ГЛАВА 24
Я сидела на тротуаре около закусочной, уставившись в асфальт. Хозяин лавки принес мне банку с кока-колой, я приложила холодный металл к виску. У меня кружилась голова, но совсем не оттого, что я была больна. Появившийся лейтенант Фельдман склонился над телом Билли и разговаривал с экспертами, осматривавшими тело. Машина «Скорой помощи» стояла в ожидании в стороне с открытыми дверями, чтобы спрятать погибшего от любопытных взоров. Рядом находились два полицейских автомобиля, радиопереговоры которых сливались с гомоном собравшейся толпы. Насильственная смерть стала для посторонних занимательным спектаклем, и я слышала реплики присутствовавших, ожидавших, как будет сыгран последний, заключительный акт зрелища. Для зрителей это было отнюдь не печальное, а скорее занимательное событие. Они не чувствовали всю абсурдность и жестокость убийства.
Участковые полицейские, Гутьеррес и Петтигрю, появились через пять минут после кончины Билли, о чем по радио доложили начальству. Они собирались отправиться к Корал и Ловелле. Мне следовало присоединиться к ним, я чувствовала это, но у меня не хватало мужества и решительности. В тот момент мне было трудно сделать это, потому что я сама еще не могла осознать факт смерти Билли, все произошло так стремительно, и ничего нельзя было вернуть назад. Было трудно признать, что уже невозможно прокрутить назад эти последние пятнадцать минут и сделать все иначе. Мне следовало приехать раньше, предупредить Билли, и он бы не пострадал. Он бы мне все рассказал, а я бы угостила его пивом, как обещала в нашу первую встречу в баре.
Подошел Фельдман. У меня не было сил поднять голову, и я смотрела прямо перед собой, на его ноги. Он зажег сигарету, приблизился ко мне, сел рядом на тротуар. Ноги затекли, и я их вытянула. Я плохо знала Фельдмана, но то, что мне было известно, произвело хорошее впечатление. Внешне этот человек был похож на смесь еврея с индейцем: большое плоское лицо, высокие скулы, нос крючком. Этому высокому мужчине было лет сорок пять, прическа и одежда соответствовали требованиям, установленным для полицейских. Зазвучал его низкий взволнованный голос:
— Введите меня в курс дела, — попросил Фельдман.
С его стороны это была попытка заставить меня говорить, но с моей стороны она закончилась слезами. Я старалась держать себя в руках и не позволить вырваться рыданиям. Я тряхнула головой, но новый приступ горя победил мое самообладание, и я разревелась. Фельдман протянул мне носовой платок, который я приложила к глазам, потом стала аккуратно его складывать, стараясь переключить внимание на этот кусок белой ткани. В глаза бросилась вышитая буква «Ф», отмечающая один из уголков платка.
— Простите, — пролепетала я.
— Ничего, успокойтесь.
— Он был таким упрямым, — начала я. — Вероятно, это и подкупало в нем. Он думал, что он неотразим и неутомим.
Последовала пауза.
— Он не сказал вам, кто стрелял в него?
Я покачала головой.
— Я не спрашивала. Мне не хотелось отнимать последние минуты его жизни этими расспросами. Простите.
— Ну, он мог и не сказать ничего. Как все было?
Я начала рассказ, припоминая всякие мелочи и произнося разные глупости. Фельдман терпеливо дождался, пока я не возьму себя в руки и не начну связное повествование. Многолетний опыт подсказывал мне, что интересует полицейского и как именно нужно рассказывать об этом. Я выкладывала факты и версии, а Фельдман делал пометки в своем блокноте.
Когда я умолкла, полицейский встал, и я машинально поднялась вслед за ним.
— А дальше что? — спросила я.
— Должен сказать, что дело Даггетта лежит у меня на столе, — ответил Фельдман. — Робб сказал мне, что вы считаете его смерть убийством, и я решил пересмотреть дело. Теперь у нас двойное убийство, одно из которых очевидно — оно произошло только что. И мы вынуждены бросить на его раскрытие основные силы. Пока я ничем другим заниматься не могу. Но будет очень полезно, если вы пройдете в отделение и сами расскажите все это еще раз лейтенанту Долану.
— Позвольте мне сначала встретиться с сестрой Билли. Это уже второй брат, которого она теряет из своего непутевого семейства.
— А у вас нет подозрений, что это она убила Билли?
Я покачала головой.
— Со смертью Даггетта она еще может быть связана, но вряд ли она может быть причастна к этому убийству. Хотя я и могу чего-то не знать. Но зачем ему было встречаться с сестрой на глазах у толпы? Это кто-то из присутствовавших на похоронах. Я почти уверена.
— Составьте их список, я заберу его, — попросил Фельдман.
Я согласилась.
— Я могу еще зайти в офис и забрать там некоторые записи своих бесед с теми, с кем успела встретиться. И Ловелла, может быть, скажет сейчас больше, чем сообщила тогда. — Я почувствовала облегчение, передавая в полицию эти сведения — пусть там о всех о них узнают: и об Эсси с Ловеллой, и о Смитах…
Подошел Петтигрю, держа за уголок маленькую, закрытую на молнию пластмассовую сумочку. В ней были три медных гильзы.
— Это обнаружено рядом со следами того пикапа. Мы сняли отпечатки следов со всех машин, стоявших на стоянке. Может быть, это что-то даст.
Я посоветовала:
— Нужно проверить все свалки. Именно в мусоре после смерти Даггетта я нашла юбку и туфли.
Фельдман согласно кивнул головой, опытным глазом рассматривая гильзы.
— Тридцать второй калибр, — сделал он заключение.
Мое сознание пронзила стрела холодного ужаса, во рту пересохло.
— Несколько дней назад из машины украли мой пистолет именно такого калибра, — пробормотала я. — Гутьеррес было доложено об этом.
— Вокруг полно таких пистолетов, но мы будем иметь это в виду, — сказал мне Фельдман, а потом обратился к Петтигрю:
— Разгони эту толпу, только будь повежливей.
Петтигрю отправился исполнять приказ, а Фельдман повернулся ко мне:
— С вами все в порядке?
Я утвердительно кивнула, предпочитая все-таки присесть из опасения, что ноги у меня могут подкоситься.
— Хотите что-нибудь добавить, пока мы не разошлись?
Я закрыла глаза, вспоминая происшедшее. Я прекрасно знала, как звучит при выстреле пистолет тридцать второго калибра, и те звуки, которые я слышала, были как раз очень похожи.
— Выстрелы, — сказала я. — Они показались мне странными. Пустыми. Скорее слабые хлопки, чем резкие удары.
— Глушитель?
— Я никогда не слышала, как звучит пистолет с глушителем, разве что по телевизору, — робко ответила я.
— Я попрошу в лаборатории все результаты экспертиз, хотя не понимаю, где убийца мог найти глушитель в этом городишке, — Фельдман сделал еще какие-то заметки в блокноте.
— Дайте на этот счет указания фотографу, снимавшему убитого, — посоветовала я.
— В самом деле, — согласился Фельдман. Извинившись, он направился в ту сторону, где лежал труп, над которым колдовал фотограф, и жестами объяснил, под каким углом надо фотографировать. Фотограф был новенький. И Фельдман хотел сам проследить, чтобы все было снято должным образом.
Ко мне подошла Мария Гутьеррес и спросила:
— Мы собираемся на стоянку автофургонов. Джерри говорит, что вы, может быть, тоже захотите поехать с нами.
— Я поеду за вами на своей машине, — ответила я. — Вы знаете, где это находится?
— Эта стоянка хорошо известна. Мы можем там встретиться, если хотите.
— Я собираюсь посмотреть, нет ли на стоянке машины Билли, поэтому немного задержусь, не ждите меня.
— Хорошо, — ответила Мария.
Я видела, как участковые уехали, и принялась разглядывать автомобили, которые стояли здесь вплоть до лодочной станции. «Шевроле» Билли с опущенными стеклами находился в третьем ряду от входа, зажатый между «Фордами». Я засунула голову в машину, не прикасаясь ни к чему. В машине было чисто. Пустое переднее сидение, такое же заднее. Я обошла машину вокруг, заглянула в нее со стороны пассажира, осматривая пол. Не знаю, что я надеялась там найти. Чутье, интуиция, предположение, что все началось с этой стоянки и автомобиля… Хотя Фельдман был намерен открыть официальное расследование этого дела, и я способствовала этому, самой мне успокаиваться было нельзя.