Лишь Крутов в деловом азарте предлагал:
— Надо немедленно блокировать вокзал, аэропорт, морской порт, автостраду, чтобы преступник не ушел из города.
Сытенко хмыкнул:
— Это мы мигом распорядимся, а кого хватать будем? Высокого или низкого, толстого, как я, или тонкого, как вы, Виктор Константинович?
Крутов обиделся.
— Вы меня, Иван Семенович, за чудака не принимайте. У преступника на одежде кровь и мозговое вещество вполне могли остаться. Это улика. Еще и какая!
Какие там следы на одежде, — подумал Сытенко. — Кости затылка раздроблены, но чтобы кровь фонтаном била, это вряд ли. Однако ссориться с прокуратурой не хотелось, и, подойдя к патрульной машине, он связался по рации с РОВДом и дал необходимые распоряжения. Надо было срочно организовать первоначальные оперативно-розыскные мероприятия, и Сытенко, договорившись встретиться через два часа в кабинете Балабина, уехал в райотдел.
Вопреки пессимистичным ожиданиям Сытенко, события начали развиваться довольно бурно. Слух об убийстве разнесся по городу, и уже через час они знали личность убитой. Ее соседки по комнате вечером не подняли шума, так как считали, что их подруга развлекается с парнем, с которым познакомилась на танцах. Но, узнав об убийстве, явились в отдел милиции и по фотографии опознали погибшую. В протоколах их допросов были подробно зафиксированы приметы парня, который пригласил её танцевать. И сотрудники Сытенко начали методичный обход частного сектора и всех здравниц города.
Сам Сытенко не успел включиться в поисковые мероприятия, так как появился новый подозреваемый: в отдел явился муж убитой, узнавший от подруг жены о трагическом происшествии. Его рассказ был похож на выдумку. По крайней мере, Сытенко верил ему лишь до того момента, как он, якобы подойдя к стоявшей у дерева парочке, понял, что в темноте обознался. Извинившись, он помчался дальше. Безуспешно проблуждав по ночному парку ещё часа два, он вернулся в санаторий и до утра просидел возле входа в её корпус.
У него тогда ещё теплилась надежда, что, пока он бегал по парку, жена вернулась. Но наступило утро, а её не было. И лишь когда её подруги вернулись из отдела внутренних дел, он решился спросить у них о своей жене. Узнав о трагедии, поспешил в милицию. Оказалось, что все его проклятия жене теперь обернулись против него: он безмерно виноват, что думал о ней плохо. Отвергнутый ею негодяй, очевидно, убил её.
Обидно, конечно, что ему не поверили и задержали. Но он бы и сам в такой ситуации заподозрил в первую очередь ревнивца мужа. Временами ему начинало казаться, что он виноват в смерти жены, так как его настойчивые поиски могли вспугнуть Марину, и её убили, когда она пыталась уйти.
Прав был Володька — не надо было сюда лететь.
Так он лежал и казнил себя, ещё не зная, что красавец танцор Александр Птицын найден, опознан, водворен в соседнюю камеру и теперь тоже клянет себя за вчерашний вечер.
— Не слушал умных людей, что погубят меня бабы. Ищу приключений на свою голову. Кто теперь поверит в столь невероятное стечение обстоятельств?
Вечером на совещании в кабинете Крутова собрались все участники розыска. В отсутствие прокурора Крутову пришлось взять ответственность на себя. А ситуация сложилась непростая: задержаны двое, и вина одного автоматически исключает вину другого.
Трудный разговор начал Сытенко:
— Пожалуй, надо отпускать мужа: виновный не стал бы сидеть с утра возле её корпуса.
— Не скажи, — возразил Балабин. — Он мог это делать для отвода глаз, понимая, что все равно его установят через кассу Аэрофлота.
— Слишком уж сложный ход для неопытного преступника. К тому же следов крови и мозгового вещества ни на одежде, ни на изъятом ноже не обнаружено. Правда, сам факт приезда в город и чувство ревности говорят о многом.
— Вот видишь, — сказал Балабин, — в таком состоянии вполне мог убить.
— Мог и убил — разные вещи, — решил вмешаться Крутов. — А что у вас есть в отношении Птицына?
— Здесь улики весомее. — Сытенко, найдя нужное место в протоколе допроса, зачитал: — Марина согласилась с моим предложением прогуляться по парку после танцев. Мы остановились под деревом недалеко от танцплощадки. Я взял её за плечи и попытался поцеловать. При этом неловким движением случайно разорвал нитку бус. Марина кинулась подбирать рассыпавшиеся бусинки, на ощупь отыскивая их в траве. Мне стало досадно, что она беспокоится из-за такой ерунды. Я предложил бросить это бесполезное занятие и вернуться сюда утром, когда будет светло, а пока заняться любовью. Но она упорствовала. Я пообещал ей купить на другой день новые бусы, она отказалась. Яспросил: Они что — очень дорогие? Ответила, что дороже не бывает, что им цены нет. Я сделал попытку приподнять её и обнять, но она резко оттолкнула меня и сказала, чтобы я убирался отсюда. Я разозлился и ушел. Втемноте наткнулся на ветку дерева и поцарапал в кровь лицо. Вернувшись в санаторий, увидел, что моя рубашка испачкана кровью. Япостирал её под краном и лег спать. На другой день после завтрака решил на пляж не ходить из-за оцарапанного лица и остался лежать в комнате, где меня и нашли работники милиции.
Сытенко, закончив читать протокол, начал подводить итоги:
— Конечно, подозрение падает на Птицына. Здесь и случайное знакомство, и его вполне определенные намерения, и ночная стирка окровавленной рубашки, и царапины на лице. Слишком много совпадений. Но нельзя сбрасывать со счетов и Холодова. Существует ещё одна, правда, сомнительная версия: был некто третий, пока нам неизвестный. Но это уже из области фантазий.
Последняя фраза резанула слух Крутова — эти рассуждения Сытенко, хотя и логичные, были довольно циничны.
— Вы, Иван Семенович, по-своему правы, — заговорил Крутов, — поведение Птицына вызывает подозрения. Ну, а если здесь случайное стечение обстоятельств? Бывает же так! В нашем распоряжении двое, и если ничего нового мы не добудем, то придется Птицына освободить. Что же касается Холодова, то его мы обязаны отпустить немедленно.
— Если работать с оглядкой, как вы, то с преступниками вообще бороться будет невозможно, — Сытенко чувствовал, что сейчас наговорит лишнего, но его понесло. — С приобретением опыта вы, Виктор Константинович, поймете, что на практике редко когда удается собрать всеобъемлющие доказательства. Преступник не такой уж дурак, и следы, а тем более отпечатки пальцев, старается не оставлять. Между прочим, в судах подобные дела зачастую на одних лишь косвенных доказательствах основываются.
— И меня, и вас учили, что лучше отпустить девять виновных, чем осудить одного невиновного. Ипока это зависит от меня, я сделаю все, чтобы это положение выполнялось.
Но Сытенко сдаваться не собирался.
— Послушай, Виктор Константинович, у нас всегда с прокуратурой были великолепные отношения, и мы вас никогда не подводили. Хотите отпустить Холодова — ваше право, хотя можно было бы и не торопиться. Что же касается Птицына, то тут вопрос принципиальный. Нам с вами работать вместе, и совсем небезразлично, как быстро мы найдем общий язык. Чем скорее, тем лучше.
— Для кого лучше: для вас или для дела?
— А зачем противопоставлять? Разве мы для себя стараемся, разыскивая и изобличая преступников? Одно дело делаем и мыслить должны в одном направлении.
— Говорить вы великий мастер. Я даже почувствовал себя формалистом, а всего лишь призвал к соблюдению законности. Так вот: Холодова освободим немедленно, а Птицына — по истечении положенных по закону трех суток, если не будет добыто новых доказательств.
До этого момента Балабин дипломатично молчал. Ему было интересно, как поведет себя Крутов в сложной ситуации. Новенький помощник прокурора молодец, — подумал он и поддержал коллегу:
— Да, надо честно признать, что доказательств в отношении Птицына у нас действительно недостаточно. Его рассказ мы пока опровергнуть не можем.
Сытенко промолчал. Исходя из многолетнего опыта, он очень сомневался, что его подчиненные добудут что-либо новое, и тогда эти законники отпустят преступника. А это противоречило его представлению о справедливости. Но впереди действительно ещё двое суток, и надо работать.