Море. От края до края горизонта. Иван оглянулся. Позади были невысокие горы, сплошь заросшие соснами.

'Райское место'

— Куды прёшь?!

Мимо пролетел всадник и огрел кнутом водоноса, свернувшего не туда.

'Или нет. Не рай. Это что? Это была ЛОШАДЬ?!'

У этих парней были лошади!

Ваня поднажал и догнал Кольцова.

— Тебе ещё и лошадей? Облезешь! И нафига тебе паруса с моей ласточки? Не доверяешь?

— Нет. Просто нужны. А лошадей продай, а?

Борзоты этому Ване было не занимать, но Костя держал себя в руках. Он прекрасно понимал, что такой человек ЕМУ, новому ХОЗЯИНУ, пригодится. Этот тощий хмырь позволял ему убивать разом сто зайцев. Будет на кого направить гнев людей. Илья убедит всех, что это тот самый… блин… Разрушитель…

Костя хохотнул. Ну что за дебилизм! Объяснить, почему большинство людей здесь, приняли бред этой девчонки за откровение, могло, пожалуй, лишь отчаянное положение в котором они оказались и её открытие этого города.

… Разрушитель их не оставит в покое. А там… там видно будет. В конце концов, два автомата, которые ему пообещал привезти Иван — это два автомата. Торговля опять-таки… а лодки… лодки ещё построим. Не беда. Деньги и власть лучше, чем просто власть.

— Егор.

— Да, дядь Кость.

Первый помощник живенько прискакал на костылях.

— Самогон готов?

— Триста литров. Завтра будет триста пятьдесят.

— И распорядись насчёт кабанчиков. Надо будет, как следует… убиенных помянуть.

Два десятка бойцов из Семьи, во главе с самим отцом, стояли и смотрели, как от причала отчаливает новенькая лодочка. Двигатель ещё не успел как следует раскрутиться и скорость была невелика. Позади осталась ругань экипажа 'Ласточки', с которой по приказу Бати в темпе ободрали паруса и весь такелаж, суета с погрузкой вещей и продовольствия на борт моторки и переправка туда же замотанной тушки полковника.

Чужих здесь не было. Были только свои.

— Дядь Кость, поехали, а? А то сейчас там хватятся…

— Погоди, Егорша. — Кольцов спешился и быстрым шагом вернулся на пирс.

— Иван!

Кричать приходилось, сложив ладони рупором — кораблик отошёл от берега метров на тридцать и шум прибоя здорово мешал.

— Ивааан!

На корме показались две фигуры. Иван и Настя.

— Ивааан! А ты, на самом-то деле, КТО?

В ответ громко и зло расхохоталась Настя.

— Ты не понял? Он РАЗРУШИТЕЛЬ! И тьма идёт за ним! Прощай, Кольцов!

Костя одервенел. Потом натужно хохотнул и повернулся к своим бойцам.

— Это шутит она, пацаны. Поехали.

Кольцову очень хотелось в туалет.

Они ушли! Они и вправду — ушли! Иван не верил своим глазам — два десятка всадников действительно повернули своих лошадей и, поднимая столб пыли, помчались вверх, по дороге ведущей к городу. Если бы Ваня не держался за штурвальчик — он бы свалился. Как подкошенный. Ноги отказывались его держать. Зато душа пела.

'Свободен! Свободен!'

Прямо перед рубкой, на палубе, сидела Настя. Плечи её подрагивали. Рядом, держа на руках ребёнка, сидел Михаил и что-то тихо шептал ей на ушко. Женщина слушала, кивала, но всё равно тихо плакала.

Миша заметил, что их пристально рассматривают.

— Это она от счастья. Мама, сядьте!

Вторая женщина в плаще немедленно села на палубу.

'Мама?!'

— Дядя Ваня, — Капюшон Насти слетел с головы, — дядя Ваня, она тихая. Она вам не доставит никаких…

'Ёшкин кот!'

— Всё будет хорошо. — Вместо ободряющей, улыбка у Вани получилась дурацко-счастливой — от уха до уха. — Обещаю. Главное, чтобы эта штука не утонула.

Лодка, скопированная с Кольцовской развалюхи, радовала глаз светлым деревом, ухо — скрипом, а нос — запахом свежеспиленной сырой древесины. Вдобавок ко всему этот аппарат тяжелее воздуха здорово вибрировал от работы двигателя. Маляренко оглянулся. Берег был уже так далеко, что горная гряда не нависала над головой, а лишь слегка возвышалась над горизонтом. Никаких признаков погони на означенном горизонте тоже не наблюдалось.

Карт у Маляренко не было. Было лишь примерное понимание того где они находятся. Лодку следовало вести вдоль отрогов Кавказского хребта. А потом, когда он закончится, постараться никуда не сворачивать — авось получится упереться в Керченский остров.

Маляренко помрачнел. 'Авось' было самым слабым пунктом его плана. Ну, конечно, кроме лодки. Лодка была так ваще…

'Беду' бы сюда…'

— Настя — отведи маму в трюм. Поручи ей ребёнка. Сама принимайся за обед. Миша — тащи сюда полковника. Вдруг он знает куда нам плыть.

'Я капитан этого корыта или нет, в конце концов?!'

Народ на палубе зашевелился и двинул исполнять приказы.

— Орать не будешь?

Колючие глаза полковника попробовали приморозить Ивана насмерть.

— Так будешь или нет?

Алексеев помотал головой.

— Миша, кляп вынь. И руки ему развяжи. А ноги пока не надо.

Полковник проплевался, размял челюсть и, пристально глядя сквозь свежепоставленный фингал на Ивана, задал простой вопрос.

Один и по существу.

— Почему ты меня не убил?

— А я должен был?

Офицер был невысок, крепок и имел волевой подбородок. Как у Джеймса Бонда.

'Танкист, наверное…'

— Танкист?

На патетические вопросы пленника Ване было начхать.

— Танкист.

— Слушай меня внимательно, танкист. — Маляренко поморщился. Рана на руке разболелась не на шутку. Иван наклонился к пленнику. Голова кружилась от ноющей боли. Перед глазами летали разноцветные мошки.

Ивана тошнило. Тошнило от физической боли. Ещё его тошнило от одной только мысли о том, что ему сейчас надо что-то делать. Маляренко морально был на последнем издыхании — мозги кипели и жаждали отключиться.

Никуда не идти.

Ничего не хотеть.

Ничего не делать.

Едва сдерживая подступающую к горлу дурноту, Иван зашипел.

— Я. Устал. Убивать. Яаа… Не хочууу… больше… руссссской… кровииии… Яаа вообще… уссссстал…

— А как же это? — Полковник на забинтованную руку Ивана. Он был явно обескуражен неожиданным поведением своего пленителя. — 'Разрушитель'. Месть за пытки и всё такое?

— Мои пальцы тебя не касаются. Это наши с Настей старые счёты (Алексеев удивлённо задрал бровь), а насчёт 'Разрушителя'…

Иван отвалился к борту и замолчал.

Сил говорить не было.

— Он Разрушитель, дядя Вова.

При ярком солнечном свете шрамы на белом теле Насти смотрелись особенно жутко.

— Он Разрушитель и тьма идёт за ним.

Маленькая женщина заглянула в глаза Ивану.

— Ты понял?

Иван понял. Понял это и полковник. Алексеев скрипнул зубами.

— Эти уроды всё просрут. Тьма — это они сами, да?

— Да, дядь Вова. Это они сами. Илюша сильно жиже муженька моего, покойничка, будет. Да и Кольцов… сила есть — ума не надо. Это ж про него придумано.

— Да. Это про них.

Все, включая Ивана, затихли. Разговаривать было не о чем.

Офицер мысленно прощался со своим детищем. Со своим Новоградом. Он прекрасно понимал, что его люди — это не Кольцовская Семья и без него они до конца упираться не будут. Что власть ему не вернуть. И что те люди, что пришли на его место, делать то, что делал он — НЕ СПОСОБНЫ. Созданная им коммуна с военно-религиозным уклоном в своём нынешнем виде сама себя регулировать не могла. Это была прекрасная ПЕРЕХОДНАЯ модель общества, которое пытается для начала просто выжить. Полковник это прекрасно понимал. Ей постоянно требовалось управление в ручном режиме. И тут всё зависело от ЛИЧНОСТИ того, кто управляет.

'А Кольцов Илюшу схарчит и не подавится. Ой, ё… и он же понятия не имеет, что делать дальше… он лидер, вожак. Но он не руководитель…'