На следующий день парижанин покинул поляну в сопровождении двух надежных телохранителей.

Такое путешествие не каждому под силу. Солнце нещадно палит целый день, над головой летают стаи докучливых насекомых, пока идешь по лесу, только и смотри, чтобы не напороться на колючки и шипы, многие из которых ядовиты. Ко всему прочему, Фрике потерял ловкость и быстроту, так спасавшие его раньше. Двигался он довольно медленно, озираясь по сторонам и все время оглядываясь назад. Еды не было. Не раз приходилось ложиться спать натощак, надеясь хоть завтра отыскать в лесу что-нибудь съестное. Фрике опирался на палку и сильно хромал.

Что до обезьяны и тигра, так они, похоже, радуясь перемене обстановки, бодро шагали рядом.

— Если вы голодны, друзья мои, предлагаю найти выход из положения самим.

Тигр откликался, а возможно, так только чудилось, на имя Бартоломеу или просто Меу. С тех пор, как он вновь появился, Предок ни разу не брал в руки палку. Недавние враги, очевидно, уже позабыли о своих столкновениях и неплохо ладили.

Фрике старался придерживаться северного направления, надеясь выйти к одной из рек, впадающих в Южно-Китайское море, а затем, следуя вдоль берега, добраться до столицы.

Взобраться на высокие горы, пересекающие остров с северо-востока на юго-запад, не представляло особого труда — это лишь требовало времени. Сложнее обстояло с водными преградами, ибо приходилось идти по колено в воде. Орангутан следовал за хозяином без размышлений, но вот тигр… Как и все кошачьи, он не слишком-то любил воду, и его долго нельзя было заставить войти в реку или даже крошечный ручеек. Всякий раз дело доходило до того, что Предок начинал заметно нервничать и даже вспоминал, наверное, о своей палке. Тогда бедняге Меу ничего не оставалось, как смириться с судьбой и лезть в воду.

Время от времени трое друзей останавливались посреди водоема, увязнув в ряске и тине. От таких мест старались держаться подальше даже птицы и насекомые. И только жизненная энергия Фрике позволяла преодолеть препятствие. Парижанин всякий раз мастерил нечто вроде плота и с его помощью перевозил животных на другой берег.

Наконец добрались до горного района. Трудно описать все лишения, выпавшие на долю Фрике. Пока длилось путешествие, тигр и орангутан еще кое-как утоляли голод, чего не скажешь о человеке. Не зная языка местных жителей и не будучи уверенным в том, что его друзья не напугают людей, парижанин вынужден был сторониться деревень. Лишь под покровом ночи он решался подойти к посевам и добывал себе то горстку риса, то маис. Но, как только замечал людей, тут же уходил в лесные заросли.

После десяти дней скитаний, измученный лихорадкой, с израненными ногами и без сил Фрике увидел, что достиг наконец подножия Батан-Лупар. Здесь царила совсем иная атмосфера, воздух был свеж и лечил язвы, подсушивал раны, останавливал кровотечение. Вдохнув полной грудью, молодой человек почувствовал, что оживает, и решил сделать привал дня на два в этом чудесном месте, надеясь, что целебный климат подлечит его изношенный организм. Фруктов и дичи было в избытке — полный витаминный рацион.

Пообедав, все трое устроились на отдых, причем Фрике без опаски положил голову на теплый и мягкий тигриный бок, а тигр жмурился и поглядывал на порхавших вокруг птичек.

Удивительно, но животные вели себя на редкость покладисто. Тигр по пятам ходил за человеком, словно собака, к вящей радости орангутана. Тот вовсе не ревновал, а, наоборот был, казалось, доволен своим полосатым спутником. И оба они любили хозяина.

Бесполезные поиски. — Ужас. — Ночная схватка. — Атака отбита. — Тайник под деревом. — «Копай!»— Фрике украден. — Сквозь леса. — Малайская крепость. — Пьер не только отменный артиллерист, но и умелый сапер. — Пробоина. — Атакующие превращаются в осажденных. — Против целой армии. — Голод Капитуляция. — Борнео. — Странный крик.

«К оружию! К оружию! На нас напали!» — так кричал Фрике, когда среди ночи был схвачен малайцами. Выстрел разбудил лагерь, и крик предупредил друзей об опасности.

— Да это же Фрике! — закричал Андре, хватаясь за карабин.

— Фрике! — подхватили в один голос доктор и Пьер.

Но все заглушил нечеловеческий вопль Мажесте. Разразилась гроза, и первый всполох молнии на мгновение осветил занявших оборону даяков и полуголых малайцев, поднявших свои пики и готовых вот-вот атаковать.

На какой-то миг все замерли, а затем бросились друг на друга. Гремел гром, небо освещали зловещие отблески молний, стихия бушевала вокруг, словно боги низвергли на землю свое негодование. Но что за дело богам до вражды этих земных пигмеев?

Выстрелы вторили раскатам грома, стрекотали карабины. Это продолжалось с час. Потом небеса разверзлись, и на землю обрушился настоящий тропический ливень.

Понятно, что наши друзья не могли в таком грохоте переброситься ни словечком. Наконец раздался последний раскат грома, а с ним и последний вскрик. Это был победный клич даяков. Храбрые воины отбросили врага, понесшего большие потери.

— А где же Фрике?

Друзья даже не успели поинтересоваться, ранен ли кто-нибудь. Их беспокоил только Фрике. Увы! Буря пронеслась, солнце мириадами бриллиантов отражалось в каплях воды на листьях деревьев, птицы порхали вокруг поляны, обагренной кровью, жужжали насекомые, и ничто не могло поведать друзьям о том, куда запропал Фрике.

Тумонгон-Унопати был слегка ранен ударом пики в бедро. Увидев убитым одного из своих лучших воинов, он рассвирепел и стал что есть мочи топтать ногами труп малайца, лежавший тут же.

Благодаря принятым мерам предосторожности и привычной для даяков тактике ночного боя их потери были все же невелики. Насколько дерзки они днем, настолько осторожны ночью: построились в две шеренги, локоть к локтю, ощетинились пиками… Малайцы, несмотря на внезапность нападения и на численное превосходство, так и не смогли разбить эту фалангу. Конечно, оружие европейцев не помешало, но даяки обошлись бы и собственными силами. Словом, бандиты потерпели сокрушительное поражение.

Победители, как водится, устроили настоящий праздник: с ритуальными танцами, криками и отрубанием голов. Тумонгон радовался вместе со своими людьми, что не мешало ему то и дело посматривать на землю, силясь отыскать хоть какие-нибудь следы, которые привели бы его к Фрике. Вождь даяков даже любил парижанина и переживал случившееся не меньше европейцев.

— Посмотри, — обратился он к Андре. — Я говорил, что смерть моей собаки дурное предзнаменование. Говорил? Но ведь мы устроили пышные похороны, все сделали как надо… Быть может, Патти-Паланкен считает, что этого недостаточно. Хорошо! Я отдам ему все отрубленные сегодня головы. Душа моей собаки поможет найти молодого белого. Мужайся, брат.

— Будьте осторожны, господин Андре, — вмешался Пьер. — Возможно, там, за деревьями, кто-нибудь скрывается. Как бы не получить удар в спину. Какое несчастье, что дождь смыл все следы. Мы бы могли отыскать их в траве и следовать за похитителями по пятам.

— Вы правы, Пьер. Несчастье случилось слишком быстро и неожиданно. И все же нужно попытаться найти Фрике. Мы должны немедленно отправиться в путь.

— С вашего разрешения, господин Андре, вы не так поняли мои слова. Я имел в виду, что вам нельзя идти в лес одному. С меня хватит Фрике. А если еще и с вами что-нибудь стрясется!..

— Дорогой Пьер, отважный друг мой, — прервал его Андре, пожимая руку, — поверьте, что я воспринял ваше предупреждение как проявление заботы и дружеского расположения. Благодарю за добрый совет.

— Я думаю, — вмешался доктор, — что сейчас нам будет нелегко найти Фрике.

— Откуда такая уверенность?

— Пока вы тут спорите, мы с Мажесте и двадцатью даяками обследовали окрестности и ровным счетом ничего не нашли.

— В таком случае мы все отправимся на поиски, будем рассматривать каждую травинку, каждый бугорок, каждый корешок. Внутренний голос говорит мне, что Фрике жив. Но с какой целью его утащили бандиты? Быть может, чтобы сделать из него заложника? Не хочу верить, что жизни нашего друга грозит опасность.