Требовался строжайший самоконтроль, и он сдерживал себя, но напряжение все росло, особенно когда он раздел ее, стянул шифоновый лифчик с плеч, обнажив упругие полные груди. Ему сразу же захотелось уткнуться в ложбинку между ними, но он выжидал, ему достаточно было просто смотреть — это было мучительное, почти мазохистское наслаждение. Потом он стянул с нее колготки, и она лежала перед ним голая, во всем великолепии молодого цветущего тела.

Затем он прикоснулся к ней… Трэвис застонал, вспоминая мельчайшие подробности тех упоительных мгновений: роскошная комната, мягкий свет лампы, широкая кровать, Билли. Удивительная, удивительная Билли! Она так молода, так свежа, так чиста! Он вновь ощутил на губах вкус нектара, как тогда, когда он целовал ее губы, ласкал каждый сантиметр ее вздрагивающего тела. Это было божественное состояние. Божественное и дьявольски трудное. Хотелось ее с такой силой, о существовании которой он даже не подозревал, хотелось любить, прижимать ее к себе и… отказываться от нее.

— Трэвис! Трэвис!

Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Но оно все еще не хотело исчезать. Билли крепко засела в его голове. Он мог чуть ли не наяву видеть ее, прикасаться к ней, чувствовать ее запах. Однако она не принадлежала, никогда не принадлежала ему.

— Трэвис!

Он провел пальцами по волосам, пытаясь сосредоточиться. Какое разочарование! Перед ним, сложив руки на маленьких вздернутых грудях, сидела хищная женщина. Он смущенно улыбнулся.

— Извини, дорогая. Мне кажется, я был далеко отсюда.

— У черта на куличках, судя по твоему лицу. Грезишь наяву, Трэвис? Это на тебя не похоже.

— Я же сказал, у меня был длинный день и я устал.

— Настолько устал, что забыл пригласить невесту пообедать? — Клео нахмурилась еще больше.

Трэвис подавил мучительный вздох. Он не выдержит еще одной сцены. Он сейчас не в настроении. И если ей вдруг изменит чувство меры, он может взорваться, а тогда одному Богу известно, к чему это приведет.

Но удивительно, грозовые облака вдруг исчезли. Клео улыбнулась.

— Я знаю, — прощебетала она, обходя вокруг и останавливаясь сзади него. Потом, перегнувшись через низкую спинку дивана, она склонилась над ним и прижала свою голову к голове Трэвиса. Руки ее скользнули по его плечам к груди, задевая большими пальцами соски.

Трэвис похолодел. Это вовсе не входило в его планы.

— Как насчет того, — хрипло выдохнула Клео ему в ухо, — если мы сейчас отправимся к тебе в деревню. Достанем из холодильника бутылку охлажденного вина, что-нибудь из еды. Ты отдохнешь немного, ведь ты же устал, — игриво продолжала она. Ее длинные великолепные пальцы умело массировали контуры его груди, проскользнули между пуговицами, добрались до его кожи. — А потом поднимемся наверх и заберемся в огромную мягкую кровать. — Она целовала уголки его рта, кончик ее языка проскользнул между его губами. — Великолепную кровать, — многозначительно повторила она. — Только ты и я, Трэвис. На всю долгую ночь.

Шесть часов. Пора идти домой. С Клео он уже договорился, она приезжает к семи. Можно, конечно, еще поработать, но изображение на экране компьютера расплывается перед глазами.

Проклятье, как он устал! Настолько устал, что ему, наверное, потребовалась бы неделя, чтобы отоспаться. Правда, он все равно не может нормально спать. Если, конечно, не напьется до потери сознания. У него уже было слишком много длинных, одиноких, пустых ночей. Хорошо хоть, что Клео уезжала отдыхать и ему не приходилось играть роль. Но теперь она вернулась. Чтобы изображать из себя любящую невесту. Не говоря уже о ее счастливых родителях.

— Сегодня у нас обед с мамой и папой, — радостно известила она по телефону, ставя его перед фактом. — Они приехали всего лишь на день или на два и остановятся у друзей, так что папа заказал столик у «Свифта». С восьми до восьми тридцати.

Трэвис поморщился. Роскошный пятизвездочный отель в Йорке. А затем Клео превзошла самое себя.

— Так как завтра суббота, я думаю, мы там останемся. В отеле, я имею в виду. Только ты и я. В конце концов, дорогой, нам не придется ехать домой так поздно, к тому же прошло несколько недель с тех пор, как мы были вместе.

Пять недель. Пять недель, как ушла Билли. Пять недель с той катастрофической ночи, когда он оказался по-мужски несостоятелен с Клео и чуть не открыл ей правду. Он не любит ее. Он, вероятно, и раньше никогда не любил ее, но им было хорошо вместе. Раньше, печально уточнил Трэвис. Теперь он жил двойной жизнью и не был вполне уверен, что сможет и дальше притворяться. Он не знал средства избавиться от мыслей о Билли. А значит, рано или поздно, понимал он, ему придется дать Клео возможность уйти. Хорошо бы, если бы это прошло безболезненно.

Трэвис отпечатал материал и выключил компьютер из сети. Это была одна из идей Билли — установить компьютер в рабочей комнате. Раз есть техника, почему бы не воспользоваться ею, логично рассуждала она. Отказываться от технических достижений — значит действовать себе во вред; Гиддингсы не могут себе позволить отставать от прогресса. Несколько тысяч фунтов, и Гиддингсы будут впереди всех.

Он согласился, так как это было разумно. Но странно, что это предлагала Билли, которая открыто возмущалась большими хищными волками — крупными компаниями в сфере дизайна, пожирающими более слабых соперников. Похоже, она действительно загорелась этой идеей.

Билли. Он покачал головой. Смогу ли я когда-нибудь понять ее? — размышлял Трэвис, торопливо проходя по коридорам опустевшего здания, в тишине которых гулко отдавались его шаги. Все уже давно ушли, так как в пятницу рабочий день заканчивался в три, — это одна из установок Трэвиса, от которой он не собирался отказываться. Первое правило хорошего руководителя. Относись к людям хорошо, и они будут относиться к тебе соответственно. Относись к ним как к черни, и они восстанут.

Однако на протяжении нескольких последних недель этот принцип не срабатывал. Трэвис не сомневался, что кто-то сознательно накаляет обстановку на работе. Известно, что одно яблоко может испортить целый мешок, поэтому Трэвис знал: как только он выявит виновного, этот человек будет немедленно уволен.

Где-то хлопнула дверь. Трэвис замер больше удивленный, нежели обеспокоенный. Уборщики запоздали с уборкой? — размышлял он, прислушиваясь. Или охрана начала обход?

Он снова взглянул на часы. Уже поздно, пора домой. И незачем делать крюк, надо ехать по главной дороге мимо ворот Билли. Коттедж ее пуст, вот уже пять недель в нем не бывает света по вечерам. Не видно ни ее машины, ни кота. Она уехала, и одному Богу известно куда. Трэвис горестно застонал. Чего бы он сейчас не отдал за то, чтобы увидеть знакомую черно-белую мордочку Смаджа, пикирующего вниз с одного из его деревьев.

Но… некогда предаваться грустным размышлениям. Домой. Душ. Переодеться. Коньяк. Дорожная сумка. Сборы.

Неожиданно в дверь его офиса позвонили.

— Трэвис! Дорогой!

Клео бросилась в его объятия. Пьянящее облако духов показалось ему чрезмерным. Он ответил на поцелуй и автоматически обнял ее, чувствуя тепло и податливость ее тела, вдыхая мускусный запах волос. Да, он соскучился по ней. Как любая постоянная пара они хорошо изучили друг друга, знали настроения, желания, сомнения партнера. Вожделение еще не умерло, честно признался он, глядя в улыбающееся лицо Клео, ощущая, как твердеет его мужское естество. Умерла только любовь. Может быть, у него получилось бы собрать ее из осколков, загнав мысли о Билли на задворки своего сознания, и начать все заново с Клео?

— Ну как было в Шотландии? — спросил он, притормаживая, перед тем как выключить мотор и поставить на стоянку отеля холеный «лотус-элайз» Клео. Впервые за сорок минут ему каким-то образом удалось вставить слово в бесконечный поток ее речи.

Подскочил служащий в униформе. Трэвис придержал дверь для Клео, затем повел ее вверх по пологим ступенькам. На лестничной площадке стоял наготове швейцар в головном уборе. Он подобострастно согнулся перед ними. Трэвис поморщился. Все детали сервиса он знал, но впервые нашел такое внимание чрезмерным.