– И так же очевидно, – осклабясь, продолжал дон Руфино, – что по воле той же злой судьбы капитану стало известно не только о приезде дона Порфиадо, но и о цели его появления в этих краях!

– Откуда вы это узнали? – с деланным удивлением воскликнул Кидд.

– Догадался, только и всего. Но продолжайте. Ваше сообщение начинает живо интересовать меня.

– Капитан, как вам известно, родственник маркиза де Мопоер, – оправившись от смущения, продолжал Кидд.

– И даже очень близкий родственник.

– Неудивительно, что капитан недолго думая отправил в асиенду дель Торо курьера с письмом, в котором он, вероятно, извещал дона Фернандо о судебном исполнителе и его намерениях.

Маска напускного равнодушия мгновенно слетела с лица дона Руфино.

– О, это письмо! – воскликнул он, стукнув кулаком по столу. – Я бы не пожалел за него золота!

– А я дарю его вам, сеньор, – расплывшись в улыбке, произнес Кидд. – Теперь, надеюсь, вы поверите в мое искреннее расположение к вам.

С этими словами Кидд извлек из кармана письмо и протянул его сенатору. Кинувшись, словно тигр на добычу, дон Руфино выхватил пакет из рук бандита.

– Легче, легче, сенатор, – остановил его Кидд. – Обратите внимание – печать цела, письмо не вскрыто, а следовательно, и содержание его мне неизвестно.

– В самом деле! – прошептал сенатор, вертя письмо в своих руках. – Благодарю за такую деликатность.

– Помилуйте! – произнес Кидд, скромно опустив глаза.

– Но скажите, какими судьбами попало в ваши руки письмо, адресованное дону Фернандо?

– А очень просто, – развязно отвечал бандит. – Представьте себе такое совпадение: человек, с которым капитан отправил свое письмо, оказался моим приятелем. Ну, я и предложил ему сопровождать его: душа болела от мысли, что этот парень пустится один, да еще ночью, в дорогу, пользующуюся такой дурной славой; к тому же ведь я и сам собрался в Ариспу. Приятель принял, конечно, мое предложение. По дороге мы вдруг повздорили… Сам не понимаю, как и почему это случилось! Короче говоря, в разгаре спора я – клянусь, без всякого злого умысла! – так рубанул его по голове своим мачете, что ему не оставалось ничего другого, как умереть. Поверьте, я был весьма огорчен, но не в моих силах было уже помочь ему. Я опасался, как бы письмо не затерялось или не попало в руки плохого человека, и решил поэтому захватить его с собой.

– Действительно, очень просто, – сказал, усмехнувшись, сенатор и взломал печать.

Кидд скромно отошел в сторону и опустился в кресло, предоставляя сенатору полную свободу прочесть столь интересовавшее его письмо.

А дон Руфино, пробежав с величайшим вниманием письме Два раза кряду, ушел в свои мысли.

– Ну как? – прервал наконец молчание бродяга. – Плохие вести?

– Очень важные, сеньор. Но я вот все спрашиваю себя: с какой целью вы завладели этим письмом?

– С целью доставить вам удовольствие – так мне кажется, сеньор.

– Со стороны это выглядит очень мило, но при наших отношениях непонятно.

Бандит рассмеялся.

– Разве я не сказал, что собираюсь предложить вам одно дельце.

– Сказали, и я жду ваших предложений.

– Это не так просто, сеньор.

– Ладно, я помогу вам, подскажу, на каких условиях мы могли бы договориться.

– Отлично! Я вижу, вы начинаете понимать меня, и мы, пожалуй, сумеем успешно закончить все сегодня же.

– Вы человек небогатый, – прямо приступил к делу сенатор.

– Признаюсь, что не купаюсь в золоте, – сказал бродяга, окинув взглядом свой обветшалый костюм.

– Так вот, я могу озолотить вас.

– Что вы называете «озолотить»? – недоверчиво произнес бандит.

– Я мог бы предоставить в ваше распоряжение такую сумму денег, которая не только избавила бы вас навсегда от нужды, но и позволила бы вам жить в роскоши, не сходя при этом с колеи честной жизни.

– Честность – это добродетель, доступная лишь тем, кто может тратить деньги не считая их, – назидательно произнес бандит.

– Пусть так; я дам вам возможность стать честным человеком в вашем понимании этого слова.

– Ко это будет вам дорого стоить! – вызывающе продолжал Кидд. – У меня ведь большие запросы.

– Я так и полагал, но это неважно. Послушайте, в Калифорнии у меня имеется асиенда. Я готов подарить ее вам.

– Гм… – промычал Кидд, презрительно выпятив нижнюю губу. – Какая-нибудь захудалая асиенда, а?

– Напротив, огромная, с большими стадами рогатого скота, с отарами овец, с табунами диких лошадей; к тому же она расположена вблизи моря.

– Это уже кое-что, не спорю; но это все же еще не богатство.

– Подождите!

– Жду.

– В придачу к асиенде я отсчитаю вам кругленькую сумму в сто тысяч пиастров золотом.

У бандита закружилась голова.

– Как! – вскричал он и, побледнев от радости, вскочил, словно кукла на пружине. – Как вы сказали – «сто тысяч пиастров»?

– Да, повторяю, сто тысяч пиастров, – подтвердил сенатор, внутренне удовлетворенный произведенным эффектом. – Как думаете, вам достаточно будет этих денег, чтобы стать порядочным человеком?

– Я думаю! Vivo Cristo!

– От вас зависит, чтобы все это претворилось в жизнь в ближайшие восемь дней.

– А, понимаю! Есть одно условие? Карай! Я откажусь от него лишь в том случае, если оно окажется невыполнимым.

– Вот это условие. Слушайте меня внимательно.

– Карай! Как не слушать! Асиенда и сто тысяч пиастров! Я еще не сошел ума, чтобы отказаться от такой милости судьбы.

– Прежде всего не мешать осуществлению моих планов, дать мне жениться на донье Марианне и в день свадьбы вручить мне записку, которую нашли на том несчастном… убитым своим слугой.

– Прекрасно. И это все?

– Нет. Я требую, чтобы вместе с запиской вы дали мне неопровержимое доказательство, что на этот раз этого человека нет уже в живых.

– Карай! Это не так просто.

– А уж это меня не касается. Выкручивайтесь как знаете.

– Справедливое замечание. А срок какой?

– Восемь дней.

– Боже праведный! Восьми дней, пожалуй, будет маловато. Нелегко убить такого человека!

– Да, но, когда он станет мертвецом, вы станете богачом.

– Я знаю и принимаю в расчет это соображение; а все же Это слишком трудное дело. Я рискую своей шкурой.

– Соглашайтесь или отказывайтесь; третьего выхода нет.

– Соглашаюсь, соглашаюсь! Никогда в жизни мне не представится больше такого случая стать честным человеком!

– Значит, решено?

– Решено!

– Отлично! Теперь о другом. Вы ведь можете еще пере думать и попытаться предать меня…

– Как вам не стыдно, сеньор!..

– Как знать, всякое бывает… Ну так вот, для пресечения возможной измены вы подпишете мне сейчас же документ, в котором будет подробно изложен весь наш уговор.

– Карай! Это очень опасно.

– Верно, но не только для вас, а и для меня; ведь там будут изложены и мои требования.

– Но если существование такого документа будет одинаковой уликой против нас обоих, зачем вообще его писать?

– А вот для чего. Если вам взбредет вдруг в голову мысль предать меня, вы не сможете этого сделать, не погубив и себя вместе со мной. Я надеюсь, что это обстоятельство несколько обуздает вас и заставит одуматься, если такая шальная мысль зародится в вашей голове.

– Вы не доверяете мне?

– А вы мне?

– Это другое дело, я ведь бедняк.

– Пора кончать: либо вы принимаете мои условия, либо отвергаете их, и тогда исключается всякая возможность сделки между нами.

– Напрасно вы разговариваете со мной в таком тоне, ведь я могу еще пустить в ход известную вам записку!

– Не посмеете!

– Я не посмею?! А почему же?

– Если бы вы могли воспользоваться этой запиской, вы бы сделали это давно. Не знаю что, но что-то вам мешает. Я слишком хорошо вас знаю, слишком высокого мнения о вашей сметливости, чтобы сомневаться в этом. Послушайте меня, Кидд: не пытайтесь больше пугать меня этой запиской, словно пистолетом, приставленным к горлу, – все равно из этого ничего не выйдет. Поторопитесь лучше принять те блестящие предложения, которые я сделал вам. Так будет лучше.