Князь Олег был горд, и князь Игорь был горд, и княгиня Ольга была горда…
Помнится, какой вызвала невероятный гордый гнев уверенность древлянского князя Мала, что княгиня Ольга после смерти мужа согласится пойти за него замуж, чтобы спасти свое Киевское княжество. Его князь Мал считал присоединенным к Древлянскому княжеству. И для княжества этот гнев был благом, потому что заставил ее действовать быстро и решительно и помог ей сокрушить древлян.
Древлянская земля покорена, и теперь княгиня Ольга посещает ее совсем с другим чувством — да, в этом чувстве много гордости, гордости за то, что она, вдова князя Игоря, это сумела сделать.
Княгиня Ольга полагала, что тем, кто ничего не сделал» гордиться нечем, а ей можно — пусть втайне! — и погордиться. Чем? Многим, многим… И успешным правлением, и тем, что люди ее любят, и сын Святослав — достойный князь, правитель после нее…
Впрочем, она уже давно чувствовала, что Святослав слишком увлечен военными походами, может быть, причина в ней…
Он хороший сын и не станет сражаться открыто с ее установлениями, но и ему пора садиться на княжеский киевский стол.
«Святослав сокрушит все христианские храмы! — говорил ее внутренний голос.
— Нет, он не посмеет — он любит и уважает мать… — возражала она.
. — Причем тут мать? Немедленно поднимут головы — да, да — те ненавистники Христа, что считают его приход в княжество огромным злом и тебя виновницей этого. Крещение Аскольда и Дира уже забыто, но не забыта насильственная их смерть от руки князя Олега… Аскольда и Дира почитают как русских князей, хотя они и приняли Христа, а вот князь Олег и князь Игорь — ненавистные варяги…
— Но ведь варяги–вагры — живут и ныне на побережье Балтийского–Варяжского моря — это же славяне, никакие не датчане, не шведы–свены, не немцы… немецкое племя «неметы» жили совсем не на побережье, а вот по ним — стали всех немцами звать… Об этом еще князь Игорь говорил, и она сама знает — ведь вереницы купеческих обозов из этих земель все через Киев идут… Да, вагры — варяги, совсем рядышком с Ютландией[211]… И тут же другие все славянские племена — и бодричи, и ратаре, и укране, и лютичи, все они на берегу моря, а дальше вглубь земли — гаволяне, и сербы, лужичане, мильчане, и бобране по реке Бобер… Между реками Лабой и Одрой. — Одр‑то — стол погребальный, тоже славянское слово, — думает княгиня Ольга — одни славяне и живут …
— Чем же вагры–варяги хуже их всех? Рядом с ваграми — дитмары, это уже не славяне…
— В земле вагров — город Старгард, на самом берегу моря… в укромном заливе… А рядышком город Буковец — и на реке, и на краю озера… А чуть южнее его — и тоже у озера — город Зверин… В тех лесах много водится дичи — так купцы говорят… Дальше по берегу моря — Росток, остров же Рюген, куда ездил отец в святилище бога Световита, славяне часто звали— Рана…
Городов было много, и сейчас они стоят, и все со славянскими именами: Бранибор… Любузна… Медзиречь… Любузна у люжичан… Город Стрела на Лабе… Там гломачи…»
Действительно, между реками Эльба (Лаба) и Одер (Одра) на территории Германии поразительно много славянских названий, оставшихся от жизни здесь славянских народностей.
Там, где жили вагры, город Трайя (почти Троя!) на реке Трене. Город Лютенбург — город Плен. Приток Эльбы (Лабы) — река Ильменау — напоминает наш новгородский край, наше озеро Ильмень. Город Войценбург на Лабе.
У реки Сала жили сербы, на реке Родах — город Россох. Город Крин. Росток стоит недалеко от реки Варнов. Города Гюстеров и Тетеров. На реке Рекниц — город Рибниц у берега моря. Города Каров и Борков, Путлиц и Пене, Узедом и Гнойен. Река Даров впадает в Балтийское море. Город Перлеберг (перлами называли на Руси жемчуг). Гора Кликовец. А еще есть города Клокков и Миров. Остербург и Белиц, Бельциг и Борна, Глаухау и Остров. Города Торгау и Риза на Лабе. Город Лейпциг — от славянского слова «липа».
Прошли через века, сохранились прежние, древние названия…
Когда прибыли сюда варяги, то никакого затруднения при разговоре у них не возникло и толмачи им тоже не требовались. Варяги представлялись иноземцами, чтобы покичиться, но на самом деле понимали язык и все их тоже понимали… Это не было тайной — славянство варягов, но и распространяться об этом тоже не полагалось.
Княгиня Ольга, молоденькая жена князя Игоря, об этом сначала не знала, как и многого, что совершалось вокруг… «Понимаем, но не обсуждаем даже между собой» — этот главный ход княжеской жизни она усвоила сразу, может быть, потому, что и у себя дома была приучена к молчанию… Варяги да варяги, одетые в заморские доспехи, производили впечатление на всех, и о славянстве их даже и не шептались. О многом следовало догадываться самой, князь Игорь заботился о том, чтобы она не была только зрительницей жизни, он дорожил отношением князя Олега к ней, сразу приметившего сообразительность молодой княгини. Все это заставляло ее быть постоянно настороже, чтобы ничего не упустить из происходящего и вместе с тем не спрашивать лишнего, выказывая свое непонимание и наивность, делать это мешала и гордость.
Но никогда не ползла земля у нее под йогами от открываемся вдруг бездны… не горя — хотя горе было сильное — а пропасти, на дне которой невиданные ею прежде чудовища, готовые пожрать всю ее жизнь…
Да, да, чудовища… Так думала княгиня Ольга… нет, не думала… не чувствовала, а так кричала вся ее душа… Не только душа — и тело кричало, каждая косточка болела, каждая жилка ныла, каждый кусочек плоти ее вопил от боли и ужаса…
Княгиня Ольга рухнула тогда на колени перед иконой Богородицы и молилась так жарко и так пламенно, как, может быть, никогда не молилась прежде, и слезы, слезы текли по ей лицу…
Это были слезы благодарности и жаркой любви, что спасла… не выдала…
Мысли о варягах лезли в голову и то, что она не понимала тогда, что они славяне, не чужаки, и Рюрик служил с наемной дружиной в Дании, а потом его позвали новгородцы… Она долго не задумывалась об этом, пока не услышала, как кто‑то из ее челяди кинул мимолетно: «Так это же русь, русские…»
Она услышала эти слова и ахнула про себя: «Не знать самого важного! Не только не знать — не догадываться… Хуже того: не ведать, что здесь что‑то скрыто… Что скрыто? То, что свои славяне, а названы варяги–вагры.,. Названы‑то верно, они и были варяги, а не русские, каждое племя носит свое имя, но язык — один, родной и родственный… Когда князя Игоря спросила, он подтвердил. Но ведь и спрашивать уже можно, когда о чем‑то догадался… Догадался — тогда и спрашиваешь, а так — словно поле чистое, непосеянное… Зерен в нем нет. Дождь пойдет — одна грязь будет, а если зерно в земле, то ростки проклюнутся, потом в колосья поднимутся…
Остались эти варяги–вагры — славяне–русь — уроком княгине Ольге на всю жизнь: и нет вопроса, а ты его ищи, спрашивай себя, нет ли тут скрытого зерна, что потом взойдет и удивит тебя, наивную, думавшую, что и пахоты не было, и зерна не сеяли».
Плакала княгиня Ольга и молилась, и благодарила, что другие оказались ее мудрее…
«Да, и нянька мудрая, и скифка Гелона мудрая, и даже Марина безобразная мудрая», — так сокрушала себя княгиня. Так язвила свою гордость, которая могла погубить сына…
«А все же Марина любит Святослава,, — подумала Ольга про свою невестку, — если она от страха ко мне прибежала, как представила, что она наделала… Спасибо ей, что испугалась, спасибо, что прибежала… Спасибо, что нянька со скифкой были на страже… Подумать только — до чего все докатилось, будто на Красную горку колесо огненное с горы пустили… Мне бы прежде догадаться да услать Марину… Как же услать можно волхову верховную, жрицу Макоши?.. А если бы погиб Святослав? Но где же он? — опомнилась княгиня Ольга и взглянула на оплывающую свечу. — А где Марина? Где Малуша? И что теперь делать? Сказать или не сказать Святославу? — Опять полезли в голову мысли о варягах–ваграх… о ее наивной молодости. Совсем вживе вспомнился князь Игорь, как он любил играть ее косами… Странно, что она не седеет-— волосы такие же, как в юности, только на висках слегка… несколько волосков… Что бы теперь он сказал, если бы пришел сюда, сейчас, утешил ее… обнял?.. Что делать с княжеством? Как вразумить Святослава отказаться от старых богов? Все правители других стран стали христианами, а у него на уме — одни походы… И откуда взяла Марина, что Малуша тяжела? Кто ей сказал? Боже мой! Но как же получилось, что она, княгиня, правительница, не подозревала, что скифы так сильны в городе?!
