забравшихся туда насекомых — по большей части уховерток с клешнями на хвосте. Парочку я растоптал, но остальные проворно попрятались в щели и трещины. Тогда я перевернул метлу и заглянул внутрь растрепанной соломы — нет ли там кого-то еще? Я уже решил было, что избавился от всех поселенцев, и тут заметил нечто: жирную, влажную темно-коричневую массу, уютно угнездившуюся среди желтых стебельков соломы. Пытаясь избавиться от нее, я постучал метлой по полу. Поначалу я принял это за кокон, но потом заметил, что существо извивается и стремится забраться поглубже в солому. Что же это? Слизняк? Да, похоже на садового слизня, но чересчур активного и подвижного. Личинка? Тогда чья?.. Нечто толстое, коричневое, червеобразное. Может, выползок?

Зазвонил телефон, и я с перевернутой метлой в руках пошел брать трубку.

Звонила моя бывшая жена, но я не стану пересказывать отвратительные подробности нашего разговора. Каждый разговор с Алиной — это, как минимум, разведка боем, если не полномасштабная битва. Алина и ее адвокат весьма преуспели в изящном искусстве раздевания мужчины и лишения его средств к существованию. Я уже потерял дом и большую часть зарплаты. Теперь она нацелилась на капитал моего трастового фонда. Оказывается, как утверждает Алина на пару со своим паразитом-адвокатом, она имеет право на львиную долю прибыли. И плевать, что после этого мои ежеквартальные дивиденды упадут практически до нуля, а значит, я должен признать себя банкротом либо работать круглые сутки, чтобы оплачивать ежемесячные расходы — а они, отягощенные алиментами, мягко говоря, внушительны. По словам Алины и ее никчемного братца, я ей должен по гроб жизни.

Ее никчемный братец. Бездельник-шурин — традиционный персонаж всех салонных драм, но мой-то шурин самый что ни на есть настоящий. Его зовут Брент. Брент Рис Осборн, из бостонских Осборнов, привилегированной касты, к которой, естественно, принадлежит и Алина. Подобно многим современным отпрыскам фамилий с голубой кровью, он считает себя «активистом» защиты окружающей среды и прав животных. Он любит птичек, любит пчелок. На людей же ему наплевать, он с небрежной легкостью заявляет, что люди — прирожденные неудачники, которые не стоят забот и хлопот. Более того, люди, согласно его любопытной теории, есть не что иное, как вирусы, терзающие измученное тело матери-Земли.

— И кто станет заниматься антисептикой, Брент? — как-то спросил я его. — Ты и твои обнимающиеся с деревьями приятели? Ведь вы, насколько я понял, хорошие вирусы?

Брент презрительно усмехнулся.

Почти все время Брент сидел без гроша. И причина тому была очень проста: несмотря на весь свой эгалитаризм, он любил тратить деньги на себя, и чем больше и быстрее, тем лучше. Работать он, естественно, отказывался. Он был. выше такого плебейского занятия, как зарабатывание на жизнь. Американские аристократы переняли этот обычай от своих британских кузенов. Семья обеспечила его состоянием, но этот капитал был за несколько лет промотан, пав жертвой аристократического образа жизни Брента. Однако Брент полагал, что его и сейчас должен кто-то содержать, поэтому он присосался к капиталу сестры и пакету ее акций, а покончив с ними, нацелился на мой трастовый фонд. Он жил в нашем доме два года и беспрестанно тянул из нас деньги, одновременно строя всяческие козни, чтобы подтолкнуть к разводу. Деньги моего трастового фонда были для него недоступны — разве что в том случае, когда суд при разводе начнет раздел имущества. Теперь я избавился от его гнусной ухмылки, но не от зияющей утробы его постоянной экономической потребности, в которую моя бывшая жена хотела швырнуть большую часть моих денег. Ведь не могла же она допустить, чтобы ее несчастный братик лишился своего причала в яхт-клубе Салема.