Но думал он не об этих женщинах, а о Билли. Потому что Билли исчезла. И если бы она нашла другую работу по специальности, он бы узнал об этом от коллег. Таким образом, он вынужден был взглянуть в лицо ужасному факту. Он уничтожил ее. Из-за упущенного контракта он уничтожил ее. А контракт и не имел особого значения. Никогда не имел. Дело было в доверии.

Как только он появился в дверях, установилась тишина. Трэвис прошел в тот угол комнаты, где стояли столы с тарелками, чашками, коробками из-под сандвичей, газетами, журналами и музыкальным центром, который сразу выключили. Он огляделся, заметил под ближайшим столом большую коробку, достал ее и высыпал ее содержимое в мусорное ведро. Не обращая внимания на напряженную тишину в комнате, он вытащил из внутреннего кармана пиджака фломастер и большими буквами написал на боку коробки одно-единственное слово: ПРЕДЛОЖЕНИЯ. Улыбаясь, он поднял коробку вверх, чтобы все могли видеть это слово.

— Я побеседовал с миссис Уотс, и мы договорились о некоторых улучшениях, которыми, надеюсь, вы все будете довольны. Но в случае, если мы чего-то не учли, записки с предложениями можете опускать сюда. Это относится и к жалобам. Записки могут быть анонимными или нет. И я обещаю вам, что каждая записка будет рассмотрена.

Раздался возбужденный гул голосов — одобрения, понял Трэвис. Он помолчал, давая событиям идти своим чередом. Одновременно он внимательно всматривался в лица работниц, в их выражения, но, как он и ожидал, не нашел ни одного с выражением тревоги или раздражения. Довольный, он кивнул, поднял руку, и снова установилась тишина. И тогда он со значением произнес:

— В знак признания вашей прекрасной работы, выполненной в трудных обстоятельствах, всем будет увеличена зарплата. Считайте это предварительной рождественской премией. — И он назвал весьма значительную сумму.

Комната взорвалась бурей восторженных голосов.

— А сейчас, — рявкнул он через плечо Моне Уотс, которая, нахмурившись, стояла в дверях, — в мой офис. Немедленно! — И вышел мимо нее в коридор.

— Вы не можете уволить меня, — заявила она, переступая порог его кабинета и вызывающе вскидывая голову. — Я не сделала ничего плохого.

Трэвис смерил ее презрительным взглядом, губы его скривились от отвращения.

— Нет, я и не думаю, что это сделали вы. Технически по крайней мере. Но вашу вину мы оба пониманием по-разному, не так ли, Мона? Поэтому вы будете уволены немедленно. Вы получите очень большую компенсацию, но чтобы ноги вашей никогда больше не было у этой двери. — Он выписал чек компании, повернул его так, чтобы Мона могла прочесть сумму, и на какое-то мгновение придержал документ за угол большим пальцем, прежде чем подвинуть к ней. А затем снял руку, продолжая в упор смотреть на нее. — Если вы скажете мне, кто за всем этим стоит, — мягко предложил он, — я удвою сумму.

— Идите к черту! — выкрикнула Мона, брызгая слюной, потом схватил чек и бросилась к двери.

Трэвис мрачно улыбнулся. Она вернется. Когда деньги кончатся, она обязательно вернется. Он поручился бы за это головой. И тогда он узнает имя поджигателя.

— Извини, дорогой, ничего не выходит. Я знаю, уже несколько недель мы не виделись, но папа сейчас не в состоянии сесть за руль, и мама думает, что было бы лучше, если бы машину водила я. Конечно, это срывает наши планы на Рождество, но…

— Мама и папа прежде всего, — сухо прервал Трэвис. — Ты абсолютно права, Клео, — смягчился он. — Я все понимаю.

— Ты понимаешь? Честно-честно, Трэвис?

— Честно-честно, Клео. — Он ухмыльнулся, радуясь, что Клео не может видеть его лица.

Ничто не помешает планам прагматичной Сузанны, даже болезнь ее мужа, Снеллинги ждут их, и она просто не может позволить огорчить леди Мэри. Да, но ведь Россингтоны вполне в состоянии держать шофера или хотя бы нанять его, ясно проскользнуло в его сознании. А может, у них и есть шофер? В конце концов, Сузанна настолько расчетлива, что не может не понимать, какой эффект произвело бы их появление с шофером. Так почему же она предлагает Клео сесть за руль?.. Ах да! Трэвис улыбнулся, прижал трубку к другому уху, высвобождая правую руку, и начал подписывать стопку писем, которую молча положила перед ним Донна. У Снеллингов есть сын, один из наиболее подходящих титулованных холостяков, и не надо быть гением, чтобы понять направление работы мысли Сузанны Россингтон. Умная, умная Сузанна! Она не оставляла надежд на титул для своей единственной дочери и воспользовалась болезнью Джона как рычагом. Этим же рычагом она пользовалась и для того, чтобы задержать дочь в Лондоне.

— Папа все еще не совсем здоров, — объясняла Клео, — поэтому мы будем путешествовать с остановками. Мы уезжаем от Черчланд-Горзов — помнишь маминых друзей близ Йорка? — так что я подумала…

— Обед в «Свифте»? — прервал ее Трэвис.

— Точно. И, если ты закажешь номер на вечер, — застенчиво предложила она, — мы могли бы, вероятно…

И на этот раз, понял Трэвис, хмурясь, там не будет никаких уверток. Только прямолинейность и недвусмысленность.

Он надел черный костюм. Похоронный. Символический. Когда он сворачивал на автомобильную стоянку, то понял, что пришел к окончательному решению. Но разговор не обещал быть легким.

— Дорогой! О Господи, как я соскучилась по тебе! — гортанным голосом вскрикнула Клео, поднимаясь из-за столика и кидаясь к нему.

Дюжина голов обернулась на них. У Трэвиса сжался низ живота. Он почти забыл, как хорошо она выглядит и какие у нее добрые намерения. И, когда она подняла лицо для поцелуя, он заставил себя отстраниться с огромным трудом. Она хорошо выглядела, была свежа и приятна. Прямо как шоколадка — подсказывало ему природное чувство юмора.

Клео в ее божественном неведении получала удовольствие от еды и от окружающей обстановки. От стола к столу порхали стайки официантов, похожих на пингвинов в своих черных костюмах с белыми манишками. Их было, наверное, по три человека на каждого обедающего. Они двигались вокруг столов, как настоящий танцевальный ансамбль: абсолютная координация движений, одновременная смена фужеров, окантованных серебром тарелок. Еда была превосходной.

Но обед неумолимо подходил к концу, и Трэвис все сильнее ощущал приступы замешательства. Как помягче разорвать помолвку? Он уже и так откладывал это слишком долго, он должен был поехать в Лондон несколько недель назад и быть честным с Клео.

Подняв взгляд, он увидел, что зеленые, как у кошки, глаза смотрят на него в упор.

— Давай пропустим десерт и пойдем наверх, — предложила Клео, прикладывая салфетку к уголку рта. — Ты заказал номер? — добавила она, подумав.

— Пока нет. — Трэвис выглядел пристыженным. А затем попытался выйти из положения самым неуклюжим способом: — Не подумал, что у нас будет время.

— И это я слышу от мужчины, который занимался со мной любовью в лифте между этажами в отеле в Риме… — Голос у нее дрожал.

— Ах, Клео. Но тогда мы были и моложе и…

— Влюблены? Именно это ты собирался сказать, Трэвис?

— Мы были на романтической стадии, — спокойно возразил он и понял по суровому лицу Клео, что сейчас любые его слова будут восприняты одинаково.

— А теперь, когда с романтикой покончено, мы можем быть вместе раз в неделю или раз в месяц, если мне повезет?

— Едва ли, — прошептал он, моля Бога, чтобы Клео говорила тише.

— Точно, едва ли. Едва ли когда-нибудь вообще. Так, Трэвис? У тебя даже не нашлось ни одного свободного уик-энда, чтобы приехать ко мне, — уколола она его.

— Черт побери, Клео! Ты же знаешь, у меня было полно работы…

— Ах да. Работа. Я должна знать, что твой драгоценный бизнес для тебя важнее меня.

— Не совсем так. Но между пожаром и болезнью твоего отца…

— Оправдания, оправдания. Ты все время ищешь оправдания. Согласись, Трэвис, ты просто тянешь время. Ты совсем не любишь меня, да?

Как ответить, чтобы не ранить ее? Ведь он же не хотел ранить ее. Трэвис провел пятерней по волосам. Как, черт возьми, выйти из положения? Он не любит ее. И она имеет право знать истину.