До своего отплытия отъезжающие должны подписать в присутствии прокурора контракт. Документ составляется на китайском и португальском языках. Вот приблизительно что там написано: «Я такой-то, родившийся там-то и тогда-то, обязуюсь работать по двенадцать часов в сутки (во французских колониях работают семь часов) в течение восьми лет у владельца контракта. Обязуюсь также в течение всего этого времени полностью ему повиноваться и не покидать его владений. Мой наниматель обязуется меня кормить и выплачивать четыре пиастра (двадцать девять франков) в месяц и возвратить свободу в день истечения срока действия данного контракта».
Завербованные китайцы ставят свою подпись, она заверяется королевским прокурором и португальским консулом.
Обычно один китаец в Перу, на Кубе и на других островах Тихого или Атлантического океана стóит, если пользоваться языком торговцев, триста пятьдесят долларов (тысяча семьсот пятьдесят франков). Из них, как мы уже сказали, пятьдесят франков получает посредник, триста франков — вербовщик, в четыреста франков обходится пребывание в «Барракане», пятьсот франков достается капитану, и, наконец, оставшиеся деньги получает агентство по продаже кули уже на месте. Ах, если бы только эти деньги получал сам работник, а не бесстыдные вымогатели проклятого полуострова!
Фрике и Пьер сами договаривались с местным агентом и тем самым сэкономили по пятьсот франков на каждом работнике. Наши друзья заплатили за каждого работника тысячу двести франков, то есть за сто человек они отдали все, что было собрано их компаньонами на Суматре.
Теперь, когда были выполнены последние формальности, оба друга поспешили добраться до «Лао-цзы», где уже находились сотни две других эмигрантов, направлявшихся в голландские владения на островах Борнео и Ява [21]. Странное зрелище представлял собой этот на удивление грязный трехмачтовый корабль, на котором бестолково суетилась весьма пестрая команда, набранная в самых разных странах мира. Судно было явно перегружено, на палубе валялись какие-то тюки, мешки с рисом, ящики с продуктами, клетки, где кудахтали куры; в специальном загоне хрюкали свиньи, вскоре они вырвались на свободу и, опрокидывая на пути пассажиров и матросов, устремились к рубке на корме.
При виде этого чисто американского беспорядка Пьер Легаль, служивший на французских военных кораблях, где всегда царят чистота и порядок, лишь пожал плечами.
— Жалкая посудина, и капитан ей под стать, — пробормотал сквозь зубы старый моряк. — Только американский пират, плавающий в китайских морях, мог довести корабль до такого состояния. А экипаж! Индусы в белых куртках, африканцы в невероятных отрепьях, косоглазые малайцы да еще двадцать пять или тридцать китаез с косами… Хороши матросы!.. Настоящий зверинец!
В эту минуту капитан, стоя на мостике, произнес знаменитое «Go ahead!» [22], и корабль тут же занесло на повороте.
— Смотри-ка, смотри, — взглянув на помощника капитана, стоявшего в момент отплытия на своем посту, сказал Фрике, — если я только не ошибаюсь, с ним мы вели дела на суше. Что же до капитана… Черт возьми! Он поколотил вчера вечером нечистого на руку банкомета.
— Да, ты прав, — ответил Пьер Легаль. — Интересно, чем занимался этот разбойник две долгие недели в Макао?
— У него такая физиономия, что он вполне мог на свой страх и риск заняться разбоем и на берегу.
— Во всяком случае, капитан и его помощник друг друга стоят. А вообще я не понимаю, как можно содержать корабль в таком состоянии. На палубе черт знает что! Тут и свиньи, и тюки, и разбросанный уголь, к штурвалу прямо не притронуться, такой он грязный, а шлюпки в каком состоянии, да еще и завалены не пойми чем.
— Наш пират старается использовать каждый метр. Поскольку трюм и нижняя палуба у него забиты эмигрантами, он предпочитает, вероятно, держать съестные припасы наверху.
— Все это так! Но хорошенькая получится картина, если волны накроют палубу.
Предсказания моряка оправдались сразу же, как «Лао-цзы» вышел в открытое море.
Стоял ноябрь. Погода была пасмурной, и северо-западный муссон гнал со стороны берега тучи, которые вскоре заволокли все небо. Море, обычно неспокойное в этих местах, стало страшным. Началась невообразимая качка, и высокие волны тут же обрушились на палубу, превратив ее в настоящее болото.
Капитан, считавший, что все идет как нельзя лучше, с довольным видом расхаживал по мостику и спокойно жевал табак.
— Черт побери, — возмущенно пробурчал Пьер Легаль. — Почему этот негодяй не поставит паруса? Представляю, в каком состоянии сидящие в трюме, на них живого места не осталось. Что он тянет?
В это мгновение раздался свисток капитана; тут же все китайцы, размахивая длинными косами, бросились с резкими криками к бакштагам [23]и закружились вокруг них, словно флюгеры. Грот [24], фок [25]и кливер [26]были ориентированы на левый борт, и качка прекратилась. Этот маневр, хотя он, казалось бы, и отвечал желаниям Пьера Легаля, очень его обеспокоил.
— Послушай, — обратился он к Фрике, — уверяю тебя, я еще в своем уме. Мы явно идем не тем курсом. Сейчас ноябрь. Уже целый месяц дует северо-западный муссон, мы должны были взять курс на Сингапур, и нам дул бы попутный ветер, тогда как ветер дует с левого борта, словно мы направляемся на Филиппины.
— Что мне ответить тебе, дружище? Ты же прекрасно знаешь: я в этих делах ничего не смыслю.
— Вот увидишь, здесь что-то не так.
— Наш пират не может уж до такой степени не разбираться в навигации. У него, видимо, есть какой-то план. Пойдем спать, завтра все прояснится.
Пьеру Легалю плохо спалось в эту ночь. На рассвете его разбудила тишина — машина не работала. Он тут же выскочил на палубу. С губ его сорвалось крепкое ругательство, когда он увидел, что все паруса подняты, мачты скрипят под напором ветра, и корабль, подгоняемый муссоном, буквально летит по волнам. Лаг [27]наверняка показал бы не меньше десяти узлов [28].
«Силен, — подумал Легаль одобрительно. — Идет на одних парусах… Но негодяй по-прежнему держит курс на юго-восток. Надо было бы мне во всем этом разобраться».
Моряк захотел взглянуть на компас. Румпель [29], чтобы его не залило водой, был установлен на высокой платформе, и Пьер тут же направился к нему.
— Туда нельзя, — грубо остановил его стоявший рядом со штурвальным матрос-американец с револьвером за поясом.
— Я хотел бы взглянуть на компас, — спокойно ответил бретонец.
— Я сказал, туда нельзя, — еще грубее повторил американец.
Встретив помощника капитана, собиравшегося заступить на вахту, Пьер в недоумении рассказал ему о том, как грубо разговаривал с ним матрос.
— Наш курс вас не касается, — не менее грубо отрезал помощник. — Вы находитесь на пассажирском судне.
— Я заметил это еще вчера, — проворчал Пьер Легаль. — Ладно. Посмотрим кто кого.
Не говоря больше ни слова, он спустился в каюту. Проснувшись, Фрике увидел, как боцман заряжает свой револьвер.
— Бог мой! Что это значит, моряк? — воскликнул он.
— Я хочу быть готовым выстрелить в… этого подлого пса.
— Черт возьми! Неужели дела обстоят так плохо?
— Хуже, чем ты полагаешь, друг. Или я здорово ошибаюсь, или нам придется хлебнуть горя.
— Ба, таким парням, как мы с тобой, сам черт не страшен.
— Если бы речь шла только о нас, меня бы это не слишком тревожило. Но мы в ответе за жизнь наших рабочих и за деньги, доверенные нам друзьями.
