«Филипп де Анжу».

Само имя абсолютно ничего для Борна не означало. И он ничем не мог помочь себе в данном случае. Несколько раз он пытался представить себе лицо, волосы, манеру этого человека держаться, но картина исчезала в ярких вспышках взрывов, а потом наступала полная темнота.

«Филипп де Анжу».

– Ничего, – пробормотал он, – совершенно ничего.

Однако что-то должно быть, что-то, вызывающее ноющую боль в груди и слабость во всем теле. Он сидел перед окном в кафе на улице Расин, готовый выйти в любой момент, как только в дверном проеме старинного дома возникнет фигура Клода Ореоля. Комната Клода находилась на четвертом этаже в квартире, которую он снимал еще с двумя другими молодыми людьми. Клод Ореоль был вызван с работы хозяйкой квартиры. Она хотела, чтобы он немедленно приехал, так как произошли неприятности с соседями. Как только Борн заметил, что Клод вошел в подъезд, он немедленно вышел из кафе и быстро вбежал вслед за ним. Возле двери Ореоля Борн закричал на том типично французском, который частенько используют полицейские.

– Сюрте! Стой там, где находишься, приятель. Мы уже давно наблюдаем за тобой и твоими подружками. Нам все известно о делах в твоей комнате, твоей темной комнате.

– Нет! – закричал Ореоль. – Это не имеет ко мне никакого отношения… «Темная комната»?

Борн поднял руку.

– Успокойся и не ори, как недорезанная свинья!

Ореоль недоуменно оглядывался по сторонам.

– Это не связано со мной! Вы не должны меня подозревать! Я много раз говорил им, чтобы они бросили это занятие! В один прекрасный день они могут убить себя! Наркотики только для идиотов! Боже мой, я подумал, что они мертвы!

– Я приказал тебе прекратить шум! – резко произнес Борн. – Войди внутрь и успокойся. У тебя есть ключ. Открой дверь и входи.

Клод достал ключ и открыл дверь. Борн мгновенно вошел следом за ним и сразу прикрыл за собой дверь.

– У меня есть только несколько минут, – произнес Джейсон. – Ровно столько, сколько нужно для обсуждения дела.

– Какого дела? – Ореоль все еще был парализован происходящим. – Это… «Темная комната»? Что за комната?

– Забудь это! Тебе предстоит кое-что сделать.

– Что именно?

– Мы получили сообщение из Цюриха и хотим, чтобы ты передал его своей подруге Лавьер.

– Мадам Жакелине? Моей подруге?

– Мы не доверяем телефонам.

– Какой телефон? Какое сообщение?

– Карлос прав.

– Карлос. Кто это такой?

– Убийца.

– О чем вы говорите?! – закричал Ореоль.

– Заткнись!

– Почему вы мне это говорите?

– Потому что ты номер пять. Мы тебя вычислили.

– Что такое пять? Для чего?

– Чтобы помочь Карлосу выбраться из ловушки. Она уже готова захлопнуться. Завтра, возможно, послезавтра… Он должен вырваться. Они окружат магазин, снайперы будут на каждом шагу. Если он там, то возникнет настоящая бойня. Все будут убиты, каждый из вас.

Ореоль снова закричал:

– Прекратите это! Я не знаю, о чем вы говорите! Вы маньяк, и я больше ничего не желаю от вас выслушивать! Я задыхаюсь!

– Вы получите деньги. Думаю, что изрядную сумму. Лавьер будет вам весьма благодарна, и де Анжу тоже.

– Де Анжу! Он всегда ненавидел меня. Он называет меня павлином и постоянно старается невзначай унизить.

– Вы должны понимать, что это его прикрытие. На самом деле он от вас в восторге. Он номер шестой.

– Что означают эти номера? Прекратите этот разговор!

– Как еще мы придем к взаимопониманию, если не использовать номера? Ведь имена мы использовать не можем.

– Кто не может?

– Все работающие на Карлоса.

– Я не хочу этого слушать! – еще громче завопил Клод. – Я художник и не понимаю, о чем вы говорите!

– Прекратите вопить. Мы ценим вас. Но сейчас получилось так, что мы не можем доверять бухгалтеру.

– Трайнону?

– Употребляйте только первое имя, так будет надежнее. Нужно не забывать о конспирации. Лучше запутать все с самого начала.

– Пьер омерзительный тип. Он даже вычитает с нас деньги за телефонные звонки.

– Мы предполагаем, что он работает на Интерпол.

– Интерпол?

– Если это так, то вы можете провести в тюрьме не меньше десяти лет. Вас съедят там живьем.

– О-о-о-о!

– Заткнись! Надо дать знать Бержерону, что мы думаем. Следите за Трайноном, особенно в течение последующих двух дней. Если он покинет магазин по какой-либо причине, проследите за ним обязательно. Это будет означать, что ловушка захлопнулась. – Борн подошел к двери, держа руку в кармане. – Сейчас я ухожу, вы тоже должны уйти. Передайте номерам с первого по шестой все, что я вам сказал.

Ореоль вновь впал в истерику.

– Номера! Все время номера! Какой номер? Я художник, а не номер!

– Постарайтесь выглядеть спокойным, когда вернетесь на службу. Сразу разыщите Лавьер, де Анжу или Бержерона, и как можно быстрее. Потом найдете и других.

– Каких других?

– Спросите у номера два.

– Два?

– Долбер… Джанин Долбер.

– Джанин? Она тоже?

– Совершенно верно. Она номер два.

– Какая мерзость! Этого не может быть!

– Не забывайте об опасности, которая грозит вашей жизни, Клод. Вы выйдете отсюда через три минуты после меня и вернетесь в «Ле Классик», только не вздумайте воспользоваться телефоном. Я буду ждать за углом. Если вы не появитесь через три минуты, я вернусь сюда. – Он вытащил из кармана руку. Теперь в ней находился пистолет.

Ореоль уставился на него, как загипнотизированный кролик. Борн сурово взглянул на Клода еще раз и закрыл за собой дверь.

Тревожно зазвонил телефон. Мари взглянула на часы: пятнадцать минут девятого. Она ощутила невольный страх. Джейсон сказал, что будет звонить в девять часов. Он вышел из отеля с наступлением темноты, около семи часов, чтобы перехватить Монику Бриель. Расписание было точным, и он мог позвонить в другое время только в исключительном случае. Неужели что-то случилось?

– Комната 4-20? – осведомился низкий мужской голос.

Мари облегченно вздохнула. Это был голос Андре Вилье. Генерал звонил после обеда, чтобы сообщить о панике, начавшейся в «Ле Классик». Его жена подходила к телефону не менее шести раз в течение часа, однако ему ни разу не удалось подслушать разговор.

– Да, – ответила Мари, – это 4-20.

– Извините меня, ведь мы раньше никогда с вами не разговаривали.

– Я знаю, кто вы такой.

– Я тоже о вас слышал. Мне хотелось бы вас поблагодарить.

– Понимаю вас. Вы имеете на это право.

– Я разговариваю из своего кабинета, и на этой линии помех не бывает. Передайте нашему другу, что кризис усилился. Моя жена уединилась в своей комнате, сославшись на мигрень, но при этом не настолько больна, чтобы не пользоваться телефоном. Я был не прав, мадемуазель. Между нами существует стена отчуждения, и я молю бога, чтобы он дал мне силы пережить все это.

– Я прошу вас об одном, генерал: помните о своем сыне.

– Да, – прошептал старик, – мой сын…

– Я все передам нашему другу. Он позвонит в течение часа.

– Пожалуйста, – перебил ее Вилье, – у меня есть еще кое-что. Именно это заставило меня позвонить. Дважды, когда моя жена разговаривала по телефону, голоса звонивших запомнились мне. Первый голос не был мне знаком, потому что он ничего для меня не значил. Второй голос показался мне знакомым, в памяти мгновенно возникло лицо оператора в Сен-Оноре.

– Да, мы знаем его имя. А что относительно первого?

– У меня сложилось странное ощущение. Я не знаю этого голоса, потому что он не вызвал в моем воображении никакого лица, но я понял, почему он мне запомнился. Это был жесткий голос, которым отдают приказания. Это была команда, больно задевшая меня. Вы понимаете, что это был не тот голос, которым ведут простую беседу с моей женой. Голос для приказов, а не для беседы. Я слышал его короткий миг, так как, только я взялся за трубку, там раздались слова прощания, но осадок остался. Этот тон известен каждому военному. Я достаточно ясно выражаюсь?