— Но! — я попытался было броситься к нему, но лишь замолотил руками и ногами в пустоте. Мне было не дотянуться до Деда, не ухватиться за него, чтобы схватить, подтянуть к себе, привести к ответу.

Я забился, замолотил руками и ногами по воздуху, дернулся и… проснулся.

Весь в холодном поту я лежал на дощатом полу там, куда меня перенесли Тимур и Питер. Откуда-то тянуло прохладным ветерком. Пропитанный специфическими запахами осени — запахом сухой лебеды и прелых листьев, он рождал грустные мысли: размышления о дальней дороге. О том, что придется несколько дней пробираться по неизвестной мне местности, а печальной участи мутанта, обреченного…

Стоп! Стопе! Стоп!

Вот это точно не моя мысль. Откуда она взялась? А, так я же вчера приютил Деда. Господи, какая глупость. Помедитировал и чей-то разум вселился мне в голову.

— Не чей-то, а мой.

— Дед!

— Нет, техасский рейнджер.

Странное это было ощущение, словно у тебя отнялась часть головы, и именно из нее наносится голос, только никто его, кроме тебя не слышит. Я мысленно тяжело вздохнул. Выходит ничего мне не приснилось и не пригрезилось.

— Теперь ты, что, все мои мысли знать будешь?

— Буду, — согласился подселенец.

— И?

— Ну, влиять я на тебя не смогу. Так умный совет дать разве что…

— Не стоит.

Я потянулся и резко сел. Вот ведь морока на мою голову. И откуда все это взялось? Почему именно мне так «повезло»?

Волевым усилием я заставил себя открыть глаза. Я все еще был в том же самом ангаре. В нескольких метрах от меня лежало тело Деда. Чуть подальше спали Питер и Тимур. Рядом с ними свернутым тюком валялся Эдичка. А крысеныш? Я покрутил головой. Нет, крысеныш был на месте — сидел в углу сжавшись, нахохлившись. Нахмурившись я внимательно посмотрел на него. Кстати, а как его зовут? Не называть еже его постоянно крысенывшем. Стоп. Меня «крысеныш» вполне устраивал. Кого из тех, кто влез мне в голову это имя не устраивает. Я хотел было задать этот вопрос вслух, но промолчал. А мое-то какое дело? Пусть будет не «крысеныш».

— Замерз?

Крысенышь закивал. Я медленно приподнялся. Все мышцы тела ныли, словно я год грузил уголь на карьере. Стараясь не обращать внимание на неприятные ощущения, я поднялся, потянулся, потом вновь повернулся к крысенышу:

— Все тихо?

Крысеныш снова закивал.

— Ну, пойдем к костру, согреемся, чайка заварим.

При слове «чаек» крысеныш поморщился. То ли он чая не любил, то ли не знал, что это такое.

На улице было препротивно: все заволокло туманом, да так что едва можно было разглядеть соседний ангар.

Осторожно подойдя к кострищу, я в первую очередь убрал растяжку, а потом занялся костром.

— Как тебя зовет? — поинтересовался я не поворачиваясь.

Крысеныш какое-то время молчал, потом тихо произнес:

— Ветерок.

— Ветерок? — удивился я.

— А чего ты хотел? Грызун Ужасный, — тут же встрял Дед. — Наверняка, его имя — набор непроизносимых звуков. А Ветерок… вполне адекватный перед, хотя о деталях можешь поинтересоваться у Питера. Он лучше меня знает язык крысюков.

— Теперь я даже посрать в одиночестве не смогу?

— Не стал бы утверждать, что подобное времяпровождение принесет мне удовольствие.

— Я — быстро бегать и быстро думать, как ветерок.

— Насчет быстро думать, это ты в точку, — усмехнулся я.

— А ты и шутить умеешь?

— Может заткнешься? — в этот раз я не на шутку разозлился.

— Молчу… молчу…

Костер быстро разгорелся. Ночью дождя не было и вчерашнбие угли оказались сухими. Тем временем Ветерок принес воды в огромной пластиковой банке. Она была мутной и пахла то ли красной, то ли каким-то смазочным веществом. Я не стал спрашивать, где он ее взял. Меньше знаешь, лучше ешь. Три таблетки очистителя. Потом двойной армейский фильтр и на выходе оказалась прозрачная безвкусная жидкость вполне годная к употреблению. Поставив чай, благо в припасах Эдички даже котелок нашелся, я послал Ветерка за остальными. Вскоре они появились. Мутант печальный, с низко опущенной головой, и Тимур толкавший перед собой Эдичку. Расселились у костра. Настроение у всех было не веселое, да и сырой туман не способствовал веселью.

По кругу пустили здоровенную металлическую чашку с чифирем, куда я плеснул еще граммов сто водки.

Первым тягостное молчание нарушил Тимур:

— Что с трупом делать будем? Надо ж его похоронить.

Однако Тимура никто не поддержал.

— Тебе надо, ты и хорони, — фыркнул я.

Тут же мутант возмущенно задергался. Я видел, как сжимаются его руки. Казалось еще чуть-чуть и он на меня бросится.

— И что мне с ним делать? Застрелить.

— Дай я сам с ним поговорю, — попросил Дед.

— А он тебя слушать станет?

— Обычно слушал.

— Ну, валяй.

А дальше я впервые испытал странное чувство отстраненности. Я был и в то же время не был. Я словно висел в пустоте, где нет никаких ориентировав, причем я чувствовал, что что-то происходит вокруг моего тела. Что-то говорилось, что-то происходило, но я всего лишь присутствовал, не в состоянии понять, что же происходит. Сколько времени это длилось, не знаю, но, скорее всего, минут двадцать, а потом Дед позвал меня:

— Может возвращаться. Я все уладил.

— Вот спасибо тебе, мил человек, — ответил я, вложив в эти слова весь сарказм, что накопился у меня за последние несколько лет.

А потом раз… и снова я был сам собой.

Казалось, у костра ничего не изменилось. Все сидели на своих местах, только вот ощущение напряжения исчезло. Все словно разом вздохнули с облегчением, только момент самого вздоха я пропустил.

— И что вы тут без меня решили? — поинтересовался я.

Труп Деда мы хоронить не стали. Хотя, если честно у меня так чесались руки, всучить лопату Эдичке и начать перевоспитание с помощью трудотерапии. Но на это не было ни сил, не времени. К тому же мы все еще находились на территориях, которые в теории контролировались вояками, и в любой момент нам на голову могла свалиться десантная вертушка. Так что лучше было поспешить. Только вот быстро все не вышло, потому как от этого места путь в центр города был только один — через здоровенный мост — путепровод Автово. А там наверняка вояки пост держали. Раньше, года два назад поста тут не было, а теперь…

Нет, рисковать смысла не было. Тогда оставалось только одно — где-то неподалеку от автострады раньше был мостик, ведущий на дорогу в Угольную гавань. Им мы и решили воспользоваться.

Идти нам стало теперь много легче. Мутант, как всегда убежал вперед. Дед сказал, что его сынок, скорее всего, будет ждать нас у моста. А мы вчетвером побрели по узкой, едва различимой тропке, что вилась между холмами песка и промышленного мусора, заросшего гигантской лебедой и репейником. Эдичку я решил с собой взять. Однако ноги ему пришлось развязать.

Сначала я хотел побеседовать с ним по-свойски. Использовать его как грушу и выместить всю ту злобу, что у меня накопилась. В конце концов именно из-за него я попал во все эти неприятности. А потом я решил плюнуть. Сломаю ему что-нибудь невзначай, потом тормозить будет. Но пообещал, что если он чего выкинет, сдохнет первым.

А погода определенно начала портиться. Только мы вышли, откуда-то с Ладоги налетел ледяной ветер. Под ногами хлюпала грязь. Вот ведь интересно… Никто по этим тропинкам не ходит, а грязи тут по колено, словно полк прошел.

Потом, ни с того ни с сего, начал накрапывать дождичек. А с другой стороны нам это только не руку. На посту у вояк наверняка часовые выставлены, так что чем хуже видно будет, тем лучше.

Только никаких часовых мы так и не увидели. Прошли мимо разбитых складов. А может то и не склады были вовсе а так, и не выходя на шоссе, нырнули в заросли кустов. Кусты оказались густыми и колючими. Мне то и дела не было — комбинезон веешь хорошая, а вот Тимуру пришлось несладко. Ветерок же проскальзывал между колючими ветками, не замечая их. Десяток метров и мы по большей части ободранные в кровь вывалились на железку. Множество путей, разбитые и целые товарные вагоны, проржавленные цистерны.