Грациелла Меркати де Павинель, графиня Эдмон де Павинель, уроженка Милана, единственная дочь авиастроительного магната Орландо Меркати, вышла замуж за самого могущественного банкира Парижа. Это был весьма странный союз, поскольку Грациелла в отличие от большинства итальянок славилась полным отсутствием вкуса, в то время как Эдмон де Павинель слыл утонченным ценителем искусства.

Эдмон был на двадцать лет старше супруги. Как ни парадоксально, отсутствие вкуса у Грациеллы немало способствовало их счастью. Эдмон души не чаял в своей избраннице. С ней у него никогда не возникало интеллектуальных конфликтов. Она великолепно управлялась с домом — знаменитым на весь Париж поместьем Павинель. Стоило Эдмону пожаловаться на неудачное блюдо или плохое вождение машины, как виновные тут же увольнялись. Грациелла выгоняла людей с присущим ей добродушием. Одевалась она вызывающе и находила в том огромное удовольствие. Она была очень привлекательна и постоянно думала о сексе. С годами за ней протянулся длинный шлейф поклонников и любовников. Сейчас она встречалась с человеком на десять лет ее моложе, по имени Халид, и, судя по всему, не собиралась бросать состоятельного тунисца.

— Как мило, — щебетали подружки Грациеллы, когда она объявила о том, что собирается устроить большой костюмированный бал по случаю дня рождения Халида. — Представляю ее радость — теперь Халид имеет право участвовать в выборах.

Грациелла решила устроить настоящее шоу. Бал должен был стать самым дорогим, самым ярким и самым безумным событием в светской жизни Парижа. Разумеется, творческие способности Грациеллы соответствовали ее культурному уровню. На этот раз ей захотелось развить тему арабских ночей. Гости могли одеться кому как нравится, Грациелла же решила предстать перед собравшимися почти обнаженной. Больше всего она обожала выставлять на всеобщее обозрение свое тело. Еще она любила сюрпризы, о которых по такому случаю тоже позаботилась. Она всегда поощряла дикие выходки своих друзей и знакомых, но на этот раз решила превзойти самое себя.

В вестибюлях и залах дворца Павинель могли без труда разместиться шестьсот человек. Декораторы и садовники десять дней трудились не покладая рук. Когда они закончили, сады и залы дворца стали неузнаваемы. Повсюду угадывались мотивы арабских ночей. С деревьев свисали золотые гирлянды, проходы были занавешены тяжелыми коврами и драпировками, в каждом уголке стояли огромные подсвечники со свечами, в переходах дворца пылали вставленные в стены факелы.

Казалось, в Париж привезли цветы со всего света: из Бразилии, Африки, Мексики и с Гавайских островов. Грациелла позаботилась о том, чтобы повсюду звучала музыка. По переходам дворца бродили трубадуры. Здесь же собрались известнейшие музыканты. В танцевальном зале играл Эме Барейи, а несравненный Рауль из парижского «Белого слона» очаровывал публику самбой. Столики были накрыты как в помещениях, так и на свежем воздухе, среди гостей сновали официанты в белых перчатках. Шампанское лилось рекой.

Грациелла была довольна. Эдмона она решила оставить в библиотеке — пусть смотрит на все из окна, все равно он любит одиночество. Рядом с ним оставались двое его друзей. Она будет приветствовать участников бала с Халидом. Сегодня состоится самый грандиозный праздник Парижа, а может быть, и всего света. В этом Грациелла не сомневалась.

Баракет почувствовал, как ногти Алии впились в его руку через фрак. Она задрожала, пальцы стискивали его все сильнее. Это было на нее не похоже.

— Что с тобой? — спросил Баракет, поднимаясь по длинной мраморной лестнице к центральному входу во дворец Павинель. Мелькали вспышки фотокамер, вдоль лестницы толпились репортеры, несколько журналистов пробились на самый верх, ко входу. Принц старался не смотреть по сторонам, Алия тоже не поворачивала голову, но задрожала сильнее.

— Энтони, — прошептала она.

— Энтони? — повторил Баракет. — Энтони не приглашен… Где он?

— Наверху. Прячется за спинами фотографов. Рядом с Грациеллой. Видишь? У него на голове дурацкие страусовые перья.

Баракет по-прежнему смотрел прямо перед собой. Лицо его хранило невозмутимое выражение.

— Интересно, как ему это удалось?

— Не знаю, — прошептала Алия. — Но он попытается испортить нам вечер.

— Он испортит его себе. Не бойся, ему не удастся приблизиться к нам.

На верхней ступеньке Алия с ослепительной улыбкой повернулась к фоторепортерам. Баракет крайне редко посещал вечера, куда допускалась пресса. Грациелла уверила его, что в самом дворце журналистов не будет. Балмэну удалось удачно замаскировать Алию. На ярко-зеленом платье изумруды были практически неразличимы. Сверкающие со всех сторон фотовспышки еще больше затрудняли возможность разглядеть драгоценности.

Грациелла ожидала своих гостей на верхней площадке лестницы. Камилла оказалась права. Из одежды на хозяйке вечера не было практически ничего. Бюстгальтером служили несколько ниток жемчуга, юбка состояла из узеньких полосок драгоценного меха, которые то и дело разлетались во все стороны, обнажая красивые длинные ноги. На голове Грациеллы красовался золоченый тюрбан, также украшенный ниспадающими на лицо нитями жемчуга. В центре тюрбана сиял огромный бриллиант.

— Ваше высочество принцесса Алия, — с улыбкой произнесла хозяйка бала. — Как хорошо, что вы смогли выбраться на мой скромный вечер.

— Грациелла, сегодня вы просто ослепительны, — произнес Баракет, тщательно подбирая слова. Потом он кивнул Халиду. По отношению к любовнику этого было вполне достаточно. Собственно говоря, вечер затевался именно ради него, однако со стороны Грациеллы требовалось мужество, чтобы встречать гостей не с мужем, а с любовником. Эдмон, как всегда, сидел в библиотеке.

Фоторепортеры работали неистово, со всех сторон сверкали вспышки фотокамер. Все стремились запечатлеть белый тюрбан Баракета с бриллиантом в сто карат, самым знаменитым камнем из коллекции Фалов.

Неожиданно откуда-то сзади раздался тоненький голосок, пародирующий Грациеллу.

— Ваше высочество принцесса Алия. Как хорошо, что вы смогли выбраться на мой скромный вечер.

Голос принадлежал Энтони.

Грациелла удивленно оглянулась. Официально она не приглашала молодого человека, он мог прийти только с Алией. И попасть в свиту Баракета мог только с их обоюдного согласия.

Баракет и Алия поспешно смешались с толпой гостей, делая вид, что ничего не заметили.

Стоящий рядом с Грациеллой Халид обратил внимание, что произошло нечто непредвиденное.

— Что случилось?

— Ничего, — ответила Грациелла. — Возможно, вечер получится даже интереснее, чем я планировала. Не волнуйся.

Она с нежностью взглянула на Халида, на котором было еще меньше одежды, чем на ней. Загорелое тело юноши было совершенно, в его глазах горело желание. Потом Грациелла рассеянно глянула в сторону Энтони, но он уже скрылся в толпе приглашенных.

Грациелла обернулась к гостям. Ей предстояло не меньше часа приветствовать прибывающих.

Все шло хорошо. Собирался весь цвет парижского общества. Со всех сторон лилась музыка, доносились обрывки разговоров, смех. Но настоящее веселье начнется после ужина. Грациелла даже поежилась от нетерпения.

Барабанный бой и фанфары возвестили о том, что Грациелла закончила прием гостей и теперь готова предстать в бальном зале перед собравшимися во всем блеске и великолепии. Перед ней шла процессия мальчиков из Судана, каждый нес на плечах блюдо с фруктами в виде пирамиды; они двигались от внешнего периметра сада к его центру. Несколько арапчат несли факелы, благодаря чему процессия смотрелась весьма романтично.

— Начало довольно красочное, — произнесла Камилла. — Интересно, что будет дальше.

Вновь прозвучали фанфары.

— Боже милосердный! — воскликнул Джереми. — Не может быть, чтобы она решилась на такое!

Десять иссиня-черных нубийцев ростом не менее шести с половиной футов каждый, обнаженные и натертые маслом, несли на плечах огромный поднос, на котором возлежали Грациелла и Халид. Хозяйка бала и ее возлюбленный бросали в толпу конфетти и приветственно махали руками.