У него была машина — Джип. Она заводилась, когда он поворачивал ключ, и останавливалась, когда он нажимал на тормоз. Обычно, хотя и не всегда, это позволяло ему добраться до нужного места без особых проблем. Весь разговор.
— Запрыгивай, я тебя прокачу, — сказала она, открывая водительскую дверь Челленджера, предварительно распахнув двери лифта.
— Нет, спасибо, я пройдусь. — Внутрь машины с ней он не полезет. Ни за что. Впрочем, он и не думал, что существует опасность стать сегодня ночью везунчиком. Это было очень странно, но он не чувствовал в ней ни капли сексуального влечения к нему. Ничего. Вообще ничего. И это слегка сводило его с ума. Господи, на него западали даже лесбиянки — но у Скитер Бэнг он не вызывал никакого интереса.
Она завела Челленджер, и широкая ухмылка в ту же секунду растянула его губы. Боже, какая классная машина. Она рычала и громыхала, заставляя лифт трястись. Он чувствовал мощь двигателя от подошв до самой макушки. Это заставило его задуматься: может, он просто никогда не давал машинам шанса? Обладать такой, как Роксанна, было бы слишком здорово.
Роксанна. Надин. Ему стало интересно, у всех ли машин на Стил Стрит есть свое имя? Почему-то он был уверен, что есть.
Она припарковала машину внутри мойки и, выйдя, отправилась к нему — он остановился рядом с GTO цвета морской волны.
— Коринна, — сказала она, проводя ладонью по крыше машины. — 1967-ого с четырьмя скоростями. Джей Ти выиграл ее у Хокинса пару лет назад, но, думаю… теперь она перейдет Киду. — Ее голос слегка сломался. Обойдя машину спереди и остановившись около решетки, она оторвала руку от гладкой синей поверхности и протянула ее ему. — Спасибо. С твоей стороны было очень мило проводить меня домой. Если хочешь, я могу подбросить тебя обратно до галереи.
Мило? И она его выставляет?
Руку он взял, но намек пропустил мимо ушей.
— Ты живешь здесь? — Он оглядел гараж.
— Наверху на одиннадцатом, напротив Супермена. — Даже не пытаясь сделать это незаметно, она отобрала руку.
— Может, стоит проводить тебя до дверей? Это ужасно огромное место.
— На самом деле, мой друг Джонни будет здесь минут через тридцать — мы собирались поработать над Коринной, покрутить колеса, может, сгонять в Колорадо Спингз, навестить там одного друга.
Определенно облом, впрочем, упоминание этого Джонни тоже не было похоже на свидание. Покрутить колеса?
— Так твое расписание довольно-таки подзабито с ночи до самого рассвета?
По крайней мере, на это она улыбнулась.
— Да, подзабито.
Ну, ему очевидно терять было нечего.
— Я хотел бы снова с тобой встретиться.
Она так долго ничего не отвечала, что он начал гадать: не задал ли вопрос на иностранном языке или что-то вроде?
— Нет, — наконец ответила она. — Не думаю, что это хорошая мысль. Не думаю, что хочу играть с тобой в «Красавицу и Чудовище».
Его бросали девушки, и не один раз, но этого никогда не происходило на стартовой линии. И она считала его чудовищем?
Видимо, где-то в глубине ее холодного-холодного сердца родилась крупица жалости к нему, потому что, пока он стоял там и боролся с ее непреклонным отказом, она снова заговорила:
— Слушай, ты даже не знаешь меня.
Наконец-то, за это он может уцепиться.
— В этом вся суть новой встречи, — сказал он, хотя и думал, что это совершенно очевидно для всех. — Узнать друг друга. Я не настаиваю на свидании, можем просто выпить кофе.
— Окей, — сказала она уж слишком поспешно. — Я как-нибудь тебе позвоню.
Лгунья. Она лгала не краснея, а он никак не мог понять, почему это причиняла такую боль. Видимо, что-то отразилась на его лице, потому что она, тяжело вздохнув, подняла руку и сняла солнцезащитные очки. Ее голова по-прежнему была наклонена, а кепка сидела так низко, что он не мог разглядеть ее лица. Но потом она потянулась назад и осторожно стащила ее с головы, не задев высокий хвост. А потом она просто стояла напротив него и смотрела прямо в глаза.
У нее были синие глаза, милые синие глаза, немного серебристые, а не темно-синие. И еще у нее был шрам, который по диагонали пересекал лоб, разрезал правую бровь и заканчивался на виске в дюйме от уголка глаза. Он милым не был. Со временем он не исчез, а работая фельдшером, он провел много ночей, соскребая с асфальта жертв автокатастроф и перенося их в машину скорой помощи, поэтому мог хорошо представить, как много крови она потеряла, когда это случилось. Кровь должна была залить ей глаза. Должна была затечь в рот, катиться вниз по груди, а рана должна была болеть так сильно, что ей виделась близкая смерть. Она должна была прийти в ужас при виде такого количества своей крови, пропитавшей одежду.
— Такие парни, как ты… — начала она.
— Такие парни, как я? — Вот теперь он разозлился.
— Такие парни, как ты, — терпеливо продолжила она, — имеют большой выбор. — Она улыбнулась ему, словно думала, что он купится на эту отмазку, пока она дает ему отворот-поворот. — Хотя, признаю, я могу быть в новинку…
— В новинку? — Вот теперь он действительно психанет. В новинку? За какого придурка она его принимала?
О, точно. Ему и спрашивать не нужно. Она только что в глаза ему сказала, каким конкретно придурком его считает.
— Правда в том, — продолжила она, по-прежнему такая чертовски терпеливая, что это взбесило его еще больше, — что нет никаких причин, чтобы мы попытались узнать друг друга.
— Я хочу поцеловать тебя. — Вот причина, правда, он так и не понял, откуда она пришла. Он не солгал, но и говорить ей об этом не собирался.
Его вывело из себя, то, с каким спокойствием она встретила его жалкое признание.
— Джино тоже хочет поцеловать меня, но посмотри: я не приглашаю его подняться сюда и протусоваться всю ночь.
Это еще что такое? «Такие парни, как он» теперь включали и мерзкого психопата Джино? Его не просто отвергли. Его втоптали в грязь.
А он по-прежнему хотел поцеловать ее.
Черт. Ничего другого как уйти не оставалось — что он и сделал: просто развернулся и направился к лифту.
Она его не остановила.
К тому времени, как он оказался на улице, он решил, просто списать всю эту ночь на счет безумного происшествия. Скитер Бэнг? Что за имя такое?
И как она могла так сильно пораниться?
И почему он хотел поцеловать кого-то, кто думал, что он такой придурок?
Она была права. Выбор у него был большой. В галерее было по меньшей мере две женщины, которые желали забрать его к себе домой. Две, откровенно давшие ему понять это, что как всегда оставило его равнодушным. Он знал, что медленно сходится с новыми людьми, но предпочитал сохранять собственный ритм. Он никогда не занимался сексом с незнакомками, ни разу, и не думал, что когда-то будет. Ему всегда требовалось несколько свиданий, чтобы почувствовать необходимый комфорт и подойти к девушке с этой стороны — это удивляло некоторых, ведь у него был этот маленький бизнес на стороне, Боулдер Сексуальный Импринтинг, Инк., бизнес основанный на его гениальном тезисе о женской сексуальности, но то был лишь бизнес, он не имел никакого отношения к личной жизни. Это была работа, и он всегда сохранял необходимые границы, когда был с клиентками. Процесс был чувственным, без сомнения, но он бы просто не работал, не будь таковым. Когда он работал с женщиной над ее сексуальным импринтом, он очень аккуратно следил за тем, чтобы исключать из процесса собственную реакцию. Чрезвычайно аккуратно. Конечно, у него были женщины, весьма увлеченные процессом, но, насколько ему было известно — а подобные вещи он чувствовал нутром — никто из них не был увлечен лично им, тронут на нем, что служило знаком хорошей клинической терапии.
Это был процесс, который нравился им, который исцелял их. Он был лишь частично в него вовлечен. Он знал, как прикасаться к ним, как успокоить их, но все же иногда спрашивал себя: а не слишком ли много у него постоянных клиенток?
В любом случае, дела шли хорошо, а вот его социальная жизнь превратилась в полнейший отстой. Он уже очень давно не был с женщиной — и эта ночь не станет исключением. Сегодня ночью останутся только он и его горячо любимый, вероятно, излишне залюбленный плакат Реган МакКинни в светло-фиолетовом дезабилье — фото, которое он практически вымолил у Никки.