— Это было немного импульсивно, но ты просто пытался меня защитить. — Я по-дружески, как сестра, обняла его за плечи. — Это было очень смело. Так случилось, что в этот момент за дверью оказалась пара дюжин гоблинов. Твоей вины здесь нет. — Я попыталась улыбнуться. — Ни ты ни я не пострадали, поэтому даже не переживай.

Он сидел, потупив взгляд.

— Я вовсе не был смелым, я был испуган.

— Ты был испуган — и все-таки напал на принца, чтобы защитить меня. — Я ухмыльнулась. — Дорогой мой, ненавижу говорить такие слова, и тебе в том числе, но именно это и зовется смелостью.

Он оторвал взгляд от пола и посмотрел мне в глаза.

— Это?

— Если бы ты не былиспуган и напал на принца, то это было бы просто безрассудное самоубийство или кое-что похуже, в чем тебе вряд ли хотелось бы участвовать.

Пиарас почти улыбался.

— Спасибо. Хотя ничего бы этого не произошло, если бы я не дал себя поймать.

— Истинно, — согласилась я. — Но они бы не стали за тобой охотиться, если бы я не была нужна принцу. Так что на всем этом лежит моя вина. Если и требуются какие-то извинения, то их должна приносить я. — Я попробовала слегка усмехнуться и, приобняв, сжала его плечо. — Прости.

Он тоже попытался улыбнуться. Но у него не получилось.

— Все нормально.

— Нет, не нормально. Но все будет хорошо.

У меня родилась идейка, и если она сработает, то мы не только смоемся из этой комнаты, но этот долгий путь вернет Пиарасу самоуважение.

— Итак, как у тебя дела с колыбельными заклинаниями? — вдруг спросила я.

Я почувствовала, как под моей рукой его ладонь мгновенно заледенела, а плечи стали жесткими. Он точно знал, что у меня было в голове. Слишком много на него навалилось.

— Я не могу заставить спать пятерых гоблинов!

— Тсс!

— Не могу! — заявил он.

— Не можешь или просто никогда не пробовал? — перебила его я. Какая глупость с моей стороны! Когда это у него был шанс усыпить охранников? Гарадин сказал, что у Пиараса талант, и я лично видела подтверждение сказанному, хотя сейчас спрашивала не о мощи его дара. Испытание огнем — не лучший вид последнего экзамена, но у нас нет выбора.

— Тебе нужно видеть объект, когда ты работаешь? — Я говорила деловым тоном и не допуская сомнений.

Пиарас закрыл лицо руками, его локти упирались в колени. Он зыркнул глазами по сторонам и отрицательно качнул головой. Я ничем не могла помочь, но заметила, что он слегка побледнел.

— Хорошо, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал ободряюще. — Ты сумеешь.

— Как ты можешь знать? — Его вопрос прозвучал слабо и несчастно.

— Не знаю. — Я ничего плохого делать не собиралась и хотела быть полностью честной с ним. Он это заслужил. Кроме того, если он решит, что я ему лгу, это лишит нас всех шансов. — Но Гарадин знает. А я верю Гарадину. Он сказал, что никогда никого не встречал с таким мощным даром.

Пиарас опустил руки. Я увидела, как его темные глаза заблестели, и это, скорее всего, была надежда. Надежда и удивление — и знатная доля сомнения. В конце концов, мы же говорили о Гарадине.

— Гарадин так сказал?

— Да. Он поведал мне, как ты заставил всех заснуть в «Безумном волынщике» всего через несколько тактов.

На эту фразу Пиарас отреагировал кривой усмешкой. Я старалась во что бы то ни стало поднять его боевой дух.

— Им было скучно, они были пьяны, — пояснил он. Но ухмылочка стала шире.

— Как сказал Гарадин, им было не скучно, а Салтон Оакс не получил в тот день партию товара, и ему пришлось разбавлять эль водой. Поэтому они вовсе не были пьяны. Они были околдованы — твоим голосом. Гарадин сказал мне, что ты произвел на него большое впечатление.

— Он не говорил мне этого.

— А чего ты от него ожидал? Гарадин не раздает похвалы направо и налево. Поверь мне, я знаю. — Мой крестный, возможно, не одобрит, что я разболтала его студенту, насколько тот замечательный, но если кто и нуждается в большой дозе уверенности, и нуждается именно сейчас, то это Пиарас.

Я многое могу сама. Пиарас не начнет делать свою работу, пока я не сделаю свою. Теперь на нас не давило присутствие кого бы то ни было. Я прямо-таки физически ощущала изобилие заклинаний, которые после себя оставила примари А’Захра Нуру, чтобы защитить своего любимого принца. Если мне не удастся полностью заблокировать эти защиты, Пиарас не сможет даже начать выводить первые несколько нот своей усыпляющей песни для гоблинов. Моя работа состояла в том, чтобы охрана наслаждалась колыбельной серенадой, обходящей магические ловушки примари Нуру.

Пиарас сглотнул.

— Сделаю все от меня зависящее. — Его голос был тверд, а глаза полны решимости.

И я сделаю все от меня зависящее.

— Пока ты будешь работать, я накрою тебя защитным экраном. Когда охранники уснут, надо будет делать все бегом. Как только приземлимся, встань рядом со мной. А когда покинем эту территорию, будь оченьблизко ко мне.

Он мрачно кивнул.

— Понял.

Ничего он не понял, но я не собиралась тратить время на описание тех опасностей, которые могут нас поджидать за стенами особняка… а может, и на всей этой территории. Совсем скоро он сам все поймет.

Моя часть работы была почти такой же напряженной, как усыпление колыбельной песней, оплетающей паутиной сна пятерых стражников Мал’Салина. Вернее, больше чем пятерых, но я не собиралась сообщать об этом Пиарасу. Я изменю мои заклинания, формирующие защитный экран, чтобы дать возможность песне добраться до тех, кто находился и с другой стороны двери. Я не хочу спускаться вниз ночью по предположительно сгнившей решетке для вьющихся растений и с гоблинами за спиной. Я могу почувствовать заклинания примари А’Захры Нуру вокруг здания и внутри него. Если хотя бы одно из них будет потревожено, принц Чигару пошлет всех в погоню за нами. Кроме того, за пределами особняка будет дел по горло и без стражников Мал’Салина. По моим прикидкам было примерно три часа ночи. В мой предыдущий визит в Руины выяснилось, что это самое активное время для их обитателей и не лучшее время для путешествий и вообще пребывания где-то поблизости, особенно когда те, кто разыскивает себе пропитание, считают тебя лакомым кусочком.

Амулет, сигнальный маячок, или как бы эта штука ни называлась, помогал мне до сих пор, когда словно накрывал меня защитным экраном. Если бы амулет помог мне в том, что я собираюсь делать, я бы с удовольствием простила ему предыдущую попытку лишить меня жизни.

Пока не пришло время гоблинам услышать песню Пиараса, нужно было устранить все магические барьеры на его пути. Мастер-заклинатель мог проникнуть сквозь что угодно, и Пиарас мог сделать это сам, но чем меньше сил ему придется тратить прямо сейчас, тем лучше. Щиты, которые я намеревалась поставить, проблемы не составляют. Они нужны, чтобы оградить нашу тюремную камеру от прослушивания, — тогда песня Пиараса откроется миру.

С моей стороны понадобилось несколько минут концентрации, чтобы уютно пристроить мои защитные заклинания точно над магическими ловушками примари. Подгонка получилась хорошей. Ничего не было нарушено и потревожено. Ничто не активизировалось. Все было накрыто экраном защиты. Очень хорошим экраном. Я проделала отличную работу, даже слишком, это было сверх моих способностей. Наверное, даже Гарадин был бы впечатлен. Похоже, сигнальный маячок ухитрился подсказать новые трюки, но я обдумаю это потом.

Теперь настала очередь Пиараса.

Сначала он немного колебался — не из-за того, что сомневался в собственных силах, а потому, что слишком хорошо понимал особенности нашей ситуации. Ведь он был основой всего плана, и это на него давило. Его первые ноты были робкими, как будто он нащупывал свою тропинку сквозь мелодию, серьезно сконцентрировавшись, чтобы создать правильную смесь тона звука и его интенсивности. Получилось слишком жестко. В результате пострадала песня. Она могла вызвать несколько приступов зевоты у тех, кто внизу, но не достичь результата, а лишь кружить поблизости.