— Я не стала бы вас беспокоить, но мы решили, что в создавшейся ситуации лучше всего вернуть ребенка вам.

Виола заморгала в полном смятении. Женщина протянула руку, указывая на корзину, которая находилась на столе.

— Ребенок?.. — девушка почувствовала, что губы ее задрожали.

— Да. Ребенок, которого вы оставили Лизе Манолье, — в голосе женщины зазвучали осуждающие нотки.

— Лиза? — начиная кое-что понимать, Виола с отчаянием взглянула на корзину, чувствуя на себе холодный взгляд Бертье. — Но это не мой ребенок! — выдохнула она.

— Мадемуазель Фламель, я обращаюсь к вашему материнскому сердцу. Акушерка из городской больницы, которая присутствовала при родах, подтвердила, что матерью ребенка являетесь именно вы, — женщина достала из сумочки какую-то бумагу. — Здесь изложен факт рождения в полицейском участке мальчика. Его матерью записана мадемуазель Фламель, проживающая в доме мадам Тибо на улице Вожинас. Сержант Прюнель полностью подтвердил эту запись.

— Это ошибка! — запротестовала Виола. — Я была всего лишь свидетельницей рождения. Это ребенок Лизы, про которую вы обмолвились в начале нашего разговора. Сержант Прюнель специально оговорил меня! Акушерка все перепутала! Поверьте, это не мой ребенок!

Женщина не стала спорить, но смотрела на Виолу так, что девушка покрылась краской стыда, словно и впрямь была виновата. Виола в отчаянии приложила руку к раскалывающейся от боли голове.

— Дата… — она старалась, чтобы голос ее не дрожал. — Мне не нужно оправдываться. Господин Бертье, взгляните на дату этого свидетельства. Это тот самый день, когда… вы сломали руку. А за несколько дней до этого вы посещали салон мадам Лили. Вы должны помнить, что все это невозможно!

Она протянула ему бумагу, но он не сделал ни движения, чтобы взять ее.

— Мне кажется, что мадемуазель Фламель не лжет, — его ровный тон призывал к здравому смыслу. — В записи явно сделана ошибка. А что произошло с этой Лизой?

Женщина с разочарованием посмотрела на корзину.

— Мне грустно сообщить, но Лиза Манолье умерла от… не очень приличной болезни несколько дней назад. Перед смертью она просила отправить ребенка к его матери — мадемуазель Фламель, — она поджала губы и с осуждением взглянула на Виолу. — Если все, что вы заявили, правда, то осмелюсь предположить, что девушка надеялась спасти ребенка от жизни в приюте.

— Но это не мой ребенок… — прошептала Виола. — Мне жаль, что вы совершили поездку сюда, но… это не мой ребенок.

Женщина тяжело вздохнула.

— Верните мне бумагу. Придется вносить в нее исправления и самим заниматься ребенком.

Виола быстро протянула ей документ.

— Уверена, что инспектор Тобиас, дежуривший в тот вечер на участке, может подтвердить мои слова.

— Хорошо, — женщина пристально посмотрела на девушку и тяжело вздохнула. — Я доставлю ребенка в приют для малышей, — она подошла к столу и приоткрыла угол одеяльца. — Боюсь, малыш, что придется тебе расти среди таких же сирот, как и ты. Несчастной будет твоя судьба, Мишель Манолье.

Пламя камина шипело, а в комнате воцарилось молчание. Мсье Бертье не шевелился. Он смотрел на каминную решетку со сжатым ртом.

— Мишель?.. — машинально повторила Виола.

Женщина с надеждой взглянула на нее.

— Может быть, вы хотите взглянуть на эту маленькую душу, прежде чем он исчезнет из вашей жизни навсегда? — она поднесла корзину к девушке.

Вопреки своему желанию девушка заглянула в нее. Мишель Манолье сладко спал в своей плетеной колыбели. У него были розовые щечки, курносый носик и каштановые волосы. Что ему могло сниться, сложно было представить, но неожиданно он так ясно улыбнулся, что на щечках заиграли маленькие ямочки.

— Очень милый малыш, — вздохнула женщина и взяла корзину поудобнее. — Мы будем молить Господа о нем. Вы, наверно, не знаете, что такое приюты для сирот, дорогая?

У Виолы совершенно невыносимо разболелась голова. Она почувствовала себя несчастной и, приложив руки к вискам, в отчаянии уставилась на Бертье. Его безразличные глаза равнодушно встретили ее взгляд. Она ничего в них не прочла — ни одобрения, ни обвинения, ни отказа.

— Мсье Бертье… — она не могла говорить.

Свет, падающий от камина, играл на мраморном лице и золотых волосах, подчеркивая нечеловеческую красоту этого невозмутимого человека.

— Если желаете, то можете оставить его, — небрежно бросил он Виоле и, слегка поклонившись женщине, держащей в руках корзину, быстро вышел из комнаты.

Вскоре Мишель Манолье дал о себе знать всем, кто еще находился в постели. Сначала это были жалобные всхлипы, но когда Виола попыталась его успокоить, он так дико заорал, что в гостиную сбежались почти все служанки, княгиня София, чуть позже к ним присоединилась весьма бледная, с замученным лицом, княжна.

Когда Элина спустилась вниз, она обнаружила, что ее мать расхаживает по комнате, держа на руках малыша с обиженным зареванным личиком, а Виола, запинаясь, объясняет обстоятельства произошедшего. История маленького Мишеля растрогала княгиню, и она едва сдерживала слезы, выслушивая путанный рассказ Виолы.

Посетовав, что и девушка, и Бертье, позволивший оставить в доме малыша, не сообразили, что следует делать в создавшейся ситуации, княгиня распорядилась принести теплого молока и сухие пеленки. Очень быстро ее распоряжения были выполнены. К удивлению Виолы, княжна изъявила желание самолично заняться малышом. Когда одна из служанок перепеленала ребенка, она взяла у нее малыша и уселась его кормить молоком из бутылочки. Княжна так умело обращалась с младенцем, словно не раз этим занималась. Виола с уважением смотрела на свою приятельницу, у которой, разумеется, точно так же, как у нее самой, болела голова после вчерашних вишен.

— Ну вот, и отлично, — Элина старательно промокнула салфеткой лицо ребенка, когда бутылочка опустела. — Теперь ты лучше себя чувствуешь, бедный малыш. Как же тебя зовут, маленький пирожок?

— Леопольд, — ответила княгиня раньше, чем Виола успела назвать его имя.

— Лео! — тут же замурлыкала Элина, качая малыша на коленях. — Маленький львенок!

Малыш с улыбкой уставился на нее, и стала видна парочка крепких зубиков.

— Глупый маленький львенок! Да у тебя уже прорезались первые зубы! Вот и отлично, теперь не надо искать кормилицу, ты скоро начнешь есть самую разную пищу, — обрадовалась княжна и поцеловала его спутанные кудряшки.

Малыш взвизгнул от смеха и ухватил ее за длинные волосы.

— Ах ты, баловник! — девушка крепко прижала его к себе. — Ты потерял своих родителей, бедняжка… Что же теперь с тобой будет?

— Мсье Бертье сказал, что он может остаться здесь, — неуверенно проговорила Виола и взглянула на княгиню. — Быть может, стоит поискать кого-нибудь в деревне, кто захочет его взять?

— Что? — княгиня хмуро взглянула на нее. — Разумеется, нет. Полагаю, стоит подумать о том, как лучше устроить детскую.

Мишель долго бродил по лесу. Он вдыхал аромат морозной сырости и запах застывших деревьев, стараясь окутать свое сердце слоем тонкого инея. В его душе поселилось что-то странное, чужое, оно мешало ему думать о более важных делах. Пожалуй, пора принять этот вызов. Довольно просто смотреть в глаза опасности и наслаждаться ее присутствием. Ему следует сразиться со своим непрошеным чувством. Сразиться и победить. Так же, как он поступил со своим главным врагом.

Виола думала о том, что все ее встречи с Бертье не принесли желанного удовольствия. Ей очень хотелось встретиться с ним в ситуации, где она была бы хозяйкой положения и могла показать ему, какая она волевая и сдержанная. Ей вовсе не доставляет удовольствие лакомиться пьяными вишнями, а потом искать опору на груди мужчины только потому, что ноги не в состоянии ее держать.

Но он вновь вывел ее из равновесия своим неожиданным появлением — промокший, с хвойными иглами в волосах. Она в этот момент направлялась к дворецкому, чтобы передать ему распоряжение насчет обеда.