— Где княжна Элина?

Без всякого приветствия. Короткий вопрос, обращенный к служанке. Взгляд серых глаз замораживал.

— В детской.

— Детская! — он сжал губы. — Почему?

— Княжна вместе с княгиней решают, какую мебель следует отнести в комнату ребенка.

Он взглянул на нее, слегка сузив глаза.

— Мадемуазель Фламель, будьте любезны зайти ненадолго в библиотеку.

Виола с опаской последовала за ним, решив при необходимости обязательно продемонстрировать ему свой характер. И случай ей представился. Лишь только он закрыл двери, она решительно их распахнула и села на стул с гордым видом.

Бертье тут же вернулся к дверям, с силой захлопнул их и сурово взглянул на девушку.

— Мадемуазель Фламель, я хочу напомнить, что именно вы несете ответственность за этого ребенка. Именно вы.

— Конечно, — растерянно согласилась девушка. Она не ожидала, что речь пойдет о ребенке.

— Рад, что вы это понимаете, — кивнул он головой и отвернулся к книжным полкам. — Извольте сами заниматься ребенком. Если детская нуждается в новой обстановке, то составьте список необходимой мебели и вообще всего, что понадобится младенцу. Я все оплачу. Вам ясно?

Виола подняла повыше голову, не желая мириться с тем, что он упрекает ее за то, что она пренебрегает своими обязанностями.

— Совершенно ясно, мсье Бертье. Но я не могу запретить княгине Софи и ее дочери заботиться о мальчике.

Ее подчеркнутая сухость не произвела на него впечатления. Он старательно разглядывал книги в позолоченных переплетах.

— Если дамам хочется развлечь себя заботой о ребенке, то им никто не смеет мешать. Думаю, что скоро им надоест эта живая игрушка.

— Ребенок — не игрушка, и его зовут Мишель. Хотя… княгиня София решила дать мальчику другое имя. Теперь его зовут Леопольд, Лео или львенок. Так нравится княжне Элине.

Он обернулся, удивленно приподняв одну бровь.

— Неужели она действительно привязалась к ребенку? — в его вопросе прозвучало недоумение.

— Мсье Бертье, если вы желали вызвать восхищение у княжны, то сегодня утром вам это вполне удалось.

— Потому что я разрешил вам оставить здесь ребенка?

— Если хотите доставить удовольствие княжне, то называйте ребенка по имени.

Он подошел к окну и стал разглядывать заснувший сад. Казалось, что последняя новость не очень его обрадовала.

— И что дальше? Надеюсь, мне не придется дарить ей детей слишком часто.

Неожиданно для себя Виола не сдержалась от злой иронии:

— Я искренне полагаю, что именно это происходит в браке.

Бертье резко обернулся к ней со странным выражением лица. Улыбка, появившаяся на его лице, казалась высеченной из камня.

— Вы, как всегда, правы, мадемуазель Виола.

Прежде, чем он договорил, девушка покраснела, сообразив, что сказала фразу, не очень приличную для незамужней девушки. Она низко склонила голову:

— Простите. Я позволила себе лишнее.

— В самом деле? — он смотрел на нее с жестокой холодностью. — Надеюсь, что это происходило в вашей жизни не очень часто. — Бертье пару минут помолчал, потом негромко поинтересовался: — Я хотел бы знать, что такое этот герцог Шовиньи.

Виола испуганно уставилась на него, не в силах сообразить, как следует ответить, чтобы не сделать ему больно. Бертье принялся расхаживать по библиотеке, мимолетно касаясь рукой стола, шкафов, книг, огромного глобуса…

— Я жалею, что не признался Элине в своих чувствах до отъезда… — Мишель вдруг остановился за спиной Виолы, и девушка замерла, ожидая, что он станет осыпать ее упреками за плохой совет, но услышала совсем другое: — Недавно я купил чудесное колье с рубинами и хочу подарить его Элине. На Рождество. Что вы об этом думаете? — нетерпение звучало в его голосе.

Она нервно кашлянула, понимая, что должна что-то ответить. Девушка хорошо знала драгоценности княжны, и ей было известно, что Элина предпочитает украшения не очень пышные, но весьма элегантные. Колье с рубинами, быть может, окажется слишком вычурным и дорогим для юной девушки. Хотя, возможно, княжна примет подарок, ведь она и Бертье давно знают друг друга.

— Я думаю, — медленно заговорила Виола, — что это зависит от того, какого стиля само украшение.

— Я покажу его вам, — тут же предложил он, нетерпеливо пожав плечами. — Думаю, что разбираюсь в выборе драгоценностей.

— Полагаю, что сумею угадать — понравится ли оно княжне, — в тон ему ответила девушка.

— Тогда я жду вас здесь перед ужином, — он пошел к двери. — Я принесу его сюда.

Поджидая Виолу в назначенное время в библиотеке, он чувствовал внутри себя растущее нетерпение. И дело было вовсе не в том, понравится ли подарок Элине. Он был уверен, что выбор его удачен, но время от времени бросал взволнованный взгляд на бархатную коробочку, где покоилось рубиновое колье.

Интерес к мнению Виолы был проявлением его слабости, но сейчас он не противился ему. Мишель решил следовать своим побуждениям, чтобы выяснить все неясное и стать сильнее. Было что-то в этой девушке такое, что он никак не мог понять. Она сбивала с толку, казалась неуловимой, изменчивой женщиной. Он не мог предсказать ее следующий шаг, а ее странная логика разрушала все то, чему его учил старый Левон. Казалось, что эта девушка знала и понимала то, что было недоступно Мишелю. Как разобраться в собственной душе, напоенной ядом, если он не может понять, что происходит в душе девчонки, взятой по его просьбе в их радушный дом?

Впрочем, он должен был признаться себе, что не понимает женщин вообще. У него не было никакого опыта в любви, и он, остерегаясь действительности, порой балансировал на тонкой грани между неловкостью и цинизмом. Конечно, он знал и раньше, что Элина обожает детей и, разумеется, мечтает о своем будущем ребенке. Но никогда и представить не мог, что это станет для него проблемой. Весь сегодняшний день она провела, нянчась с малышом, обнимая его, целуя и не желая отдавать никому, даже собственной матери. И это не было похоже на обычный каприз. Как же он теперь жалел, что она внезапно стала взрослой!

Эта милая девочка была такой легкой и веселой, прежде она свободно общалась с ним, обнимая и целуя на глазах у домашних. Но все это было абсолютно безгрешно и похоже на ласки, обращенные к близкому родственнику, брату. Она до сих пор, видимо, считала, что он так же относится к ней. Господи, как же она невинна! Эли, наверно, и предположить не может, что существуют совершенно иные люди, не похожие на нее. Такие, как он. Или Виола. В их недолгой жизни уже было достаточно грязи и мерзости. А он всегда мечтал оградить Элину от того, что испытал сам. И от себя самого. Он не хотел от нее ничего большего, чем эти невинные объятия и поцелуи. Все остальное недостойно и гадко. Он должен стать ее защитой от всего дурного и пошлого. Она должна оставаться всегда такой чистой и невинной…

Как же разительно их отношения отличаются от того, что произошло вчера между ним и Виолой! Элина не думала ни о чем дурном, когда, опьянев от вишен, бросилась в его объятия. А вот мадемуазель Фламель знала и понимала. Он помнит, как она прижималась к нему, вся пропахшая сладким ликером…

А сегодня эта мадемуазель держится совершенно отчужденно, заслонившись колючими шипами приличий. Хотя на этот счет у него уже давно появились кое-какие соображения. Разумеется, она может оправдать себя, уверив, что вчера была пьяна… Возможно, она чувствует тот же стыд, что и он, и точно так же старается теперь овладеть своими чувствами. Но… если бы она повела себя иначе… если бы взглянула на него глазами, полными искушения, как это обычно делали смазливые служанки…

Это было бы желанное облегчение. Темное, но такое желанное. Оказаться в ее объятиях, очень близко… утолить этот невыносимый голод…

Мишель ясно угадал момент, когда она остановилась за дверью. Ее запах, легкие шаги, нежное дыхание, шелест ткани — все это он легко расслышал, но было еще нечто главное за порогом этой комнаты — удивительно светлое и чистое. И оно стремилось найти вход в его сознание.