От этих виражей у Ивана по спине побежали мурашки. Он смотрел на стройную и хрупкую блондинку так, будто впервые её увидел.

"С ума сойти! А ведь точно. Это же свихнуться можно. Откуда в ней столько сил? Сначала Юрка, он был её парнем ещё там, потом Ермаков, потом грёбаный Рома её трахал, теперь вот Димон… погиб. Охренеть!"

Ивана захлестнула волна жалости к этой женщине. Свирепо поглядев на съёжившегося Макса, Маляренко взглядом пообещал ему геенну огненную, если хоть один волосок… Парень, прошмыгнув мимо вождя, подошёл к своей подруге и, сильно смущаясь присутствующего здесь Ивана, вытащил из-за пазухи маленький букетик самых первых полевых цветов. Девушка слабо улыбнулась, что-то тихо сказала и взяла букет.

Мысленно поставив себе "неуд", Маляренко бодренько допил чай и тоже рванул за цветами.

— Слухай, Вовка, а действительно, сколько лет он, по-твоему, здесь стоит? — Иван сосредоточенно оттирал от глины и песка якорь на монументе. Пыльная и грязная ладонь, шурша, ходила по граниту. Володя не соврал — кроме якоря, на обелиске едва можно было разобрать цифры. Тысяча девятьсот сорок четвёртый. И кусок надписи про освобождение данного, так сказать, региона. И на этом вся историческая ценность монумента заканчивалась.

— Тыщща! Не меньше! — Володька шумно высморкался, извинился и продолжил: — Двинули уже, а? Нам до посёлка ещё топать и топать. До темноты бы успеть, а то нарвёмся на зверьё какое-нибудь. А вообще, интересно, почему кроме этих развалин вокруг ничего нет?

Романов ткнул пальцем в надпись.

— Бывал я там. Город на городе. Село на селе. Всё застроено. Может, и этот памятник сюда занесло? И вообще, мы-то здесь как? Не понимаю.

— Ты думаешь, я понимаю?! — Маляренко бросил наводить лоск на памятнике и зло крутанулся к Романову. — Да я материалист по жизни. Я, блин, в Бога не верил и не верю до сих пор! Я в разум человеческий верю. В инженеров и учёных верю. У меня уже полгода крыша сбоит — что за хрень вокруг нас творится! И как всё это, блин, с материализмом соотнести… не знаю.

Ваня сел на землю перед монументом и схватился за голову.

— Неизвестное науке природное явление? Ну, может быть. Молния шваркнула — и мы здесь. Как? Почему? Я в Приморье был, ты — в Новосибирске. Судя по монументу, ещё и тыщща лет прошла. Что за чертовщина?

Володька сел напротив и замолчал, понимая, что влезать в этот монолог бесполезно. Ивана несло. Брызгая слюной и обильно матерясь, он пытался уложить факты в рамки привычных и понятных представлений об окружающем мире. И это у него не получалось, а смириться он не мог и не хотел. Ну как же! Человек — царь природы! Венец творения. Володька горько усмехнулся. Сам он уже не пытался ничего понять, а просто принял всё как есть.

Иван злобно пинал траву и орал в полный голос, поминая чертей, инопланетян и придурков-учёных, и не видел, как сидящий у него за спиной Романов изменился в лице. Кислое выражение сползло с его лица, словно маска. Он спокойно и оценивающе смотрел на вождя, явно что-то прикидывая и решая.

— Иван, — Володька снова улыбался. — Может, пока никому об этом не говорить?

Маляренко от неожиданности запнулся, позабыв выдать в эфир очередную порцию мата. Он чуть было не ляпнул "почему", но вовремя спохватился и посмотрел на вечно тихого Романова совсем другими глазами.

— Я подумаю.

"Что-то с ним не то…"

— Ладно, Вовка, пойдём. Вечер уже, скоро стемнеет. Надо идти назад. Через пару дней найду подходящий повод, чтобы Серый ничего не заподозрил, и мы с тобой сюда придём надолго. Посмотрим, что тут ещё найти можно. Сначала сами поковыряемся.

Глаза Романова торжествующе сверкнули, и он с готовностью кивнул.

"Что-то этот уродец знает"

Ваня прикинул общий размер развалин, среди которых и стоял монумент. На глазок, каменные руины занимали участок сто на сто метров. Не меньше.

— Порыться тут надо, мало ли… А насчёт никому не говорить… — Иван пристально посмотрел в глаза Володьки. — Ты тоже помалкивай.

То, что к первым обнаруженным ими следам цивилизации он ещё вернётся, Маляренко абсолютно не сомневался.

Назад шли очень быстро, временами срываясь на лёгкий бег, вокруг то и дело раздавалось какое-то тявканье, вой и прочие прелести дикой природы. Зверьё потихоньку начало выбираться из своих нор на ночную охоту. И хотя Ваня уже прекрасно знал, что большую часть этих звуков издают неопасные зверьки, вроде маленьких лисиц, идти всё равно было неприятно. Позади, вцепившись в копьё и постоянно оглядываясь, пыхтел Романов.

Не дойдя до заветной рощи метров шестьсот, в почти полных сумерках, ходоки нос к носу столкнулись с "комиссией по встрече". "Комиссия" была абсолютно голая, заплаканная и сильно замёрзшая. Романов, увидев в каком виде, посреди ночной степи, его встречает жена, длинно выматерился и, обогнав остолбеневшего Маляренко, побежал к Марии. Опознав среди путников Володю, сидящая на земле девушка подскочила и, попав в объятия мужа, разревелась.

Длинная кожаная куртка, доставшаяся Ивану в наследство от таксиста, пришлась немного успокоившейся девушке в самый раз. Завернувшись в неё, как в банный халат, Маша спрятала лицо на груди Володи и что-то тихо стала ему нашёптывать, временами всхлипывая и вытирая нос.

Через минуту Маляренко смог воочию лицезреть то, о чём ему рассказывал Николай, когда перед боем у Вани "рухнула планка". Только теперь это произошло с неизменно спокойным и рассудительным банкиром. Романов зашипел, мягко отодвинул жену, схватил копьё и с подвыванием кинулся в сторону посёлка.

— Стой! Не надо! Не ходи! Они же только этого и ждут! — Маша, визжа, вцепилась в брючный ремень, но озверевший мужик не обратил на это никакого внимания, волоча женщину за собой. Ваня прикинул, как бы ему не попасть под копьё, догнал напарника и, изловчившись, двинул ему в левое ухо. Романов рухнул, как сноп.

Визги Марии в посёлке явно услыхали, так как почти сразу же из рощи скорым шагом вышла Алина. Полностью одетая и тащившая впридачу небольшой узелок, увидав мужа, она успокаивающе помахала рукой.

— Со мной всё в порядке!

Ваня с нескрываемым облегчением выдохнул.

Расположились они там же, где перед нападением на посёлок обитал Романов с "бомжами". В кустарнике у дальнего ручья. Благо, какое-никакое укрытие там было и позволяло переночевать без опаски.

— Ну вот, — костерок окончательно разгорелся, и Иван, усевшись поудобней и обняв жену, приготовился слушать. — Теперь расскажи. Не торопись. Спокойно. Кто, что, как?.

— Расскажи. — Володя мрачно щупал распухшее ухо. — Подробнее.

Маша подтянула под себя голые ноги, укуталась в куртку поплотнее и, напоследок хлюпнув носом, начала.

— Как только вы ушли, я стирку затеяла. В бане. И сама помылась. Тут эти, — Маша скривилась и словно выплюнула, — "бомжи" припёрлись. Я кричала, но никто не пришёл, не помог. Меня… побили и …

Девушка замолчала. Иван почувствовал, как задрожала Алина.

— Меня они в доме заперли, гады.

— Потом вытащили за руки, за ноги из посёлка и из ворот… раскачали и бросили. Сказали, чтоб проваливала. И чтобы ты, если жить хочешь, в посёлок не возвращался. — Маша убито посмотрела на мужа. — Я целый день бегала, зарядку делала. Было очень холодно. А потом я устала и села. Так вас и дождалась.

Иван смотрел через огонь на пару, сидящую напротив, и пытался определиться со своими чувствами. Женская солидарность, проявленная Алиной к избитой и изнасилованной девушке, его ничуть не тронула. К Марии он относился весьма скептически, хотя и признавал её красоту. Ситуация была ясна, как божий день. Звонарёв решил взять власть в свои руки. Сначала команда "фас", конечно, тихая и негласная. Потом люто ненавидящие и бывшего босса, и его секретутку "бомжи" её трахают и избивают, но так, аккуратненько, очень больно и обидно, но без увечий и членовредительства. Да ещё и нагишом гонят. Чтобы, значит, встретила нас.