— Спасибо, Луиза. Раненой медведицы нам здесь только и не хватало, да еще с медвежатами в придачу. Если она проберется через частокол… Господи, помоги нам. Какая она?

— Очень крупная, черная. Так сказал Питер Ингерсолл. А еще она, скорее всего, голодная и будет искать пищу, чтобы наесться как следует перед тем, как залечь с медвежатами в берлогу на зимнюю спячку.

— Странно, что в это время у нее медвежата.

— Не так уж это и странно. К тому же, скорее всего, они не такие уж и маленькие. Советую не выходить к ней знакомиться, она может быть сильно не в духе, — с улыбкой произнесла Луиза, глядя на Мэтью.

— Проходи, присаживайся, кажется, ты замерзла.

— Да, есть немного. И вот еще что, — Луиза кивнула Мэтью. — Если она к вам заглянет, и вы ее уложите, я бы не отказалась от шкуры. Мне нужно еще покрывало на кровать.

— Выпей с нами что-нибудь.

— Не откажусь.

Пока Мэтью разливал напитки, Луиза оглядела комнату.

— А вы здесь хорошо устроились, у вас очень уютно. Знаете, если вы не против, я с удовольствием поселилась бы в этом доме после вашего отъезда. В моей конуре иногда очень мрачно и тоскливо.

Тилли вопросительно взглянула на Мэтью. В последние полчаса он, как и она, как-то совсем забыл, что они жили в этом доме временно.

— Я буду скучать о вас, — принимая у Мэтью стакан, заявила Луиза. — Мне очень будет не хватать вас обоих. Господи, как я буду скучать! Хорошо бы старый мерзавец сыграл в ящик, — неожиданно добавила она.

Тилли снова бросила взгляд на Мэтью — обоих поразила холодная жестокость слов Луизы и прозвучавшая в ее голосе страсть. Но в то же время Тилли в душе сознавала, что и для них смерть Альваро Портеза не была бы ударом. Затем гостья рассмеялась своим необычным, каким-то принужденным смехом, и хозяева рассмеялись вслед за ней.

Кэти не спалось, рой мыслей не давал ей уснуть. Она влюбилась. Но это было не то, что она очень давно испытывала к Стиву Макграту. Вдобавок на Стива ей надеяться не приходилось — для него существовала только Тилли. Когда он уехал, Кэти быстро забыла о нем. А когда он вернулся, то Кэти и не мечтала, что Стив посмотрит на нее, теперь он успешно шагал по жизни. Но добивался всего исключительно своим трудом. А еще Стив стал очень интересным молодым человеком, в котором не осталось и следа от робкого, угрюмого мальчишки. И вот сейчас Кэти ругала себя за то, что просто таяла перед этим рослым рыжеволосым парнем. Стоило ему только взглянуть на нее из-под широкополой шляпы, как ее бросало то в жар, то в холод.

Беспокоило ее то, что она, возможно, снова могла промахнуться. Хотя Дуг Скотт никогда не упускал случая остановиться и поболтать с ней. А однажды он положил руку ей на плечо и сказал: «Какая ты пухленькая кубышка!» Эти слова не были похожи на комплимент, но из его уст они прозвучали совсем необидно, а даже как-то весело.

Кэти замерзла. Стараясь согреться, она свернулась в клубок и подтянула колени к груди. И почему ночи здесь такие холодные? В этот момент в своей кроватке заворочался и всхлипнул Вилли.

Кэти приподнялась на локте и прислушалась, про себя молясь, чтобы по крайней мере в эту ночь ребенку не приснился кошмар, иначе он своим плачем разбудит малышку. Его крики могли поднять и мертвого. Но Кэти напрасно надеялась. Всхлипывания становились все громче. Она решительно откинула одеяло, схватила пальто на меху, подарок Тилли на Рождество, и торопливо надевая его, заспешила через комнату к детским кроваткам. Лампу зажигать она не стала: лунного света, заливавшего комнату, вполне хватало, чтобы видеть все вокруг.

Машинально бросив взгляд в окно, Кэти заметила в отдалении что-то приземистое и темное, приближавшееся к дому. С расширившимися от ужаса глазами, Кэти прижалась к стеклу, и, не обращая внимания на усиливавшийся плач Вилли, силилась разглядеть, что именно двигалось к дому. Но в этот момент луну скрыли облака, превратив продолжавшееся двигаться нечто в плохо различимую тень. Когда луна снова выглянула «тень» отделяло от дома не более сотни метров. Кэти показалось, что она видит огромного роста мужчину, который, немного согнувшись, крадучись, подбирается к дому.

— Индейцы! Индейцы! — не помня себя, закричала Кэти, сразу же разбудив детей. Вилли уже надрывался в крике. — Индейцы! Индейцы! — Девушка кубарем скатилась по ступенькам. — Индейцы! Тилли! Индейцы! — Кэти уже хотела стукнуть кулаком в дверь спальни, но в этот момент она широко распахнулась и оттуда в ночной рубашке вылетел Мэтью. Кэти бросилась к нему, едва не сбив с ног, твердя как заведенная: — Индейцы! Индейцы!

— Да перестань ты орать, объясни, что ты видела, — рявкнул на нее Мэтью.

Кэти отчаянно затрясла головой и, наконец, смогла выдавить из себя:

— Я видела, как один подкрадывается к дому, такой большой, огромный… и лицо раскрашено.

— Спокойно, идем. — Мэтью обращался не к Кэти, а к Тилли. Все трое бросились в гостиную. Мэтью сдернул со стены над камином ружье, затем поспешно откинул крышку стоявшего на столе ящичка и достал два кольта. Один протянул Тилли, другой — Кэти. Руки плохо слушались ее, и она никак не могла удержать револьвер. — Держи, держи крепче, — сурово произнес Мэтью. — До конца ночи ты еще порадуешься, что он у тебя есть. А теперь запомни, — он крепко сжал ее плечо, — если они подойдут к тебе близко, стреляй в себя, не задумываясь. Поняла?

Кэти была не в состоянии вымолвить ни слова. Она обливалась холодным потом, а тело ее била крупная дрожь.

Все это время Тилли молчала. Два раза она подняла глаза к потолку, где в комнате наверху плакали дети. Когда Мэтью подтолкнул к ней Кэти, она крепко взяла девушку за руку и усадила на пол с одной стороны окна, а сама заняла позицию по другую сторону.

Мэтью прошел к окну, расположенному слева от двери. Он взвел курок, осторожно оглядел двор и притаился в ожидании.

Снаружи не доносилось ни звука, но он знал, как бывает обманчива тишина. Он уже слышал достаточно много кошмарных историй, и знал, что индейцы обычно подкрадывались бесшумно, выводили за частокол всех лошадей и оставляли несколько воинов приглядывать за ними. А их собственные лошади стояли наготове. Закончив свое черное дело, они перекидывали пленников через седло и быстро уносились прочь к своему лагерю, который мог находиться на расстоянии в несколько сотен миль от места набега. Индейцы могли скакать по сотне миль в день, останавливаясь лишь затем, чтобы сменить лошадей. Если бы не страх, который Мэтью, как и все белые поселенцы, испытывал перед индейцами, он бы по-настоящему восхищался ими, как искусными наездниками. Мэтью, к счастью, знал о набегах индейцев только по рассказам. Ему не приходилось видеть и ужасающих последствий их налетов. Но и того, что он слышал, было вполне достаточно, чтобы он твердо решил застрелить Тилли и детей, только бы они не попали в руки индейцев, особенно команчей.

Когда он впервые сюда приехал, его предупредили, что в случае опасности три выстрела будут сигналом тревоги для всего поселения. Но пока он не слышал ни одного выстрела. Видимо, индейцы решили начать с их дома.

Внезапно он вспомнил о задней двери. Заперта ли она? Он сам никогда ее не запирал.

— Кэти, — шепотом позвал он, — пойди и запри заднюю дверь.

Когда у окна никто не пошевелился, Мэтью метнулся через комнату, потом бегом проскочил кухню и закрыл дверь на засов. Он позволил себе остановиться на мгновение, чтобы перевести дух и сразу же вернулся к окну в гостиной.

В ярком свете луны во дворе не наблюдалось никакого движения. Мэтью размышлял, нужно ли ему подавать сигнал тревоги. Но для этого он должен открыто окно. А малейший скрип привлечет внимание, и индейцы начнут атаковать.

Раздумывая и вглядываясь в ночь Мэтью уловил какое-то движение у дальнего конца дома, где находились запасы мяса. Может быть, налетчиков в первую очередь интересовала провизия? Мэтью слышал, что в суровые зимы и когда сокращалось поголовье бизонов и оленей, индейцы в небольших поселках голодали и многие умирали от голода, не спасало их и то, что они пускали под нож лошадей. Это усугубляло их положение, так как без лошадей они не могли охотиться.