Шум усиливался. Они тащили мясо наружу, как предположил Мэтью, наверное, перевернули одну из бочек. Вчера он засолил три свиные туши.

Мэтью вдруг увидел темную массу: его тело напряглось. Опустившись на колено, он осторожно открыл окно, пристроил дуло ружья на подоконник и замер в ожидании. На луну набежала тень, но Мэтью разглядел двигавшуюся в его сторону фигуру, тяжелая поступь которой совсем не походила на беззвучную походку индейцев.

Освобожденная от облаков луна, осветила двор, и Мэтью наконец смог как следует разглядеть непрошеных гостей. Почти у самых дверей он увидел огромных размеров медведя возле которого лежала часть свиной туши и вцепившегося в нее медвежонка.

Мэтью хотел было с облегчением рассмеяться, но в следующую минуту понял, что особенно радоваться не стоило. Он заметил, что плечо медведицы сильно повреждено. И здоровый медведь представлял серьезную опасность, что тогда говорить о раненом звере.

— Мэтью, это медведь.

— Да, вижу. Не шумите.

Решение следовало принимать немедленно: стрелять или нет. Если он не убьет медведя сейчас, зверь может напасть. Дверь, вероятно, выдержит, а окно — нет. Тем временем медведица уже подходила к окну, где притаились Кэти и Тилли. Если он даже промахнется, что вполне вероятно при стрельбе под таким углом, звук выстрела разбудит народ.

Грянул выстрел, вздрогнули стены, но пуля попала точно в цель. Медведица осела и вскрикнула почти человеческим голосом. Медвежонок бросил мясо и беспокойно забегал вокруг матери.

Но это был еще не конец. Медведица сохранила достаточно сил, и теперь она, тяжело переваливаясь, направлялась прямо к окну. Возможно, ее привлекали лунные блики на стеклах и тени скрывавшихся за ними людей.

Сознавая, что с того места, где он стоит, ему в медведицу не попасть, Мэтью молниеносно отодвинул засов и выскочил во двор. Медведица повернулась в его сторону. Мэтью выстрелил, он хотел попасть в сердце, но от волнения плохо прицелился: медведица продолжала наступать на него.

В мгновение ока Мэтью перезарядил ружье и спустил курок, но затвор заклинило. А зверь был уже рядом, всего в нескольких шагах от него. Впервые в жизни Мэтью охватила паника. Он слышал крики со стороны ранчо и знал, что помощь придет через несколько минут, но ему также было предельно ясно, что счет времени шел на секунды. Мэтью волновался за Тилли, он хотел крикнуть ей «уходи», но у него вдруг пропал голос. В это время Тилли подбежала к нему и в этот момент раздались выстрелы. Он обернулся и увидел жену, державшую обеими руками кольт, ему даже показалось, что глаза у нее закрыты.

Мэтью упал на землю вместе с медведицей, пронзительная боль в руке почти парализовала его. Затем ему стало нечем дышать: лицо погрузилось в остро пахнущую мокрую и липкую шерсть, которая набилась ему в рот и он ощутил ее сладковатый вкус. Мэтью задыхался, силы оставили его. Когда с него стащили окровавленную медвежью тушу, то он был почти раздет и залит кровью с ног до головы.

— Тилли! Тилли!

— С ней все в порядке, Мэт, не беспокойся.

— Где она? Где?

— Все хорошо, она здесь, в доме. Ее зверюга не задела, а вот тебя достала. Но ты все равно счастливчик. Да, тебе повезло, это точно. Такой огромной медведицы я не видывал уже много лет. Это та, что ушла от охотников, но не так далеко, — объяснял Дуг Скотт, помогая Мэтью сесть в кресло.

Тем временем Луиза в своей старенькой шубке, накинутой на ночную рубашку, подол которой был заправлен в высокие сапоги, с подобранными под белый чепец волосами, хлопотала возле Тилли, как и Дуг, она говорила, не умолкая.

— Ну, давай очнись, скажи что-нибудь. Это шок. Не каждый день случается застрелить медведя. Храбрая девочка, молодец. И стрелок меткий. Я видела, что ты крепко держала револьвер. Если бы у тебя рука дрогнула, тебе бы от меня досталось как следует. Я же не зря тебя учила. Вот, выпей. Кэти, перестань трястись, от тебя весь дом ходуном ходит, — прикрикнула она на Кэти, забившуюся в угол скамьи. — Ничего особенного — это был всего лишь медведь. Но, Господи! Я уж подумала, что это эти напали. Я уже несколько лет живу с предчувствием. Я никогда не переставала думать, что они находятся достаточно далеко. Я никогда не чувствовала себя по-настоящему в безопасности. — Луиза продолжала разглагольствовать до тех пор, пока не открылась дверь и на пороге не появился ее отец.

Альваро Портез не стал расспрашивать, что произошло, он видел все своими глазами: его беспокоило только здоровье Мэтью.

— Отведите его на ранчо, — обратился он к Маку Макнилу, — там есть все необходимое для перевязки.

— Со мной ничего страшного, — буркнул Мэтью, глядя в сторону.

— Нет, с тобой далеко не все в порядке. Когти сильно располосовали тебе руку, а с этим не шутят. Пойдем. Помоги ему дойти, — Портез снова посмотрел на Мака.

— Насильно я ничего не сделаю. Если он сам идти не захочет, значит не пойдет, — невозмутимо глядя на хозяина, ответил Мак.

Альваро перевел взгляд на Дуга Скотта, затем на Мэтью.

— Ну хорошо, потеряешь руку, пеняй на себя, — он повернулся и вышел из комнаты.

Отодвинув Дуга здоровой рукой, Мэтью прошел к скамье и тяжело опустился на пододвинутый Луизой стул.

— Все хорошо, моя дорогая, — Мэтью взял Тилли за руку. — Ты вела себя просто замечательно.

Глядя ему в лицо, Тилли думала: «Да, я спасла тебе жизнь, но при этом убила бедное животное. Медведица смотрела на меня и понимала, что я хочу сделать. Я убила живое существо».

Кто-то мог охотиться на медведей, индейцы нападали на поселки и устраивали резню, солдаты и гвардия истребляли целые племена. Но все это были разговоры. Рассказы обретали настоящий смысл, когда собственная рука обагрялась кровью. Она убила живое существо, конечно, она спасла жизнь мужу, но этот факт не мог смягчить горечь от сознания того, что она погубила живое существо. Тилли не могла разобраться, почему ее так мучает эта мысль. Может быть, она какая-то не такая, как все?

Тилли ждала, пока сердце подскажет ей ответ. И дождалась. Она вдруг поняла, что в этой стране она чужая, и никогда этот край не станет ей родным.

Рука Мэтью заживала медленно. Хотя рана оказалась неопасной — ее оставил всего один коготь медведицы — тем не менее, болела она сильно. Грубые стежки, которыми Мак сшил рваные края, предварительно влив в Мэтью изрядную дозу виски, образовали бугристый рубец, протянувшийся от плеча до внутренней стороны запястья. Каждый день Мэтью разрабатывал руку: сгибал, разгибал, отводил за спину. Боль при этом была адская, до зубного скрежета, пульсировала схватками, и Мэтью, описывая Тилли свои ощущения, сравнивал ее с приступами зубной боли.

А зубная боль тоже доставляла много неприятностей. Кэти временами на стену лезла, заливаясь слезами, но ни за что не соглашалась вырвать развалившийся коренной зуб. Дугу как-то раз почти удалось одержать победу. Он уже засунул в рот Кэти щипцы, но не успел еще притронуться к зубу, как она испустила такой дикий вопль, как будто злосчастный зуб, наконец, покинул свое место. На том дело и кончилось. И зубная боль Кэти продолжала оставаться предметом шуток в бараке, где жили работники.

Тилли чувствовала себя хорошо, и дети, тоже. Жозефина очень быстро освоилась в их семье, словно жила в ней с самого рождения. Говорила девочка на причудливой смеси английского и испанского, и Тилли немного стала понимать испанский.

С той памятной «медвежьей ночи», как стали называть происшествие с нападением медведей, Тилли заметила в себе перемену. Она не могла точно объяснить, что это такое, но перемена была. Кроме того, те ответы, которые она находила, не совпадали с тем, что она нашла в своем сердце в ту ночь. Теперь она твердо знала: ей придется привыкнуть к этой стране, ставшей домом Мэтью. И еще она говорила себе, что стала приземленнее. Но пытаясь вникнуть глубже в суть этого определения, Тилли понимала, что таившийся смысл неизменно ускользает от нее.