Добравшийся, наконец, до мостика старший офицер Мартынов, приказал снизить ход до малого и положить руль право на борт. Это давало шанс "Адзуме" оторваться, но зато вводило в действие и кормовую башню русского броненосца. На "Адзуме", первый попавший до отворота русский 10-ти дюймовый снаряд, полого снижаясь, разворотил палубный настил, и взорвался в левом бортовом коффердаме, от удара в скос бронепалубы. Абсолютно безобидное попадание, ибо коффердамы и предназначены для защиты бортов корабля и недопущения больших затоплений при попаданиях, но... Именно в этот момент оттуда шла перегрузка угля (если на военном корабле есть неиспользуемое пространство, его надо использовать; во времена РЯВ пространство кофердамов обычно заполняли углем, игравшем роль резерва топлива, правда резерва весьма трудно извлекаемого) в опустевшие угольные ямы крейсера, и одномоментно в угольной яме погибло восемь матросов.

       Несколько попавших в японца шестидюймовых снарядов никак не повлияли на его резвость, а отворот русского броненосца был встречен громовым "Банзай!" прокатившимся по палубам и отсекам. Но, как показали дальнейшие события, бой был еще далеко не окончен. Первый залп русской кормовой башни закономерно лег довольно далеко от японца. Но вот второй...

       - Кажется боги сегодня на нашей стороне, и мы оторвались, - радостно потирая руки произнес Хига, наблюдая за отворотом "Осляби", - как раз вовремя, а то мне доложили, что в погребах кормовой башни снарядов больше нет...

       Фудзии не успел даже напомнить своему лейтенанту русскую поговорку "не говори "хоп", пока не перепрыгнешь", русские это сделали сами. После второго полного бортового залпа русских "Адзума" вздрогнула, рыскнула на курсе, и неожиданно завибрировала всем корпусом. При этом, внешне крейсер оставался абсолютно не поврежденным, и это, чуть не ставшее роковым для японцев попадание, было на русских кораблях не отмечено. Первым в рубке понял ситуацию командир корабля, растолкав своих офицеров, он проорал в амбушур трубы идущей в машинное отделение:

       - Итиро! Итиро, демоны тебя побери, доклад о повреждениях срочно!!!

       - Старший механик убежал в румпельное отделение, уточнить объем повреждений, господин капитан первого ранга! - раздался голос младшего механика, - но что у нас погнуло вал левой машины, это я вам и сам могу сказать.

       Через пару минут отозвался и старший механик, и его порция новостей была еще хуже. Русский бронебойный 10-ти дюймовый снаряд вполне оправдал свое название. Попав точно в корму "Адзумы", он пробил 89 миллиметровый броневой траверс, непонятно как продрался и сквозь скос бронепалубы, затем прошел навылет сквозь румпельное отделение и взорвался в только что опустевшем погребе боезапаса кормовой башни. Проходивший под полом погреба вал левой машины крейсера испытал на себе всю ярость взрыва снаряда, детонировавшего, наконец, прямо над ним, и теперь все 9500 тонн крейсера вибрировали в унисон с вращением левого винта. Хуже всего приходилось тем, кто был в машинном отделении, им приходилось клацать зубами при каждом обороте винта. То есть около 100 раз в минуту. Кроме этого, сквозь 10-ти дюймовые дырки медленно, но верно, затапливалось румпельное отделение, так что руль пришлось поставить прямо, а рулевую машину выключить. Теперь "Адзума" могла дать не более 16 узлов на прямой из - за боязни разрушения сальников биением вала. Ее маневренность, с учетом поставленного прямо пера руля и необходимости осуществлять любой поворот исключительно изменяя обороты правой и левой машин, тоже оставлял желать лучшего.

       К удивлению Фудзии дальше русские повели себя весьма странно. "Аврора", уже почти обогнавшая "Ослябю", и которой сам бог велел идти на добивание покалеченного японца, вдруг смирно и миролюбиво приняла в кильватер своего флагмана. Зато концевой транспорт, в котором сигнальщик опознал "Лену", продолжал преследовать "Адзуму" еще час. Нагло пристроившись к левой раковине, русский недокрейсер с 40 кабельтов начал пристрелку из своих 120 мм орудий. Он даже успел добиться двух попаданий, и сблизиться до 30 кабельтов, когда Фудзии это надоело. "Адзума", рыская на курсе, слегка повернулась к преследователю левым бортом, и открыла ответный огонь из казематных шестидюймовок. Окончательно "Лена" отвернула только после того, как ей положили ей под нос пару чемоданов из носовой башни. Против такого аргумента не мог возражать даже отчаюга Рейн. Не поддержанной "Авророй" "Лене" могло хватить и одного попадания.

       Для возвращения в Хакодате, "Адзуме" уже пришлось было начать жечь в топках котлов палубный настил. Но уже после заката ей встретился японский пароход, который и поделился с ней углем. Дальнейший путь воодушевленного бегством противника отряда Вирениуса до Владивостока, проходил без приключений и встреч с противником. "Лена", вообще-то встретившая отряд для снабжения его углем и проводки по хорошо известным ее штурманам фарватерам и минным полям, выполнила свою работу безукоризненно.

       ...Хотя вероятность появления японских миноносцев в этих глухих местах была небольшой, все же решили не рисковать и при подходе к Курилам зарядили помимо 75 мм по приказанию адмирала Вирениуса 10" и 6" орудия сегментными снарядами, у орудий посменно неслась вахта. Андрей Андреевич с подходом к Курилам начал вообще заметно нервничать, когда только что установленная связь по аппарату беспроволочного телеграфа со вспомогательным крейсером "Лена", который должен был снабдить нас углем и провести во Владивосток, внезапно прервалась. Мы уже начали думать на японцев, и когда показался дым со стороны Итурупа, адмирал был готов дать команду отвернуть на восток, но головной "Алмаз" вовремя доложил, что видит трехтрубный гражданский пароход, который при дальнейшем рассмотрении и оказался "Леной". Оказывается, у них поломался радиотелеграф, и ее командир решил ждать нас в точке рандеву у острова Итуруп, а если в тумане разминемся, то догнать нас в Корсакове. Но к счастью все обошлось благополучно.

       Легли в дрейф и начали принимать уголь с "Лены", командиры судов отряда, а также Рейн были собраны у нас на "Ослябе". Очень рады мы были новостям с Родины и российским газетам, которых мы не видели уже с полгода, привезенными "Леной". Оказалось, что Владивостокские крейсера устроили в это же время демонстрацию у Сангарского пролива, с целью отвлечь японские силы от нашего измотанного многомесячным переходом отряда.

       Во время погрузки угля починили радиотелеграф на "Лене", машинные команды в это же время готовили изрядно износившиеся машины и котлы к последнему броску до Владивостока. К сожалению, состояние наших механизмов нельзя было назвать даже удовлетворительным. Машинам требовалась переборка и регулировка, постоянно текли все новые и новые трубки в холодильниках, и эти трубки приходилось глушить. На борту не было приборов определения солености котельной воды и соленость эту приходилось определять на вкус, но нет худа без добра, за время похода кочегары обучились, и такого безобразия как в Средиземном море (образование накипи и выход из строя котлов) благодаря даже столь примитивному, но постоянному контролю, больше не повторялось. Сделали все что смогли в таких условиях, и была надежда, что "Ослябя" даст 16, а то и 16,5 узлов, хоть недолго.

       При проходе проливов было приказано держать пары на полный ход, но сам ход при этом был только 12 узлов. Наш старший механик возражал, так как при малой циркуляции воды в котлах, идет интенсивное накипеобразование, но к его мнению адмирал и командир не прислушались...