— Оттого, что мы с тобой лишний раз попали под замок, с нами ничего не сделается, — возмущенно продолжал Фрике, — нам сам черт не страшен! Но бедный ребенок среди этих жестоких пиратов и этих подлых чиновников, их сообщников… Что станет с ним? Ах, черт побери, это же ясно как Божий день, они продадут его! А мы сидим здесь без оружия и не в силах ничего предпринять. Остается лишь кусать себе локти… Так нет же, не будет этого. Пусть я в кровь обломаю себе ногти и разобьюсь головой о стену, но я выберусь из тюрьмы и разделаюсь с этими негодяями.

— Золотые слова, сынок! Неужели перед нами устоят глиняные стены этой халупы? Они и без нас скоро бы развалились.

— Да, — продолжал, все больше распаляясь, Фрике дрожащим от ярости голосом, — они еще пожалеют, что осмелились поднять руку на Виктора. Помнишь, как мы расправились с теми, кто пытался отнять у нас нашего маленького черного принца? Трусы!.. Они нападают на детей, которых наверняка пожалели бы даже дикие звери. Ну ничего, Пьер, эти разбойники у нас еще поплачут.

— И слава Богу, сынок. Таким ты мне куда больше нравишься. Не хотел бы я оказаться на месте этих португальцев… Да уж, тут есть из-за чего выйти из себя. Ты прекрасно знаешь, как твои приемные дети мне дороги. Мы все одна семья, семья настоящих моряков. Я не так вспыльчив, как ты, но меня душит гнев, и у меня руки чешутся. Но хватит разговоров. Надо спасать нашего юнгу. Сперва попытаемся проделать отверстие в стене. Твой нож при тебе?

— Да, но не хотелось бы, чтоб он затупился. Я собираюсь всадить его в живот первого мерзавца, который попадется мне под руку… У нас есть еще револьвер американца, но патроны, вероятно, намокли, когда мы прыгали в воду. Да это и не так важно. На то, чтобы пробить отверстие в стене, понадобилось бы слишком много времени. Надо найти другой способ выбраться отсюда. Решено! Я буду не я, если через два часа мы не будем на свободе.

— Может, для начала следует осмотреть решетку?

— Черт возьми, ты прав. Одно из двух. Либо решетки никуда не годятся и их легко будет выломать, либо, если такое невозможно, придется их раздвинуть, и мы должны это сделать, чего бы это нам ни стоило. Стань вплотную к стене. Я заберусь тебе на плечи. Раз, два… Решетку не так-то просто выломать.

— Смелее, смелее, сынок!..

— Черт побери, она поддается.

Но тут снаружи послышался грубый голос, кто-то строго приказал молодому человеку замолчать. В темноте сверкнуло дуло ружья. Фрике увидел человека под окном и бесшумно спрыгнул на пол.

— Этого только недоставало, — сказал он возмущенно. — Они поставили часового у наших дверей. Негодяи! Засадили под замок и караулят честных людей, зато прекрасно ладят с морскими разбойниками, которые занимаются у них под носом контрабандой, да и не только контрабандой. Правильно говорят, что рыбак рыбака видит издалека. Впрочем, мне наплевать на эту разряженную куклу. Я снова заберусь наверх и, выломав решетку (на это мне не понадобится и получаса), выпрыгну из окна, брошусь на часового, и дело в шляпе! А что делать дальше, решим потом.

Фрике снова забрался на плечи своего друга, как вдруг оттуда, где стоял часовой, раздался пронзительный крик. Детский голос звал на помощь, звал с таким отчаянием, что молодой человек вздрогнул.

— Бог мой! Это же Виктор! Горе тому, кто его обижает.

Гнев и страх за мальчугана удесятерили силы парижанина. Он уперся коленями, головой и плечами в стену, схватил своими сильными руками решетку и сделал поистине невозможное — толстые железные прутья медленно согнулись, потом разом выскочили болты и со стены градом посыпалась штукатурка. Через отверстие пролезть можно было с трудом. Но Фрике не стал долго раздумывать. Он даже не почувствовал, как острые прутья впиваются в его тело.

В темноте, шагах в десяти от их лачуги, боролись двое. Фрике, как тигр, бросился к ним и навалился на поднимающегося с земли человека: его противник не шевелился. Часовой не успел даже схватиться за ружье, как кулак молодого человека опустился ему на голову, и тот упал, не успев даже вскрикнуть. Лежавший на земле Виктор, а это был именно он, попытался приподняться и жалобно застонал, узнав своего друга.

— Флике… Флике… Как я лад…

— Бедняжка. Ты не ранен?

— Нет. Но меня побили, потому что я хотел идти к тебе.

В эту минуту появился Пьер, он что-то нес с собой, но что именно, разглядеть в темноте было невозможно.

— Ты здесь, сынок? — спросил он тихо.

— Да.

— Где мальчуган?

— Вот он.

— Все в порядке. А теперь скажи, что мне делать с этой куклой, которую я, возможно, прикончил?

— Ты убил его?

— Может, и так. Ударил кулаком по голове, а ведь никогда не знаешь, что из этого выйдет; если голова не слишком крепкая, она может и треснуть. Надо сматывать удочки, и чем быстрее, тем лучше.

— Погоди немного. Думаю, сообщники наших достойных таможенников, вероятно, сейчас преспокойно спят или пируют где-нибудь вместе с пиратами. Надо воспользоваться передышкой. Сними-ка быстренько мундир с этого типа. А я пока раздену своего… Теперь свяжи всю одежду в узел. Не забудь прихватить шапки, сабли, ружья и патроны. А теперь в путь. Вещи нам вскоре пригодятся.

— Послушай, сынок, мне вот что пришло в голову. Не переправить ли этих двух типов в лачугу, из которой мы выбрались?

— Что ж, я не против. Даже наоборот.

— Тогда за дело. Надо покрепче завязать им рты, а то вдруг они скоро очнутся. Только поосторожней. Мы сейчас их переправим через окно…

— Через окно?! Да они же кости себе переломают.

— Не все ли равно?! К тому же спуститься вниз гораздо проще, чем взобраться наверх.

Высказав эту здравую мысль, старый моряк ловко просунул не пришедших в себя таможенников через узкое пространство между решеткой и стеной, подтолкнул их и, взяв узел с вещами, сказал Фрике:

— Тебе, конечно, виднее. Но, по-моему, нам следует избегать городов и взять курс на лес.

— Ты можешь идти, Виктор? — спросил Фрике у паренька.

— Да, Флике. Я холосо ходить с тобой.

— Ну что ж, тогда в путь.

Вдруг Фрике весело рассмеялся.

— Ты смеешься, сынок? С чего бы это, позволь узнать.

— Знаешь, я вспомнил одну пьеску, которую видел в балагане на Елисейских полях. Это любимый театр моего детства. Полишинелю, оказавшемуся в тюрьме, удается отдубасить охранявших его жандармов, избить до полусмерти комиссара полиции и выбраться на свободу, оставив в камере вместо себя своих тюремщиков.

Виктор понятия не имел ни о балаганах, ни о любимом герое французской детворы Полишинели, но, видя, как его друзья весело хохочут, тоже от души рассмеялся.

Часа через три, оказавшись в густом лесу, где уже можно было не опасаться погони, друзья прилегли на землю под большим деревом в ожидании рассвета. Вскоре голод дал о себе знать.

Фрике, хорошо изучивший в свое время этот район Океании, понимал, что рассчитывать на охоту им не приходится, ибо по совершенно необъяснимым причинам на этом большом гористом острове, покрытом великолепными лесами, в большей своей части необитаемом, можно встретить всего лишь несколько видов млекопитающих, одни из них — яванские макаки (macacus cynomolgus), которых можно увидеть только на Малайских островах; изредка попадаются дикие тигровые кошки (felis pardinoides), многие считают, что водятся они только на Тиморе; встречаются здесь также представители одного из видов циветты, которую называют еще генеттой (paradoxurus fascidatus) [179], тиморский олень (cervus timoriensis), восточный кускус (cuscus orientalis) и дикая свинья (cus timoriensis). К тому же водятся они в местах, почти недоступных человеку.

К счастью, в ту минуту, когда первые лучи солнца осветили верхушки деревьев, беглецы увидели двух туземцев, которые, вероятно, несли в город всякую провизию. Обитатели Тимора — известные воры. Постоянно воюя между собой, они безжалостны к своим врагам, но с большим уважением относятся к европейцам, которые могут себя чувствовать на острове почти в полной безопасности.