Если бы султан довольствовался поставками камфары, перца, бамбука, ласточкиных гнезд, добычей сурьмы, золота, алмазов и других полезных ископаемых, которыми были богаты здешние земли, его столица на сваях со множеством снующих по каналам лодчонок, несмотря на небольшие размеры, стала бы второй Венецией, важнейшим торговым центром на пути из Сингапура в Китай и главным из малайских портов. Но так как у здешнего правителя была дурная манера запрещать торговлю, тогда, когда ему казалось, что его не слушают, дела шли из рук вон плохо; коммерция чахла, а с полезными ископаемыми было и того хуже, все, что оседало в руках местных племенных вождей, нещадно отбиралось и складывалось в королевские сундуки.

Принимая во внимание все эти обстоятельства, а также привилегированное положение Андре и его друзей у туземцев, можно было надеяться на успешное завершение опасного предприятия. Тем не менее не в привычках Бреванна было полагаться на случай, а посему к выступлению готовились очень серьезно. Предполагалось, что, когда экспедиция поднимется на вершины Батан-Лупар, являвшиеся, как уже говорилось, границей между владениями султана и голландскими землями, наступит время подготовить пути к отступлению.

Покинув борт «Конкордии» после ужасной гибели сэра Паркера, европейцы вовсе не собирались идти на поиски голландских властей, как сказали синьору Пизани. Следуя вдоль Трусана, канала, что течет на протяжении пятидесяти километров, соединяя реки Кахаян и Мурунг, они без труда добрались до 2° южной широты. Теперь их лодка оказалась в водах широкой реки Дусона, текущей между 112° и 113° восточной долготы [203].

Река брала начало на отрогах горного хребта, отходящего от гряды Батан-Лупар к юго-западу и юго-востоку, напоминая по форме утиную лапу. Первое из ответвлений носило название Сиканг, второе — Мади. У подножия хребта река делилась на пять рукавов, образуя долину.

Именно здесь, на севере долины, и лежали владения Тумонгон-Унопати, граница же султаната находилась отсюда километрах в ста. Несмотря на то, что формально территории принадлежали голландцам, султан орудовал здесь по-хозяйски, устраивая налеты чуть ли не каждые два месяца. И жадный взгляд его устремлялся все дальше и дальше.

Бой продолжался уже несколько дней. Потому-то Фрике и Пьер тратили все время на пополнение боеприпасов. Пятеро друзей были полны надежд, а энтузиазм их сторонников-даяков достиг, казалось, высшей точки. Им удалось наголову разбить крупный отряд малайцев, вынужденных с позором отступить за горы Батанг-Лупар. Крошечная армия Андре, состоявшая из лучших воинов, находилась еще в четырехстах километрах от столицы, однако с такими бравыми ребятами добраться до нее было делом каких-то двух недель.

Все приготовления наконец закончились, меры предосторожности были приняты, и настала пора пускаться в путь. На тот случай, если друзьям придется разлучиться, договорились идти в сторону английских владений. У каждого при себе имелись голландская карта и компас.

Выступать решили завтра, и настроение у всех было приподнятое. Туземцы мечтали о том, что по возвращении у них не будет недостатка в отрубленных головах. Они построят пантах (небольшую квадратную площадку с плотно утоптанной землей), окруженную громадными деревянными идолами с протянутыми друг к другу руками. Один лишь Тумонгон-Унопати был печален — во время последней стычки убили его любимую собаку.

Чтобы в полной мере оценить, насколько велика эта потеря, нужно знать, что после детей, к которым даяки испытывают необыкновенную любовь, самые близкие им существа — собаки. Четвероногие пользуются здесь уважением не только при жизни, но и после смерти, считается, что у них есть душа.

По поверью наивных туземцев, собаки ведут свой род от султана всех животных Патти-Паланкена. Легенда рассказывает, что некогда жил монарх, властвовавший над всеми животными. Несмотря на смелость и силу, хитрость и ум, он был беден, не имел богатых одежд и ходил нагим. Подданные смеялись над своим королем. И вот однажды оскорбленный подобным неуважением, монарх набросился на смеявшихся над ним, разорвал их в клочья, усеял землю трупами, а оставшиеся в живых в страхе бежали. Ужасное злодеяние привело к низвержению монарха. С тех пор он был проклят… Проклят всеми, но не человеком, который, встретив однажды бывшего короля, приласкал его, накормил, взял с собой и сделал своим лучшим другом. Сверженный монарх питал неутолимую ненависть к восставшим подданным и, мечтая о мести, все счастье своей жизни искал в охоте. Вместе с человеком они составляли великолепную пару. Потомки Патти-Паланкена, в чьих душах не иссякла ненависть к прочим животным, сохранили любовь и преданность людям и завещали ее следующим поколениям…

Тумонгон принес тело своего убитого друга в деревню, чтобы устроить ему пышные похороны. Накануне погребения неподалеку выкопали глубокую яму; надев самые роскошные украшения, даяки в полном вооружении, не произнося ни звука, выстроились вокруг могилы, на дно которой было насыпано немного риса и соли. Облаченного в драгоценные ткани пса уложили и прикрыли сверху еще одним слоем риса, перемешанного с золотым песком. Все это делалось для того, чтобы боги благосклонно приняли усопшего и пустили его душу в собачий рай.

Пока яму закапывали, присутствующие на похоронах пели монотонную погребальную песню. Унопати, установив на могиле толстый трехметровый столб, повесил на него головы оленей и кабанов, загнанных псом. Затем базир привел огромного кабана, и вождь разрубил его одним ударом сабли, окропив столб кровью.

— Здесь будет пантах! — воскликнул Тумонгон. — Отныне это место священно. Я сам принесу сюда отрубленные головы. Покойся с миром, друг мой. Мы отомстим за тебя.

С этими словами все вернулись в деревню. И только вождь, окруженный европейцами, хранил скорбное молчание. Андре выразил свое искреннее сочувствие.

— О, друг мой, смерть потомка Патти-Паланкена — великая потеря, — отвечал Тумонгон-Унопати. — Мое сердце тоскует, а губы мои не могут больше улыбаться. Эта смерть — зловещее предзнаменование. Мы победим, но одного из нас постигнет неудача.

На следующий день отряд даяков числом примерно в сто человек покинул туземную крепость, ведомый нашими друзьями. Предстояло пересечь горы и соединиться с двумя другими отрядами, идущими с северо-востока и с юго-запада; еще недавно эти воинские части подчинялись султану, но посланцы Андре убедили их перейти на сторону восставших.

После двух дней пути по крутым лощинам и болотистым оврагам, остановились на привал возле золотых копей, давно, казалось, покинутых людьми. Но пусть читатель и не думает сравнивать здешние прииски с богатейшими приисками Калифорнии, Австралии или нашей Гвианы. Хотя залежи золота в Борнео достаточно велики, способы их добычи настолько примитивны, что не идут ни в какое сравнение с принятыми в других краях. Здесь все дело ограничивается тем, что золотодобытчики вручную намывают песок.

Если на дне реки видна золотая пыль или песок, туземцы размещаются на плоту, к которому крепится некое подобие решета на длинном деревянном пруте. Нехитрый механизм опускают на глубину, после чего мужчины и женщины ныряют вслед за решетом, наполняют его песком со дна реки, который потом терпеливо промывают. Если же золото жильное, то его добывают так же, как некогда первые поселенцы Австралии и Калифорнии — с помощью кирки и лопаты. Но, несмотря на несовершенство способа добычи, урожай получается неплохой. Если бы не поборы местных властей, то любой из здешних золотоискателей мог бы, пожалуй, стать богатым, как какой-нибудь раджа, а то и сам султан.

Между тем неожиданно наступила ночь. Все лесные звуки моментально умолкли, и даже свет звезд не проникал под кроны спящих деревьев. Растения вокруг как будто оцепенели. В темноте их очертания напоминали сказочных чудовищ. Приближалась ужасная буря и вся природа затаилась в ожидании.