В отличие от индусов, которые ничего не скрывают и не отрицают.
Лола беспокойно глотнула слишком горячего чаю. Обвинения мусульман в высокой рождаемости звучали вульгарно в обществе людей, читавших Джейн Остин. Болтовня госпожи Сен ослабляла ее четкую и взвешенную аргументацию по проблеме Непала.
— Мусульмане здесь ни при чем, — строго заметила Лола. — Мусульмане здесь уже давно. А непальцы пришлые. И дело не в религии.
Госпожа Сен:
— Да какая такая разница! Мусульмане тоже черт-те откуда. Бабар там, и вообще… Пришли плодиться, кролики. Я женщин не виню, бедняжек. А мужчины… три жены, пять жен… ни стыда, ни совести. — Она хихикнула. — Чем им еще заниматься. Электричества нет, телевизора нет…
Лола:
— Госпожа Сен, вы опять уводите в сторону. Мы вовсе не об этом.
— О-хо-хо, ха-ха-ха, — пропела госпожа Сен и схватила с блюда еще одно пирожное.
Нони:
— Как поживает Мун-Мун?
Она тут же спохватилась, но поздно. Бедная Лола! Теперь придется заглаживать ошибку.
— О, ее упрашивают принять «зеленую карту», а она все отказывает. Люди что угодно за это отдать готовы, а она, глупышка… Уж я ее ругаю-ругаю. Все время ругаю. Ах, Америка! Какая страна, и как все организовано…
Сестры всегда смотрели на госпожу Сен свысока, и эмиграция Мун-Мун в США ничего в их позиции не изменила. Как не изменила она и плебейского произношения госпожи Сен, и ее прошлого. Поговаривали, что достойная дама жила перепродажей конфиската на черном рынке, помогала любящим мамашам обеспечить дочек контрабандным приданым.
Лола:
— Но эти американцы ужасно примитивны.
Госпожа Сен:
— Простой народ, душевный, без ужимок, открытые души!
— Это неискренняя открытость.
— А в Англии лучше? Там они смеются за твоей спиной.
Не ведали Англия и Америка, что в далеком Калимпонге идет между ними жестокая война, и ведут эту войну от имени великих держав две вдохновленные своей правотой вдовы.
— В Америке никто не интересуется, откуда ты приехал.
— Не надо принимать невежество за свободомыслие. Им просто не понять, откуда кто приехал. А как они относятся к своим неграм! — Лола изобразила глубокое сочувствие к угнетенному чернокожему населению Штатов.
— Они верят, что каждый может быть счастливым!
— Счастье, радость и веселье… Дурацкие парады патриотизма с флажками и горячими колбасками! Как цирковые обезьяны, честное слово!
— Что ж, развлекаются люди…
*
— Что у тебя нового, Саи? — в отчаянии пытается Нони сменить тему. — Развесели хоть ты нас.
— Да ничего нового, — соврала Саи и покраснела, думая о Джиане и о себе с Джианом.
Три дамы тотчас подвергли ее тщательному визуальному анализу. Оказавшись в фокусной точке внимания, Саи смущенно заерзала по стулу.
— И до сих пор не завела дружка? — переадресовала Лола свое недовольство с госпожи Сен. — Сколько можно тянуть? Мы даже в старые времена давали маме-папе поводы для беспокойства.
— Оставь ее в покое. Она хорошая девочка, — вступилась Нони.
— Лучше сейчас, пока не нахлынуло безумие, — с таинственным видом изрекла госпожа Сен.
— Может быть, у тебя глисты? — предположила Лола.
Нони порылась в куче всякой ерунды, наваленной на большом керамическом блюде, и вытащила упаковку таблеток.
— Вот хорошее средство от глистов. Мы для Мустафы купили. Он вдруг начал зад об пол тереть. Верный признак.
Госпожа Сен посмотрела на туберозы.
— Вы знаете, несколько капель пищевого красителя — и цветы любого цвета. Красные, синие, желтые… Мы давно так делали…
Саи прекратила гладить Мустафу, и он тотчас ее укусил.
— Мустафа! — строго воскликнула Лола. — Будешь себя плохо вести, сделаем из тебя кебаб.
Глава двадцать вторая
Ресторан «Бриджит» в деловом районе Нью-Йорка назван так по имени хозяйской суки, настолько плоской, что на нее лучше смотреть сбоку, как на газету Стены ресторанного зала сплошь в зеркалах, чтобы жующие могли восторгаться собою и своей энергичной манерой поглощения пищи.
Утром Бижу в составе штата ресторана носился в пароксизме трудовой деятельности. Пара хозяев, Одесса и Баз, за угловым столиком наслаждалась чаями «Тэйлорз» или «Харроугейт». Индийские колонии, свободная Индия — вкус чая тот же, но романтика утрачена. Ностальгия — двигатель торговли. К чаю обязательная «Нью-Йорк таймс», совместное чтение, включая даже международные новости. Новости всегда кошмарные.
Бывшие рабы и туземцы. Эскимосы и жертвы Хиросимы. Индейцы Амазонки, индейцы Чапас, чилийские индейцы, американские индейцы и индийские индийцы. Аборигены Австралии. Гватемальцы, колумбийцы, бразильцы, аргентинцы, нигерийцы, бирманцы, ангольцы, тоголезцы, конголезцы, инки Перу, эквадорцы, боливийцы, афганцы, камбоджийцы, руандийцы, индонезийцы, либерийцы, папуасы, южноафриканцы, иракцы, иранцы, турки, армяне, палестинцы, французские гвианцы, нидерландские гвианцы, суринамцы, сьерралеонтийцы, малагасийцы, сенегальцы, мальдивцы, шриланкийцы, доминиканцы, кенийцы, панамцы, мексиканцы, островитяне Маршалловых островов, таитийцы, ямайцы, всякие ботсванцы, бурундийцы, суданцы, слоновокостяне, заиряне-бужумбуряне-тутсихутяне-ибохаусяне…
И все орут: — колониализм! — рабство! — горнодобывающие хищники! — банановые хищники! — нефтяные хищники! — шпионы ЦРУ в миссионерском обличье! — Киссинджер убил моего папочку! — простить долги Третьего мира!
— Лумумба! — кричат они. — Альенде!
С другой стороны доносится:
— Пиночет-т-т. Мобут-т-ту-Чомб-бе-Кассавуббу…
— «Нестле» травит молоко! Агент «Оранж»! Грязные сделки «Ксерокс»! Нечистые руки Мирового банка! Объединенные нации! Международный валютный фонд! — И всем заправляют эти белые свиньи.
«Нестле» и «Ксерокс» — достойные-пристойные гиганты экономики, а Киссинджер, по крайней мере, патриот. Соединенные Штаты — страна, в основы которой положены достойнейшие принципы, и никому они ничего не должны.
Сколько можно!
Бизнес прежде всего. Можешь есть хлеб без масла, если его на всех не хватает. Масло получит достойнейший. Победитель.
*
— Естественный отбор, — говорит Одесса Базу. — Вот сидели б мы, горевали да причитали, что пришли когда-то неандертальцы, убили наши семьи большой костью динозавра, что нам бы компенсацию получить. А подайте нам за это две самые первые железные кастрюли и лакомую дочку с зубами… большие тогда зубы были, у первых людей. Да раннюю версию картофеля. На которую вроде сразу Чили и Перу претендуют.
Одесса числилась остроумной особой. Баз наслаждался ее говорком и физиономией в очках без оправы. Однажды он с ужасом услышал, как кто-то из знакомых в разговоре классифицировал ее как суку без сердца и совести, но постарался об этом забыть.
*
— Ох эти белые! — расстраивается Ачутан, коллега-посудомой. — Черт бы их драл. Но в этой стране они все же чуть лучше, чем в Англии. Здесь они хоть немного лицемеры. Искренне воображают, что они добрые люди.
На улице приходилось иной раз слышать:
— Катись, откуда приехал!
Ачутан привычно отвечал фразой, которую Бижу уже неоднократно приходилось слышать:
— Твой отец пришел в мою страну и обобрал ее. Теперь я приехал в твою страну получить хоть что-то обратно.
Ачутан стремился к «зеленой карте», но не так, как Саид, а в порядке личной мести.
— Зачем она тебе, если ты здесь все ненавидишь? — спросила Одесса, к которой Ачутан обратился за помощью.
Ну, хотелось ему заиметь «зеленую карту». Всем хотелось, кто любил и кто ненавидел. Чем больше ненавидишь, тем больше хочется.
Этого они не понимали.
*
Меню ресторана отличалось простотой: бифштекс, салат, картофель фри. Как ресторан, так и его клиенты даже гордились этой пристойной простотой.
Священная корова — обычная корова. Бижу мог бы порассуждать на эту тему.