Другие шимпанзе уже покончили с охотой, но Леону так и не удалось попробовать на вкус хотя бы одного термита. Тонкости добычи этих насекомых раздражали его — то он вытаскивал палку слишком быстро, то забывал ее поворачивать. Жвала термитов приводили в негодность одну палку за другой, и Леон был вынужден искать все новые инструменты. В результате термиты подкрепились гораздо лучше, чем он. Наконец, Леон постиг все секреты: медленный, плавный поворот кисти, изящное обратное движение. Ему удалось вытащить свой инструмент, плотно облепленный термитами. Айпан нетерпеливо слизнул их. Леону понравилось лакомство, ощущения шли в его мозг через вкусовые рецепторы шимпанзе.

Однако ему досталось совсем немного. Другие обезьяны с любопытством наблюдали за его скудной добычей. Леон почувствовал себя униженным.

«А, пропади оно все пропадом», — подумал он.

Леон заставил Айпана повернуться и направиться к лесу. Шимпанзе сопротивлялся, неохотно шаркая ногами. Леон нашел толстый сук и вернулся к муравейнику.

Пора кончать дурацкую возню с палочками. Он с размаху треснул по муравейнику. После пяти могучих ударов образовалась внушительная воронка. Термиты в панике брызнули в разные стороны. Наконец-то, Айпан наелся вволю.

«Вот вам и все хитрости!» — хотелось закричать Леону.

Он попытался оставить на земле записку для Келли, но задача оказалась слишком трудной. Неловкие лапы сразу перестали ему подчиняться. Шимпанзе используют палку, чтобы сбивать фрукты с деревьев, но рисовать на земле им не под силу. Леону пришлось сдаться.

Появилась Шила\Келли, которая гордо несла тростинку с множеством белобрюхих термитов. Это было самое вкусное, любимое лакомство шимпанзе.

Я лучше, — показала она знаками.

Леон заставил Айпана пожать плечами и вздохнул.

Я нашел больше.

Получилась ничья.

Позднее Келли рассказала ему, что в стае его теперь называют Большая Палка. Леон страшно возгордился своим новым именем.

За обедом он чувствовал себя усталым, взволнованным и ему совсем не хотелось разговаривать. Пребывание в шкуре шимпанзе оказало соответствующее воздействие на речевые центры. Лишь с некоторым усилием Леон сумел задать вопрос главэкспу Рубену относительно технологии погружения. Обычно Леон относился к чудесам техники, как к данности, но вот вопрос — как воспринимает их шимпанзе?

— Оборудование погружения переносит вас к задней части извилин головного мозга, — разглагольствовал Рубен во время десерта. — Для простоты будем называть это место «извилиной». Именно здесь формируются эмоции и указания к действию.

— А что происходит с нашим мозгом? — спросила Келли.

Рубен пожал плечами.

— В целом расположение извилин совпадает, но мозг шимпанзе меньше размером.

Леон наклонился вперед, не обращая внимания на дымящуюся чашку кофе.

— Эти «извилины» не дают прямого контроля над движениями шимпанзе?

— Нет, мы пробовали. Когда вы покидаете сознание обезьяны, она сразу теряет ориентировку и долго не может прийти в себя.

— Значит, мы тоньше организованы, — заметила Келли.

— У нас нет выбора. Самцы шимпанзе подчиняются нейронам, которые контролируют действие и агрессию…

— Именно поэтому они чаще бывают склонны к насилию? — спросила она.

— Да, мы так считаем. В нашем мозгу есть аналогичные структуры.

— В самом деле? Мужские нейроны? — Келли с сомнением посмотрела на Рубена.

— Нервная система мужчины предполагает более высокий порог активности, который находится в глубинах нашего мозга — древнее наследие эволюции.

— Тогда почему бы не отправить меня непосредственно на этот уровень? — поинтересовался Леон.

— Мы помещаем чипы погружения в ту область, куда нам легче проникнуть хирургическим путем. А до того уровня, о котором вы говорите, практически невозможно добраться.

Келли нахмурилась.

— Значит, самцов шимпанзе…

— Труднее контролировать. Я бы сказал, что профессор Маттик управляет своим шимпанзе с заднего сидения.

— В то время как Келли находится в командном пункте, ведь с самками шимпанзе все обстоит проще? — Леон смотрел вдаль. — У нее преимущество!

Келли усмехнулась.

— Тебе придется играть теми картами, которые сдали.

— Это нечестно.

— Большая Палка, биология — это судьба.

Стая нашла гниющие фрукты. Среди шимпанзе пробежала волна возбуждения.

Запах был привлекательным и отталкивающим одновременно, и сначала Леон не понял, почему. Шимпанзе бросились к перезрелым плодам синевато-зеленого цвета, срывали кожуру и с шумом всасывали сок.

Леон осторожно попробовал. Удар последовал мгновенно. Им овладела приятная истома. Конечно — фруктовый сок превращается… в алкоголь! Шимпанзе совершенно сознательно собирались напиться.

Леон «позволил» Айпану последовать примеру остальных обезьян. К тому же у него не оставалось выбора.

Айпан начинал ворчать и размахивать руками всякий раз, когда Леон пытался отвести его подальше от коварных фруктов. А через некоторое время Леон и сам не захотел никуда уходить. Он расслабился и довольно скоро почувствовал себя на верху блаженства.

Потом появилась стая рабуинов, и он потерял контроль над Айпаном.

Они возникли неожиданно. Рабуины беззвучно бежали на двух ногах. Хвосты шевелились — звери посылали друг другу сигналы.

Пятеро копытных сместились влево, отсекая Эсу.

Большой бросился на них. Работяга подбежал к ближайшему врагу и ударил его кулаком.

Я бросал камни. Попал в одного. Он взвизгнул и отскочил назад. Но его место заняли другие. Я бросил еще раз, а они устремились вперед, поднялась пыль, все закричали, и врагу удалось схватить Эсу. Рабуины принялись рвать ее когтями, лягать острыми копытами.

Трое потащили Эсу прочь.

Наши самки испугались и убежали. Мы, воины, остались.

Мы дрались с ними. Кричали, бросали камни, кусались, когда они подходили близко. Но мы не смогли добраться до Эсы.

Потом они ушли. Быстро помчались прочь на двух ногах с копытами. И победно вертели своими хвостами. Дразнили нас.

Мы чувствовали себя плохо. Эса была старой, и мы ее любили.

Напуганные самки вернулись обратно. Мы гладили друг друга, пытаясь успокоиться, но знали, что двуногие где-то едят Эсу.

Большой прошел мимо меня и попытался похлопать по спине. Я зарычал.

Он Большой! Он должен был остановить врага.

Его глаза стали злыми, и Большой ударил меня. Я ударил его в ответ. Он налетел на меня. Мы покатились по земле, поднимая клубы пыли. Мы кусались и вопили. Большой сильный, очень сильный. Он принялся колотить моей головой о землю.

Другие воины только смотрели, никто не присоединился к нашей схватке.

Он побил меня. Мне больно. Я ушел.

Большой начал успокаивать воинов. Подошли самки, чтобы выказать свое уважение Большому. Потрогать его, погладить, как он любит. Он последовательно оседлал одну за другой троих самок. Он чувствовал себя Большим.

А я лизал свои раны. Подошла Шила, чтобы поухаживать за мной. Скоро мне стало лучше. И я забыл про Эсу.

Однако я помнил, что Большой побил меня. При всех. Теперь у меня все болит, а за Большим ухаживают самки.

Он позволил прийти и забрать Эсу. Он Большой, он должен был остановить врага.

Придет день, и я до него доберусь. И он будет лежать на спине.

Придет день, и Большим стану я.

— Когда ты покинул сознание шимпанзе? — спросила Келли.

— После того как Большой перестал колотить меня… точнее, Айпана.

Они загорали под ярким солнцем у бассейна. Пьянящие запахи леса пробудили в Леоне желание снова вернуться в пыльные долины, где совсем недавно пролилась кровь. Он задрожал и глубоко вздохнул. Драка с Большим увлекла Леона, ему не хотелось уходить, несмотря на то, что было больно. Погружение обладало гипнотической привлекательностью.

— Представляю, как ты себя чувствуешь, — сказала Келли. — Мы ведь так похожи на них. Я покинула Шилу, как только появились рабуины. Мне стало очень страшно.