Ты мне нужна, потому что я сама не понимаю себя, и поэтому не оставляй меня здесь одну. Если ты так поступишь, мне конец.

Желаю Мэтту и тебе всего того счастья, которого вы заслуживаете. Я очень люблю тебя. Не знаю, почему я тебе об этом никогда не говорила. Я думала, что ты знаешь.

Лейк.

На конверте не было указано обратного адреса.

Апрель 1974 года

Гарри Таунсенд был очень расстроен. У него чуть не треснула прямая кишка от обхаживания великого Джорджа Николса. Вот уже в течение двух лет он посылал ему афиши, листовки, даже однажды большой шоколадный аэроплан, когда уже совсем было отчаялся. Наконец он нанял роскошный лимузин и доставил агента на гвоздь своей программы - вечер театра абсурда. Причины, в силу которых театр абсурда получил свое название, были весьма очевидными в тот вечер. Гарри вышел из дому и напился. К трем утра он почувствовал себя лучше и был исполнен решимости отправиться домой к Джорджу, постучать в дверь, а когда тот откроет, врезать ему как следует по носу. К счастью, он не знал, где живет Джордж.

На следующий день на его имя было получено послание. Джордж Николс приглашал его для интервью. Лежа на кровати в очень старой квартире в Северном Голливуде, Гарри прокручивал в голове предстоящую сцену.

Прежде всего он не станет ждать своей очереди. Ну, от силы минут двадцать. Ну, полчаса. В крайнем случае. Они обменяются рукопожатиями, но рука у Гарри окажется сильнее, хотя этим и не стоило слишком хвастать. А затем… Гарри ухмыльнулся, разукрашивая в голове яркими деталями сценарий и полагаясь на силу собственного воображения. Джордж начнет петь ему дифирамбы. Он, встав на колени, начнет благодарить "Нолли и Эль Таунсенд" за разработанную ими концепцию и их последующий вклад в получение самой большой кассовой выручки со времени… со времени…

- Вы очень хороший актер, Гарри, - серьезно сказал ему Джордж. - Но, к сожалению, я только что подписал контракт с молодым человеком, который является таким же типажом.

Гарри отчаянно проклинал себя самого и свое богатое воображение. Сорок минут потеть в приемной, чтобы только услыхать эти слова?

- Мы можем быть одинаковыми типажами, - сказал ему Гарри, вспомнив об улыбке, - но в мире нет двух одинаковых людей. Если взглянуть на более широкий спектр моей работы, то наверняка…

- Гарри, в настоящий момент я не возьму вас на большую кинороль. Но вы вполне подходите для рекламных роликов и для пятиминутных "мыльных опер".

- Тем не менее, - упрямо гнул свое Гарри. - Мне кажется, если бы вы предоставили мне шанс… Послушайте, Джордж, какого черта вы меня сюда в таком случае позвали?

- Потому, что я считаю вас вполне приличным актером. Но я также считаю, что вы пока еще "сыры". Сколько вам лет? - агент неожиданно наклонился к нему и заглянул в глаза. - Двадцать семь?

- Точно. Ну, вы даете…

- Если вы поработаете с актерами с мое… - Джордж скромно пожал плечами. - Двадцать семь - это переходный возраст. Слишком стар для роли юноши и слишком легок для ведущих ролей, а это написано на вас. Если вы прослоняетесь здесь еще годика три и при этом ухитритесь не сойти с ума, если немного накачаете мышцы, слегка пострижетесь, то, думаю, можно замахнуться и на что-то большое.

- Мне нужна работа сейчас, - мягко постарался переубедить его Гарри. - Не могли бы вы мне предложить что-нибудь на свободной основе. На свой страх и риск?

- Даже если бы я пошел на это, то прежде всего предложил бы такую работу своему клиенту. Не нужно обманывать себя, Гарри. Лучше подождать несколько лет…

- Вы даете мне гарантию, что подпишете со мной контракт через три года?

- Вы же знаете, я не могу этого сделать, - сказал Джордж, чувствуя себя неловко.

Нет ничего прискорбнее картины, когда актер откладывает в сторону свой шарм и демонстрирует пролитый за все эти годы пот и свое отчаяние, скрывающееся за благополучной маской. Но дело было в том, что он говорил Гарри правду. Он на самом деле верил в него. Джордж видел громадный скрытый потенциал в этом актере. Ему только нужно было еще дозреть. Либо это, либо шрам на лице. Ничего вульгарного, просто небольшая черточка на подбородке или тонкая линия, протянувшаяся через всю щеку. Нужно что-то такое, что указывало бы на темное опасное прошлое. Что-то такое, о чем будут мечтать по ночам женщины, прижимая к груди подушку. В общем… что-то очаровательное.

- Короче, через три года, - уверенно сказал Джордж, - я, вероятно, буду стоять в очереди, чтобы встретиться с вами.

"Скорее всего, я буду подгонять ваш "порше" к вашему дому в Мамэзоне", - подумал про себя Гарри.

- Если хотите, то позвоните мне недельки через две, - сказал Джордж уже не столь уверенно. - Посмотрим, чем я смогу вам помочь.

- Конечно, позвоню, спасибо, - Гарри протянул ему руку, чувствуя, как цепенеет от проблеска надежды. Но это чувство было гораздо приятнее, чем ощущать себя полным неудачником.

- Намерены ли вы отправиться к парикмахеру, чтобы постричься?

Гарри рассмеялся, стараясь скрыть охватившую его горечь.

- Как только смогу себе это позволить.

Тут же Джордж полез в кошелек и протянул Гарри несколько долларов. И вдруг Джордж осознал, что его порыв может быть расценен как оскорбление.

Гарри взял себя в руки.

- Полно, мистер Николс, - растягивая слова, произнес он. - Разве вам больше нечего делать, кроме как раздавать деньги актерам? - он подхватил свой портфель. - Мы еще встретимся.

Джордж рассчитывал на это, но все же сомневался. Он знал, как делают звезд, и дело тут не в таланте. Только в удаче, везении. У него не сложилось впечатления, что Гарри Таунсенд особо везучий парень.

С другой стороны, сам Джордж был ужасно везучим. В восемьдесят восьмой раз в этот день он заглянул в свою записную книжку и не мог удержаться от широкой довольной улыбки.

11.45. Лейк Истмэн.

Он вспоминал ее голос по телефону, ее срывающийся шепот, когда она спросила, помнит ли он ее. Ему пришлось силой заставить себя не рассмеяться. Помнит ли он ее? Конечно, помнит. Эти два года он только о ней и думал. Он даже поймал себя на том, что на улицах идет за красивыми блондинками, надеясь, что это она.

Теперь уже не нужно надеяться. Этот счастливый момент наступил. Вот Лейк Истмэн сидит на его гавайской мягкой кушетке в его со вкусом обставленной резиденции и рассматривает афиши джазового фестиваля, которые он привез из Нового Орлеана. Оставляя следы от губной помады на краешке чашки "Стирофоам", в которой дымится переваренный кофе. Ее элегантные пальчики перелистывают страницы журнала "Вог" или "Голливудского репортера".

О, черт, куда завела его память. Лейк не могла сидеть на кушетке, она могла только над нею парить на уровне шести дюймов. Вся сияющая неподражаемым светом. Ни одна смертная женщина не могла быть такой красивой, как та, которую он нарисовал в своем воображении. Потянувшись рукой к кнопке вызова, он приготовился к неминуемому разочарованию.

Секретарша без умолку болтала с красивым, элегантным актером, который только что вышел из кабинета Джорджа. Она ответила на занудливый вызов селектора с явным раздражением, не желая ни на секунду прерывать приятную беседу.

- Слушаю! Посылаю ее к вам немедленно. Мисс Истмэн? Можете пройти.

Сидевшая на диване блондинка поднялась.

- Благодарю вас, - робко прошептала она.

Привлекательный актер ей улыбнулся.

- Надеюсь, вам повезет больше.

На губах у нее появилась слабая улыбка, когда она, подняв глаза, встретилась с его взглядом.

- Вы очень добры, - сказала она мягким голосом и с холодным, неприступным видом прошествовала мимо него. Гарри никогда особо не верил в любовь с первого взгляда. Несколько слов от женщины, которую он прежде никогда не видел, и вот он был готов поклясться, что он встретил единственную на свете женщину, которую мог бы полюбить. Явно чокнулся. Он приветливо помахал на прощание секретарше и вышел из приемной, проклиная себя за то, что не взял предложенные Джорджем деньги. Ему на самом деле нужно было постричься.