Виола быстро взглянула на княгиню:

— Я все еще боюсь… — прошептала она.

София погладила ее по голове.

— Каждый боится будущего. Но ты сама сказала, что он — лучший. Элина так никогда не скажет. Особенно если узнает его прошлое. Она придет в ужас и станет его жалеть. А он этого не вынесет. Мишо очень горд и столь же стыдлив.

— Чего ему стыдиться? То, что происходило в те дни, — не его вина.

— Моя милая девочка… — София улыбнулась. — Спасибо тебе, что ты меня поняла. Будь счастлива, Виола, маленькая ночная фиалка! Ты — это самое лучшее в его жизни.

Усталой походкой она направилась к выходу и тихо прикрыла за собой дверь.

Виола достала зеркало мадемуазель Аделаиды и внимательно посмотрела на себя. Каштановые волосы, темно-синие глаза, маленький нос, пунцовый рот, щеки с легким румянцем… Что же в ней необычного? И ума особенного не заметно.

Мишель честно играл свою роль: принимал поздравления и улыбался. Никто из гостей не знал подробностей обстоятельств этой свадьбы. Это его слегка успокаивало — он не хотел, чтобы какие-либо сплетни причинили Виоле боль.

Старые дамы, приглашенные в дом по просьбе невесты, торжественно объявили всем, что мсье Бертье очень повезло, и мадемуазель Фламель сделает его по-настоящему счастливым. Было заметно, что старушки очень гордятся своей любимицей и искренне желают видеть ее счастливой. Старые дамы были деликатны и аристократичны. Убранство дома Маре-Розару привело их в восторг, а за столом старушки едва притронулись к роскошным яствам, как и полагалось настоящим дамам высшего света.

Наблюдая за подготовкой торжества, за энергичными хлопотами Элины и Софии, Мишель думал: «Скоро меня здесь не будет». У него было чувство, что где-то рядом пропасть. Темная пропасть. Но кто-то был рядом. Тот, кто удерживал его на краю.

Он не сразу заметил, что София повела его невесту… его жену в сторону спальни. Сидящий рядом Эмиль улыбнулся и подмигнул Мишелю. Бертье сделал вид, что ничего не заметил. И в тот же миг почувствовал чей-то взгляд. Взгляд сквозь пространство. Взгляд той, которая только что покинула этот зал.

Князь подошел к нему и дотронулся до его плеча:

— Чудесный праздник, Мишо. Поздравляю!

Мишель понял, что ему следует отправиться вслед за женой.

Комната была полна подарков и цветов. На кушетке лежала кружевная шаль. Шаль Виолы. Его супруги. Странно было услышать это слово в своем сознании. Но оно сотворило чудо — в нем неожиданно зажегся огонь желания, отблеск того пламени, которое никак не хочет его отпускать.

Когда он вошел, Виола сидела на кресле с покорно сложенными руками. Ее волосы были вольно распущены и слегка запутались в шелковом кружеве пеньюара.

Лишь только дверь захлопнулась за его спиной, как девушка испуганно вскочила и отбежала в сторону. Мелькнули ее обнаженные ноги, взлетела россыпь длинных волос. На лице зажегся румянец смущения.

Он не торопился произнести слова, которые твердо решил сказать полчаса назад. Не сейчас. Потом.

— Вы забыли это, — он протянул ей шаль. Шелк струился в пальцах. Как ее волосы той ночью…

— Спасибо… — тихо пробормотала она и, взяв шаль из его рук, прижала ее к себе, словно та могла защитить ее от него. Или от себя самой.

— Вам незачем меня благодарить.

— Но… в этом шкафу столько новых платьев… и всего остального. Элина сказала, что вы лично оплатили эти роскошные вещи. Я не ожидала такой щедрости… Все это стоит огромного количества денег. Это безумие так много тратить на меня. Мне вовсе не нужно столько одежды…

— Моя жена имеет право получать самые лучшие туалеты и украшения. Все, чем я владею, — ваше. Кстати, я открыл в банке счет на ваше имя и буду регулярно класть на него взносы.

— Вы познакомились со мной, когда я была одета в казенное платье и жила в маленькой комнатке в старом доме. Теперь вы одарили меня роскошными подарками, а я… мне нечем вас отблагодарить.

Он старался не смотреть на линии ее тела, по которому струился нежный атлас…

— Это все глупости, не думайте об этом.

— Я могла бы сшить для вас рубашку…

— У меня хороший портной.

Она нервно погладила ладонью сверкающую ткань халата.

— Возможно… я могла бы сделать вам массаж…

Мишель удивленно посмотрел на нее.

— Когда мне было двенадцать лет, я сильно простудилась, и мадемуазель Аделаида растирала меня камфарой. Это очень успокаивало меня. Быть может, я смогу помочь вам снять напряжение и усталость?

— Не думаю, что это поможет… — он обреченно опустился на маленький диван.

— Вам не нравится массаж? — она растерянно смотрела на него.

Она не понимала. Тело его было сильно возбуждено и не нуждалось ни в каком массаже. Он забыл о своих намерениях и с удовольствием смотрел на ее лицо, слушал ее голос, любовался ее нежными ручками, выглядывающими из-под нежного пуха, которым был оторочен пеньюар. Как же она хороша сейчас! Сводит с ума… Ее нежность звала его и пробуждала в нем темную силу…

— Нам нужно поговорить. Возможно, вы думаете, что я не считаю наш брак настоящим. Хочу, чтобы вы поняли — вы можете положиться на меня во всем. Я буду вашей надежной опорой.

Он старался смотреть в сторону, решившись высказать все именно сейчас.

— Спасибо, — он услышал, как шелестела ее одежда. — Не думайте, что сделали меня несчастной, решившись жениться на мне. Я стану вам настоящей женой… преданной и… любящей…

«Моей женой… любящей… женой», — повторил он про себя. И вновь забыл о своем решении, когда увидел, что она подошла к нему и с робкой надеждой заглядывает ему в лицо.

Он видел ее трепет, ее волнение, ее удивительные фиалковые глаза… Он мог одним легким движением смять ее… Но он хотел лишь радовать ее и обожать ее.

Он подхватил ее на руки, и легкий шелк соскользнул с ее плеч, обнажив нежное тело. Все шло совсем не так, как он решил утром. Он пришел сюда лишь с твердым намерением сказать, что она свободна от его притязаний. Сказать и немедленно удалиться. Но сейчас он уже не мог даже думать об этом. Он смотрел на ее ресницы, на мягкий овал лица, чувствовал, как ее руки обвивают его шею… Он уже не владел собой.

— Виола… — прошептал он и медленно, очень медленно поцеловал ее ушко, шею, откидывая рукой ее душистые волосы… — Я не причиню тебе боли… никогда…

Как же было трудно и мучительно сдерживать свою страсть, когда ее тело льнет к нему. От нее исходил чарующий аромат, но тепло женского тела возбуждало его значительно сильнее. Не осознавая, что делает, он сильно стиснул ее в своих объятиях. Она издала слабый звук и попыталась освободиться.

— Нет, пожалуйста, не останавливай меня, — его голос был необыкновенно нежным, а прикосновения стали более искушающими. — Я не причиню тебе зла… Клянусь…

— Я не боюсь, — прошептала она. — Но мне почему-то кажется, что я вновь пью вишневый ликер…

Он впился своими жадными губами в ее приоткрытый ротик. Она извивалась в его объятиях, ее бедра льнули к нему… Он ласкал и целовал все ее тело — лицо, губы, щеки, шею, плечи, грудь… Она часто дышала, ее голова откинулась назад, а пальцы цеплялись за его плечи…

Пара шагов — и он опустил ее на постель. Быстрым движением избавился от одежды и нагнулся над женой. Виола смотрела на него сквозь ресницы. Ей казалось, что она спит. Это была не она… Она не могла быть столь распутной… Это другая женщина… Мадам Бертье… И к ней склоняется ее возлюбленный супруг. Мужчина, похожий на божество. И он смотрит на нее, как на богиню, а ее тело почитает, словно драгоценную вещь…

Мишель прикоснулся к ней так нежно и сладостно, что она закрыла глаза от стыда и удовольствия. Когда же он прильнул губами к ее груди, она ощутила, что где-то внутри у нее раскрылся солнечный цветок…

— Ты прелестна, моя радость… — он рассмеялся удивительно спокойно и доверчиво, щекоча дыханием ее кожу. — Твое тело совершенно, кожа восхитительна, ты вся — прекрасна.