Из- за кулис возвращался в зал молодой человек в красном спортивном костюме. На сей раз его поднос был уставлен бутербродами с аккуратно обрезанными краями. Лейк быстро очистила почти все содержимое. Молодой человек в недоумении уставился на нее.

- Мы ужасно голодны, - сладким голоском объяснила Лейк. - Наш повар проводит отпуск на Багамских островах, и в его отсутствие его никто не может заменить. Таково его искусство. Знаете, как это бывает.

Он удалился, недоуменно покачивая головой.

- Лейк, может, пойдем отсюда, мне кажется, некоторые из зрителей уже неодобрительно поглядывают на нас.

- Ну и что, - невинно спросила Лейк, поднимая сумку, словно испытывая ее на вес. - Мы тоже можем на них поглазеть. Мне все равно здесь ничего не подойдет, даже если бы я попыталась. Однако уже поздно. На ужин у нас есть бутерброды. Разве плохо?

Они пошли домой, а Лейк осторожно забросила сумку за плечо, чтобы в пути бутерброды не рассыпались. На углу они остановились, так как Карен непременно захотела купить два больших, посыпанных солью кренделя. Обе пошли на растраты. Карен съела свой, густо намазав его горчицей. Довольная, она вздохнула.

- Это был самый счастливый день в моей жизни, - торжественно объявила она.

- И в моей тоже, - подтвердила ее слова Лейк, неожиданно осознав, насколько Карен права. Теперь она беспокоилась только по поводу предстоящей ночи.

Карен услыхала ее вопли около 3.30 утра. Нельзя сказать, чтобы она чутко спала, значит, Лейк кричала уже добрые сорок минут. Она встала, вошла к ней в спальню и включила свет.

- Лейк, что с тобой?

Она тут же села в кровати, но казалась все еще сбитой с толку.

- Извини, - проворчала она, - голос ее был все еще сонный, глухой. - Я тебя разбудила?

- Ничего, ничего. Пошли, - Карен отвела ее на кухню и принялась суетиться возле плиты.

- Что ты делаешь?

- Хочу нагреть тебе молока.

- И хочешь заставить меня его выпить, да?

- Конечно, - кивнула Карен. - Побудь здесь несколько минут… Как себя чувствуешь?

- Превосходно, - раздраженно ответила Лейк. - Мне всегда хорошо, когда я не сплю. Именно в таком состоянии бодрствования я сейчас пребываю.

Карен налила горячего молока в кружку. Поднесла ее Лейк.

- Не хочешь ли поговорить об этом?

- Конечно, нет, - ответила та резко, потягивая молоко и скорчив при этом отвратительную гримаску. - Все эти разговоры чудовищны.

- Но они могут тебе помочь.

- Сомневаюсь.

- Ты же знаешь, что всегда лучше рассказать о том, что тебя беспокоит, что тебе не дает покоя.

- Мне никогда не казалось это истиной. Я помню то время, когда эти чудачества Иисуса имели для меня большое значение. Мне казалось, что с их помощью Он пытается спасти меня. Я, конечно, похожа на такого человека, которому ужасно требуется спасение, это нужно признать. Мне всегда говорили, что нужно принять Иисуса и произносить громко Его имя, потому что, когда ты называешь вещь словами, она становится реальной. Но я не хочу, чтобы то, о чем я мечтаю, становилось реальностью.

- Я больше не стану приставать к тебе с разговорами, - мягко сказала Карен, - но все же я с тобой не согласна. На днях ты должна поговорить с кем-нибудь по поводу твоих ночных кошмаров.

- На днях я это сделаю, - может, под воздействием внушения, но кружка молока вызвала у нее сонливость. - После того как мы станем богатыми и знаменитыми и будем дружить с тобой лет двести, мы поговорим обо всем, что с нами произошло. Если я тебе расскажу обо всем сейчас, то ты завопишь и бросишься отсюда вон, в ночную темноту, а мне придется подыскивать другую подружку по комнате, что на самом деле перевернет всю мою жизнь.

- Я на самом деле крепче, чем выгляжу.

- Очень хорошо, - зевнула Лейк, положив голову на стол. - А я нет.

Нью- йоркский университет вселял ужас. Все там, казалось, твердо знали, чем занимаются. Первый учебный день всегда был причиной нервозности для Карен, независимо от того, шла ли речь о посещении детского сада или же о занятиях в средней школе. Почему же в колледже дело должно обстоять иначе?

Опоздание в класс, однако, не изменило ее настроения. В зале для театральных занятий на полу растянулись студенты. Если не считать равномерно вздымающиеся и опускающиеся груди, то вся сцена напоминала сражение, происходящее в обратном порядке.

- Прошу простить, простите и еще раз простите, - бормотала Карен, пытаясь отыскать на ковре свободное местечко и, наконец обнаружив его, растянулась на полу рядом с другими студентами, будущими актерами. Преподаватель, обрядившись в такое количество ирландской шерсти, которому позавидовал бы арранский рыбак, расхаживал по классу, счастливо улыбаясь.

- Правильно, дышите глубже. Вдох… выдох… старайтесь ни о чем сейчас не думать… А теперь, сказал он в предчувствии ожидаемого удовольствия, еще шире улыбаясь, - представьте себе, что ваше тело наполнено какой-то сладостной субстанцией, чем-то вроде молочного шоколадного шейка или…

- Рисовым пудингом? - проговорило одно из тел, вызвав легкий смешок в зале.

- Чем угодно. И вот эта субстанция медленно, пузырясь, выходит из кончиков пальцев ног…

Он продолжал свою нудную речь. Карен стало немного не по себе, когда она вообразила, как из кончиков ее пальцев на ногах вытекает рисовый пудинг. Она продолжала развивать ситуацию и представила себе, как зернышки пристают к подошвам. Отказавшись от этой глупой мысли, повернула голову. Рядом с ней лежал очень привлекательный молодой человек. Темно-русые волосы, зеленые глаза. Хорошего телосложения, что было заметно, даже когда он лежал. Он улыбнулся. Она также ответила ему улыбкой, но тут же, почувствовав себя неловко, быстро отвернулась.

- Хорошо, - сказал преподаватель, - как только приготовитесь, поднимайтесь с пола по одному и попытайтесь изобразить человека, который подверг вас разносной критике.

С пола поднялась, словно лунатик, красивая девушка с длинной, по пояс, косой. У нее чувствовался восточноевропейский акцент или что-то близкое к этому.

- Вы готовы это сделать? - раздался чей-то полный сожаления голос. - Тогда отправляйтесь на сцену, приведите всех нас в замешательство. Ты проститутка! Как это так - моя дочь стала шлюхой, ты надорвала мое сердце…

- Ну, теперь за вами ответ, - мягко сказал преподаватель.

- Я не шлюха! - закричала она обидчиво. - Я актриса! Почему ты не можешь просто любить меня? Ведь я люблю тебя! Я ненавижу тебя! - она забарабанила по воздуху руками. - Я люблю тебя! Я ненавижу тебя! Я люблю тебя! - она расплакалась и медленно, безжизненно опустилась снова на пол, затем вновь, растянувшись во весь рост, затихла с улыбкой на губах.

- Вот видите, - сказал преподаватель, - как любовь и ненависть зачастую имеют общий источник.

Какой- то парень, который выглядел так, словно проглотил аршин за завтраком, обедом и ужином, поднялся с пола и завыл о том, как отец никогда его не любил. Он тоже расплакался. Тут же на ноги встал другой парень и обнял этого верзилу и силача, пытаясь его утешить.

- Не следует опасаться друг друга, нужно друг другу всегда доверять, - предостерег всех преподаватель.

- А я опасаюсь, - раздался чей-то тонкий голосок среди разлегшихся тел. Карен привстала на локте и оглянулась в поисках владельца голоса. Какая-то девушка, поразительно похожая на Винни Пуха, медленно поднялась с пола. Она с опаской поглядела на студентов. - Я боюсь доверять другим.

- Почему?

- Потому что они мои конкуренты.

- Ну не сию же минуту, - успокоил ее преподаватель. - В данный момент все они твоя публика, обожающая тебя публика. Ну давайте немного поволнуемся!

Все начали свистеть, подбадривать Винни Пуха, которая от таких проявлений, казалось, вдруг приободрилась. Карен, сидя на полу, с полным безразличием взирала на весь этот спектакль. Мозг у нее стучал как ходики - тик-так-тик-так, отбивая миллион ударов в час.