Хедер одарила меня самодовольной улыбкой и принялась за еду.

У нее за спиной располагалась доска объявлений, украшенная гирляндами мишуры, на которой были прикреплены фотографии работников фирмы, семейные в том числе. «С ПРАЗДНИКОМ ВАС» было выложено по верху стенда красивыми серебряными буквами, из тех, что можно купить в магазине перед Рождеством.

— Не возражаете, если я взгляну? — спросила я, указав на коллаж.

К этому моменту рот у Хедер был набит всякой снедью, припасенной для завтрака, однако она умудрилась выразить согласие, прикрывая лицо ладонью, чтобы избавить меня от созерцания пережевываемой пищи.

— Пожалуйста.

Большей частью на фотографиях были изображены служащие фирмы. На одной из них была Хедер, ее светлые волосы были много короче, щечки все еще не лишены детской припухлости. Скобки на зубах, возможно, обозначали последние остатки юности. Должно быть, «Вуд и Варен» взяли ее к себе работать сразу после школы. На одной фотографии четыре человека в униформе располагались непринужденной группой на ступеньках перед входом в здание. Некоторые из снимков были нарочито срежиссированы, но в основном они передавали некую ауру добродушия, которой я не видела в настоящий момент. Основатель компании Линден Вуд умер два года тому назад, и я подумала, что, вероятно, радость ушла из этих стен после его кончины, когда во владение вступил наследник.

Сами Вуды были запечатлены на центральной фотографии. Было похоже, что этот снимок сделан у них дома. Миссис Вуд сидела на стуле в стиле французский Прованс. Линден стоял подле нее, и рука его покоилась на плече жены. Пятеро их взрослых детей располагались вокруг родителей. Ланса я никогда прежде не встречала, зато я была знакома с Эш, потому что мы с ней вместе учились в школе. Олив, старше нас на год, также недолгое время посещала среднюю школу в Санта-Терезе, однако перед последним классом ее отправили в пансион. Вероятно, этому предшествовал какой-нибудь небольшой скандальчик, но я точно ничего не знаю. Самой старшей из пятерых была Эбони, которой сейчас должно быть что-то около сорока. Помнится, я слышала, что она вышла замуж за какого-то богатого плейбоя и живет во Франции. Младшему сыну Бассу еще не было и тридцати. Это был отчаянный, безответственный молодой человек, неудавшийся актер и бездарный музыкант. Он жил в Нью-Йорке, и это последнее, что я слышала о нем. Я была с ним знакома совсем недолго восемь лет тому назад. Меня представил мой бывший муж Дэниел, джазовый пианист. Басс был белой вороной в своей семье. Что касается Ланса, то я не знала о нем ровно ничего.

Сидя напротив него в его кабинете шестьюдесятью шестью минутами позже, я начала кое-что понимать. Ланс ворвался в здание в половине десятого. Секретарша объяснила ему, кто я такая. Он представился, и мы обменялись рукопожатием. Затем он сказал, что должен кому-то позвонить, что это недолго и что потом он будет в моем распоряжении. Я сказала: «Хорошо» — и больше я его не видела до шести минут одиннадцатого. К тому времени он успел снять пиджак, ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Он сидел, положив ноги на стол, и его лицо лоснилось при свете флюоресцентной лампы. Должно быть, ему было под сорок, но выглядел он старше. Смесь вспыльчивости и вечного недовольства оставила глубокие морщины вокруг рта и подпортила взгляд его чистых карих глаз, создавая впечатление, что этого человека преследует судьба. Волосы у него были светло-каштановые и уже поредели на макушке. Он зачесывал их со лба назад. Я думаю, что телефонный разговор был чистым враньем. Он произвел на меня впечатление человека, который пытается добавить себе веса в собственных глазах, заставляя людей ждать. Улыбка у него была самодовольная, но чувствовалось, что он напряжен.

— Прошу прощения за задержку, — сказал он. — Что я могу для вас сделать? — он откинулся на спинку своего вращающегося стула, раскинув ноги в разные стороны.

— Насколько я понимаю, вы требуете страховки в связи с недавним пожаром.

— Точно, и я надеюсь вы провернете это без проволочек. Поверьте мне, я требую того, на что имею полное право.

Я что-то уклончиво пробормотала ему в ответ, стараясь скрыть, что в голове у меня пронеслось: «Внимание, обман». Каждый, кто требует страховку, произносит именно эту фразу, вплоть до благочестивого наклона головы. Я достала свой диктофон, включила его и положила на стол.

— Компания требует, чтобы я записала наш с вами разговор, — сказала я.

— Хорошо.

Я продиктовала несколько фраз, сообщив мое имя, отметив тот факт, что я работаю на «Калифорния Фиделити», записав дату и время разговора и что я беседую с Лансом Вудом в должности президента «Вуд и Варен», а также адрес компании и характер понесенных ею убытков.

— Мистер Вуд, осознаете ли вы, что наш разговор записывается на пленку? — спросила я для диктофона.

— Да.

— Даете ли вы мне разрешение на запись беседы, которая нам предстоит.

— Да, да, — произнес он, сделав движение рукой, означающее: «Давайте скорее к делу».

Я бросила взгляд на папку.

— Не могли бы вы описать мне обстоятельства, при которых произошел пожар на складе «Вуд и Варен» по адресу: улица хорошей Погоды 606, — девятнадцатого декабря сего года?

Он нетерпеливо заерзал на своем стуле.

— Вообще-то меня не было в городе, но как мне сказали… — Зазвонил телефон, он схватил трубку и рявкнул в нее как собака: — Да?

Повисла пауза.

— Черт возьми, давайте ее сюда. — Он быстро взглянул на меня. — Нет, подождите, я сам выйду. — Он положил трубку, пробормотал невразумительное извинение и выскочил из комнаты. Я выключила диктофон и попыталась мысленно суммировать впечатления от моего собеседника. Он расползался в талии, его габардиновые брюки неприлично задирались, а рубашка прилипла к спине. От него сильно пахло потом. Это был не чистый животный запах, который происходит от тяжелой работы, а едкий, вызывающий легкую тошноту признак стресса.

Цвет лица у него был желтоватый, и вообще он производил впечатление нездорового человека.

Я подождала пятнадцать минут и затем на цыпочках подкралась к двери. Комната секретарши была пуста. Никаких следов Ланса Вуда. Никаких следов Хедер. Я двинулась к двери, ведущей во внутренние помещения. Кто-то прошел в тыльную часть здания, кто-то очень похожий на Эбони, но я не была уверена. На меня смотрела женщина. Ее имя было указано на табличке возле ее стола: Ава Доэри, администратор. Ей было под пятьдесят, у нее было маленькое меланхоличное личико и нос, над которым, похоже, была произведена хирургическая операция. Волосы у нее были темные, коротко подстриженные и лоснились от лака. Она была чем-то чрезвычайно огорчена, вероятно тем, что только что сломала один из своих акриловых ноготков.

— У меня встреча с Лансом Вудом, но он таинственным образом исчез. Вы не знаете, где он может быть?

— Он уехал с фабрики. — Она провела по сломанному ногтю языком, будто пытаясь понять, не может ли слюна послужить вместо медицинского клея.

— Он уехал?

— Да, я вам сказала именно это.

— Он не сказал, когда вернется?

— Мистер Вуд не консультируется со мной по таким вопросам, — отрывисто произнесла она. — Если вы соблаговолите оставить ваши координаты, он непременно вам позвонит.

— Что-нибудь случилось? — раздался голос.

Мы обе посмотрела на темноволосого человека, стоящего в дверном проеме за моей спиной. Манеры Авы Доэри стали менее агрессивными.

— Это наш вице-президент, — сказала она обращаясь ко мне. А это уже ему:

— У нее назначена встреча с Лансом, но он уехал.

— Терри Коулер, — представился он, протягивая мне руку. — Я шурин Ланса Вуда.

— Кинзи Миллхоун, из «Калифорния Фиделити», — сказала я, пожимая протянутую руку.

— Очень приятно.

Его пожатие было сильным и горячим. Он был худощав, черноус и глаза у него были темные и умные. Должно быть, ему было едва за сорок. «Интересно, — подумала я, — на которой из сестер он женат».