– Никогда ею не пользовалась.

– Утром я найду магазин. Монпарнас самое подходящее в этом отношении место. Блондины выглядят значительно приятнее, не так ли?

Она внимательно изучила его лицо.

– Пытаюсь представить, как ты будешь тогда выглядеть.

– Буду отличаться от предыдущего «я». Не очень сильно, но вполне достаточно.

– Возможно, ты прав. Надеюсь на бога, что это так. – Она поцеловала его в щеку, предваряя этим дальнейший разговор. – А теперь расскажи мне, что случилось? Куда ты ходил? Что ты узнал про тот случай… шесть месяцев назад?

– Оказалось, что не шесть месяцев, а поскольку это так, то у меня просто не было возможности совершить убийство.

Он рассказал ей все, опустив только ряд моментов: когда пришел к мысли, что больше не увидит ее. Она не поверила ему и тут же сказала об этом:

– Если бы дата не была так четко обозначена в твоей памяти, ты, вероятно, не пришел бы ко мне?

Борн качнул головой:

– Наверное, нет.

– Я знала это, я это чувствовала. В какое-то мгновение, когда я шла от кафе к музею, я почувствовала, что задыхаюсь. Ты веришь подобному предчувствию?

– Я не хотел этого.

– Я тоже, однако это произошло.

Они оба сидели: она на кровати, он рядом, в единственном кресле. Борн приподнялся и дотронулся до ее руки.

– Я еще не вполне уверен, что меня там не было… Я знал этого человека, я видел его лицо, и я был в Марселе за 48 часов до его убийства!

– Но ты же не убивал его!

– Но тогда почему я там был? Почему люди, с которыми я встречался, считают, что это сделал я? Боже мой, ведь это безумие! – Он вскочил с кресла, боль вновь возникла в его глазах. – Но потом я забыл. Я ненормальный, верно? Потому что я забыл… Годы, время.

Мари заговорила языком фактов, без всякого сочувствия в голосе:

– Ответы сами придут к тебе. От одного или другого источника, в конце концов, от тебя самого.

– Это невозможно. Восборн заявил, что произошла перестройка здания: все блоки сдвинулись, проходы перекрылись… появились другие окна… – Джейсон подошел к окну, оперся на подоконник и посмотрел вниз, на огни Монпарнаса. – Вид через эти окна другой, такого никогда не было. Где-то есть люди, которые знают меня и которых знаю я. В нескольких тысячах миль есть и другие люди, к которым я отношусь либо с любовью, либо с ненавистью… Боже мой, возможно, жена и дети – не знаю. Все мои попытки выяснить что-либо заканчиваются неудачей. Как будто я кручусь на ветру, поворачиваясь во все стороны, и не могу приземлиться. При каждой новой попытке меня опять отбрасывает прочь.

– В небо?

– Да.

– Ты прыгал с самолета?

Борн повернулся к Мари.

– Я никогда не говорил этого.

– Ты говорил об этом ночью, во сне. Ты был весь в испарине. Твое лицо горело, а я вытирала его полотенцем.

– Почему ты мне ничего не сказала?

– Я спрашивала, между прочим. Я спросила тебя, не был ли ты пилотом и не беспокоят ли тебя полеты, особенно по ночам.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. Почему ты не попыталась привести меня в чувство?

– Я очень боялась. Ты был близок к истерике, а я не знаю, как поступать в подобных случаях. Я могу помочь тебе вспомнить что-нибудь, но я ничего не могу поделать с твоим подсознанием и не знаю, кто бы мог с этим справиться, кроме врача.

– Врача? Я провел с доктором почти шесть чертовых месяцев!

– Из того, что ты сообщил о нем, у меня сложилось иное мнение.

– Я не хочу этого! – воскликнул он, смущенный вспышкой своего гнева.

– Почему нет? – Мари поднялась с кровати. – Тебе необходима помощь, дорогой. Психиатр мог бы…

– Нет! – неожиданно заорал он, сопротивляясь вспышке гнева. – Я не хочу этого, я не могу…

– Но, пожалуйста, скажи мне, почему? – настойчиво осведомилась она, стоя перед ним.

– Я… я не могу этого сделать.

– Просто скажи мне, в чем дело, и мы закончим этот неприятный разговор.

Борн долго смотрел на Мари, потом отвернулся и вновь уставился в окно. Руки его опирались о подоконник.

– Потому что я боюсь. Кто-то солгал, и я благодарен за это больше, чем я могу выразить. Но предположим, что лжи больше не будет, предположим, что все остальное правда. Что мне тогда делать?

– А разве ты не говорил, что хочешь найти выход?

– Не таким путем. – Он выпрямился, все еще глядя на огни города. – Постарайся понять меня… Я должен узнать вполне определенные вещи… достаточные, чтобы принять решение… но, возможно, не все вещи.

– Ты хочешь получить доказательства, это ты хотел сказать?

– Я хочу иметь четкие указания, в каком направлении мне двигаться.

– Ты хочешь «двигаться» только один? А что же будет с нами?

– Ты знаешь, что получается в результате движения по указателям?

– Тогда давай искать их вместе! – воскликнула Мари.

– Будь осторожна. Ты можешь не справиться с тем, что обнаружится в результате этих поисков.

– Но я хочу быть рядом с тобой, и я имею в виду только это. – Она подошла к нему поближе. – Послушай… Сейчас в Онтарио почти пять часов, и я еще смогу застать Петера в кабинете. Он сможет начать поиски «Тредстоун»… и даст нам чье-нибудь имя, с кем мы сможем связаться в посольстве, кто сможет нам помочь, если это будет необходимо.

– Ты хочешь сказать Петеру, что ты в Париже?

– Он так или иначе узнает это от оператора, но звонок не будет прослежен до нашего отеля.

– После твоего звонка нам нужно будет поужинать, после чего мы прогуляемся на улицу Маделен. Я хочу там на кое-что взглянуть.

– Что ты сможешь увидеть там ночью?

– Телефонную будку. Я надеюсь, что рядом с банком имеется телефонная будка.

Она действительно находилась там. На противоположной стороне улицы, наискосок от входа в банк.

Высокий блондин в очках c черепаховой оправой проверил свои часы, щурясь в лучах полуденного солнца на улице Маделен. Тротуары были заполнены людьми, а проезжая часть, как и на большинстве парижских улиц, насыщена потоком автомобилей. Он вошел в телефонную будку и запутал провод, на котором болталась телефонная трубка. Это должно было показать следующему желающему, что телефон не работает, и уменьшало шанс, что будка будет занята. И это сработало… Он снова взглянул на часы: отсчет времени начался. Мари уже находилась внутри банка. Она могла позвонить в самое ближайшее время. Вынув несколько монет из кармана и положив их на полку, он стал наблюдать через стекло кабины за дверью банка. Облака на время закрыли солнце, и он мог видеть в стекле свое отражение. Он остался доволен тем, что увидел, вспоминая удивленное выражение парикмахера на Монпарнасе, когда тот перекрашивал ему волосы. Облака уплыли вдаль, солнце вернулось, и он тоже вернулся к действительности. Тут же затрезвонил телефон.

– Это ты? – спросила Мари.

– Да, я, – ответил Борн.

– Сделай вид, что ты хочешь узнать имя чиновника и место расположения банка. И немного загруби свой французский. Измени произношение ряда слов, чтобы чувствовалось, что ты американец. Скажи им, что у тебя нет телефона в Париже. Затем делай все, как договорились. Я перезвоню через пять минут.

– Часы пущены.

– Что?

– Я имею в виду, что пора начинать.

– Хорошо… часы пущены. Удачи тебе!

– Благодарю, – Джейсон нажал на рычаг, затем освободил его и набрал номер.

– Банк де Вали. Добрый вечер.

– Мне необходима консультация, – произнес Борн, продолжая дальнейший разговор так, как посоветовала ему Мари. – Недавно я перевел значительную сумму из Швейцарии по специальной курьерской связи. Я хочу знать, все ли уже получено.

– Этим занимается отдел международных связей. Я соединяю вас с ним.

Щелчок, и вновь женский голос:

– Международная служба.

Джейсон повторил свой вопрос.

– Могу ли я узнать ваше имя?

– Я предпочитаю поговорить непосредственно с ответственным лицом, прежде чем назвать его.

На линии возникла пауза.