— Не-а. — Глаза Донны налились слезами, и она вытащила из рукава носовой платок. Но не успела она поднести его к лицу, а слезы уже проделали две дорожки в ее макияже. — Никто не знает. Даже моя мама. Да никто и не поверит.

— Что значит «не поверит»?

Донна вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— А что я им скажу? «Мама и папа, помните, я вам говорила, что занимаюсь на компьютерных курсах? Так вот, на самом деле я трахалась с этим женатым ублюдком, членом парламента». Говорю тебе, Кейт, если этот ребенок начнет говорить с шотландским акцентом, я… — Она остановилась и посмотрела в сторону двери: в кухню входил Эд с пустым кувшином из-под апельсинового сока.

Кейт бросилась к нему с криком: «Сюда нельзя!» Эд развернулся, а Кейт, закрывая за ним дверь, прошептала ему на ухо: «Ты не поверишь».

— Извините, апельсиновый сок закончился, — сказал я. — Зато осталось много яблочного. И есть кофе.

— Нет ли чего-нибудь покрепче? — прошептал Боб. — Что-то я не в себе.

— В кухне есть, но туда сейчас нельзя: там идет разговор по душам.

— А, понятно. Ну, ничего. Это все из-за Кристин.

— А что случилось?

— Беспокоит она меня.

Я отвел его в угол:

— Она все еще болеет?

— Грипп прошел. Но она не хочет вставать с постели. Все повторяет, что больше никому не нужна. Я говорю, что она нужна мне, но, похоже, этого недостаточно. Это все из-за того, что наш Кит уехал от нас. Конечно, это было давно, и когда у нас поселился Гидеон, она стала о нем заботиться. Но теперь он занят своей подружкой.

— Должно быть, это Бронуин, — сказал я, и голова Боба дернулась в сторону его постояльца.

— Никогда бы не подумал!

Я понизил голос:

— Так ты говоришь, если бы у Кристин был кто-то, требующий ухода и забот, например совсем маленький ребенок, скажем, три-четыре часа в день, ей стало бы лучше? — Я жестом указал на потолок. Боб, по-видимому, понял, о чем речь, и спросил, нельзя ли позвонить с нашего телефона.

Две минуты спустя он вернулся заметно повеселевшим:

— Она просила передать, что не хочет брать деньги.

— Не может быть! — повторял я.

— Она сама мне это сказала! — повторяла Кейт.

— Невероятно! — повторяли мы вместе.

Все уже разошлись, а мы без сил сидели в креслах, уставившись в никуда. Немного помолчав, я сказал:

— Помнишь свою поездку в Лондон две недели назад? Ты сказала тогда, что тебе надо купить ткань…

— Так и быть, признаюсь, — сказала Кейт, взмахнув руками. — На самом деле я спала с Россом Кершоу и шестью стриптизершами.

— Я так и знал. — Некоторое время я сидел, постукивая по своему стакану, а потом взглянул на Кейт: — Может, следует предупредить Бронуин?

— Чух-чух-чух, чух-чух-чух, паровозик едет, — говорила Кристин, — а где же туннель?

Очевидно, Джорджия понятия не имела, о чем шла речь, но тем не менее открыла рот и проглотила содержимое пластмассовой ложки.

— Та-та! Хорошая девочка.

Боб наблюдал за этой сценой с другой стороны обеденного стола. Как здорово, что Кристин снова стала сама собой. И весь дом опять сиял, блестел и вкусно пах. С другой стороны, Гидеон стал чаще бывать дома, но Боб заметил, что тому больше не доставались такие больше порции, как раньше.

После обеда Кристин уложила Джорджию поспать, а потом помыла посуду, сполоснула фартучек и протерла высокое деревянное креслице. Удачно получилось, что они его не выкинули. Им пользовались дети Кита в те времена, когда они всей семьей приезжали на воскресные обеды. Еще Кристин сохранила кроватку и несколько игрушек, так что Джорджия чувствовала себя почти как дома. Наша Джорджия, как называли ее теперь Боб и Кристин. «Во сколько привезут сегодня нашу Джорджию?» — спрашивал Боб. Или: «Наша Джорджия вырастет настоящей красоткой». «Она и сейчас просто чудо, — настаивала Кристин. — Надо запретить детям становиться взрослыми».

Позже они все отправились в парк на детскую площадку. Там Кристин осторожно покачалась на качелях, держа на коленях довольную Джорджию.

— И раз, и два! — кричал Боб, раскачиваясь на соседних качелях. — Сейчас я сделаю «солнышко». И-и-и… почти получилось.

Когда все вдоволь накачались, Боб с Джорджией сел на деревянную карусель, а Кристин стала их толкать. Они кружились и кружились, и каждый раз, когда Джорджия проезжала мимо, Кристин говорила «Бу!», а Джорджия заливалась смехом. Толчок — «Бу!» — смех. Толчок — «Бу!» — смех, и так до тех пор, пока посеревший Боб не сказал:

— Ну, думаю, пока хватит, милая.

Я забрал Джорджию в четыре, как обычно.

— Бобу слегка нездоровится, — сказала Кристин, объясняя доносившиеся из ванной звуки. — Ничего заразного, не волнуйтесь. — Она вручила мне дочь и пакет, который я не приносил: — Тут пара вещичек, которые я сшила для Джорджии.

— Да? — Я принялся раскрывать пакет, но потом передумал. А вдруг мне не понравится то, что она сделала, и она догадается об этом по моему лицу? И я закрыл пакет. — Очень мило с вашей стороны, спасибо.

— Что вы, я получила огромное удовольствие. И она такая крошка, я смогла использовать все свои остатки. Как продвигается книга?

— Отлично.

— Вам, наверное, потребуется много времени. Чтобы закончить ее, я имею в виду.

Максимум три месяца, но по выражению лица Кристин я видел, что она надеется услышать что-нибудь вроде «пятнадцать лет».

— Да, работы еще много.

Усевшись в машину и пристегнув Джорджию в ее креслице, я раскрыл наконец пакет и увидел такие изумительные одежки, что не поверил своим глазам. Реакция Кейт, когда она пришла домой и я показал ей рукоделие Кристин, была такой же.

— Боже, — проговорила она, перебирая платьица и комбинезончики, до которых Джорджия дорастет как раз к весне, — какие красивые. Сшиты с таким вкусом, и материал очень хороший. Ты только посмотри на эту строчку. Сколько она с тебя взяла?

— Нисколько. Ты же знаешь Кристин. Я с трудом заставляю ее брать пятьдесят фунтов в неделю.

— У этой женщины столько талантов, а она их почти не использует. Может, она сошьет мне кое-что для магазина? Подушки и тому подобное.

— Давай подождем, пока я допишу книгу, хорошо? А потом пусть работает на тебя.

— На какой ты сейчас странице?

— На сто третьей.

На самом деле я был еще только на сорок третьей странице, но «сто третья» звучало лучше. В голове я уже продумал всю книгу, так что почти не врал. Рики собирался завести тайную интрижку с одной молодой мамашей, Амандой. Они встретились в детской клинике, куда привезли своих малышей с коликами. Обмен опытом по применению укропной водички и тому подобного почти привел их к постели. Все это будет очень кстати описано в дневнике Рики — кстати потому, что этот дневник обнаружит подруга Рики, когда он будет в «спортклубе». Развязка мне виделась в зале суда, где будет решаться вопрос опеки над ребенком. Рики выиграет дело, потому что его подруга проводит в самолетах восемьдесят процентов своей жизни. А попутно Рики будет демонтировать встроенные шкафчики, покупать одежду, печь хлеб с сушеными помидорами и розмарином и много плакать. Руперту должно понравиться.

Кейт пошла купать Джорджию (это было их любимое занятие), а я готовил тушеные овощи, тщательно записывая каждое свое действие — с тем чтобы потом как бы ненароком вставить рецепт в свою книгу. Когда на прошлой неделе Кейт прочитала первые две главы «Дневника домохозяина», она сказала: «Здорово. Но знаешь, если бы Рики был Вики, я бы стала подозревать тебя в желании сменить пол».

Кейт не ожидала, что в доме у Донны будет так уютно. Нехватка денег была очевидна, но кремовое покрывало на диване отменно сочеталось с яркими подушками, на стенах висели фотографии в зеркальных рамках, которые Донна, должно быть, сама разрисовывала, и оригинальный постер. На полу лежал светлый ковер, повсюду стояли комнатные растения. У стен несколько полок с книгами. Кое-где валялись игрушки, но в целом в доме было невероятно чисто и опрятно. И это в понедельник в девять тридцать утра! Донна у себя дома очень отличалась от Донны, которую привыкли видеть в литературном кружке. Это была Донна-женщина. У которой были обязанности и примечательное стремление к порядку. Все книги были расставлены по высоте. Под каждым горшком с растением стояло и блюдце, и пробковая подставка. Видеоплеер показывал то же время, что и настенные часы. Кейт обратила внимание на стеклянный кофейный столик и подумала: «А смог бы Эд разложить журналы так же безукоризненно?».