Алекс становился все мрачнее с каждым днем, несмотря на регулярные визиты Фиби и Филиппы. Фиби не могла расшевелить его, как и Дункан, но Филиппе часто удавалось настолько разозлить своего пациента, что он швырялся всем, что попадется под руку, и кричал, чтобы его оставили, черт возьми, в покое! Казалось, эти вспышки только поощряют Филиппу мучить его дальше.

Затем на Райский остров вернулись разведчики Дункана, которых он оставлял в Южной Каролине, и привезли с собой Маргарет Рурк.

Она была воплощением достоинства и грации, приближаясь к парадному входу дома Дункана. Младший сын Маргарет ждал ее на веранде, а Фиби и Филиппа смотрели из окна первого этажа, как она идет по извилистой дорожке, затем поднимается по блестящим ступеням из белого мрамора навстречу Дункану.

Дункан даже не пошевелился, чтобы обнять ее, и, насколько Фиби могла разглядеть со своего не слишком удобного наблюдательного пункта, даже не улыбнулся. Она знала и надеялась, что Маргарет тоже знает это, что приветствовать мать должным образом Дункану мешает стыд, а не недостаток любви.

— Какие новости ты привезла? — спросил он.

Филиппа и Фиби напрягли слух, чтобы расслышать ответ.

Маргарет гордо выпрямилась. Несмотря на удушливую жару, она была одета в плащ с капюшоном поверх дорожного платья.

— Я хорошо перенесла путешествие, — сказала она, когда Дункан уже перестал ждать ответа. — Но я устала и нуждаюсь в гостеприимстве.

Дункан очень медленно спустился по ступенькам, и у Фиби заныло сердце, когда она увидела, как поникли его широкие плечи. Они с Филишюй бросились к двери, оставшейся открытой, чтобы не пропустить того, что произойдет дальше.

Однако, когда они оказались у двери, Дункан уже выпустил Маргарет из недолгих объятий.

— Тебе не стоило приезжать сюда, — сказал он, поворачиваясь, чтобы проводить мать в дом, и нахмурился, увидев жену и сестру, стоящих в дверях и бессовестно подглядывающих за ним. — В наши дни мореплавание стало опасным занятием.

Фиби застыла на месте, ухватившись за дверной косяк, Филиппа же бросилась в объятия матери.

— Мама! — закричала эта женщина-ребенок. — Это ужасно! Здесь Алекс, он был ранен и никак не хочет выздоравливать…

Маргарет обняла дочь тут же, на веранде большого дома, и ее взгляд в немом вопросе перебегал с Фиби на Дункана. Дункан хотел что-то сказать, но только сердито вздохнул и ушел в дом, по пути наградив Фиби испепеляющим взглядом. Маргарет направилась за ним под руку с Филиппой и задержалась, чтобы нежно поцеловать свою невестку в щеку.

— Моя дорогая, мужественная Фиби, — сказала Маргарет. — Вы настоящая Рурк, как любой из нас, и, могу поспорить, страдаете из-за этого.

Фиби печально улыбнулась и бросила короткий, тоскливый взгляд на удаляющегося мужа. Затем она все свое внимание обратила на усталую гостью, которая совершила далекое путешествие и перенесла много опасностей, чтобы встретиться с ними.

— Заходите, пожалуйста, в дом, — сказала она. — Филиппа, попроси Старуху приготовить комнату и что-нибудь поесть.

— Насколько я ее знаю, — фыркнула Филиппа, вновь обретая самообладание, после того как дала выход своему отчаянию из-за Алекса, — она уже сделала все и даже больше. — Но Филиппа все равно поспешила выполнить просьбу Фиби, на прощание сжав руку Маргарет.

Фиби проводила свою свекровь в кабинет Дункана самую прохладную комнату в доме. Он был там, как она и ожидала, и стоял, прислонившись к столу, сложив в ожидании руки, с непроницаемым выражением на лице.

Он церемонно кивнул матери и жене, когда они уселись: Фиби разместилась на кожаной скамеечке, после того как Маргарет грациозно опустилась в кресло-качалку. Фиби решила, что его кивок можно считать в каком-то смысле приглашением, хотя он оставил у нее ощущение, будто Дункан схватил ее за плечи и отстранил с пути.

Он попросил Маргарет рассказывать жестом руки, который иные люди сочли бы оскорбительным, хотя не смогли бы сказать почему.

Маргарет слегка нахмурилась, как будто сын ударил ее, затем вздернула подбородок и сложила изящные аристократические руки с тонкими пальцами руки музыканта, как и у Дункана, на коленях.

— «Троя» конфискована короной, — сказала она, и только едва слышная вызывающая нотка в голосе была признаком ее безмерного гнева. — Твоего отца и Лукаса отправили в Лондон, где их будут судить и, без сомнения, бросят в тюрьму. Я пыталась добиться справедливости через судей, но мне это не удалось. Поэтому я собираюсь плыть в Англию и просить аудиенции у самого короля. Достаточно ли этого для тебя, Дункан?

Он был потрясен, хотя ничем не выказал этого. Фиби догадывалась о его чувствах только потому, что слишком хорошо знала его, и Маргарет, как она подозревала, тоже.

— Боже мой, — наконец прохрипел Дункан. — Ты надеешься вразумить этого сумасшедшего сифилитика? А отец и Лукас сгниют в Ньюгейте или какой-нибудь другой грязной дыре прежде, чем добьются правосудия от этого сброда!

— Я не думаю, что твой отец доживет до тюрьмы, — тихо сказала Маргарет.

Филиппа, только что вошедшая с подносом, тут же выронила его, хрусталь и серебро разлетелись по всему полу. Она издала приглушенный крик и пошатнулась, но Дункан поддержал ее и подхватил на руки прежде, чем она упала на пол.

Фиби в то же мгновение вскочила.

— Положи ее на канапе, — сказала она. Маргарет встала с кресла, подошла к дочери и положила нежную руку на ее лоб.

— Спроси себя, детка, — тихо велела она, — какой бы хотел видеть тебя твой отец в этих обстоятельствах? А затем веди себя соответственно не только ради себя, но и ради него.

Филиппа открыла глаза, в которых блестели слезы.

— Ох, мама, я не вынесу этого… не вынесу!

— Постарайся, — сказала Маргарет.

Она говорила с несокрушимой твердостью, но ни в ее манерах, ни в голосе не было жестокости. Она любила дочь не меньше, чем мужа и сыновей, и была намерена нести свой крест до конца, что бы ни уготовила ей судьба. А пока что она сохраняла спокойствие и ожидала от всех своих родных того же.

— На каком корабле их везут в Англию? — спросил Дункан, пронзив резким голосом наступившую тишину.

Маргарет обернулась и решительно встретила его взгляд.

— Они на борту «Нортумберленда», — сказала она. — Дункан, ты не должен пытаться захватить этот корабль. Я приехала сюда, чтобы просить тебя помочь мне добраться до Англии, а не вдохновлять на глупую браваду.

Дункан ничего не ответил. Он просто вышел из комнаты, и через несколько минут покой острова потряс оглушительный звон медного колокола. Это был сигнал команде «Франчески» подняться на корабль и приготовить его к плаванию.

Выследить «Нортумберленд» оказалось легко, хотя за этим мог скрываться расчет английского капитана. Но то, чего англичане не предвидели по крайней мере, как надеялся Дункан, это встретить на своем пути терпящий бедствие голландский торговый корабль, накренившийся на правый борт. Все: «Франческа», его жизнь, жизнь его команды зависело от успеха этого обмана, каким бы примитивным он ни был. Чтобы взять «Нортумберленд» на абордаж, они должны были подманить его к себе. Если английские офицеры разгадают ожидающую их ловушку, они просто направят пушки на тонущий корабль и добьют его несколькими залпами картечи.

Дункан не показывался на палубе, чтобы не быть узнанным, когда капитан английского корабля поднял к губам рупор и окликнул их. Бидл вырядился в треуголку и причудливый мундир с блестящими медными пуговицами и, подойдя к борту, ответил на сигнал «Нортумберленда». Бидл был прирожденным артистом, ему и раньше приходилось изображать голландца, когда ситуация требовала этого.

— Мы просим помощи, добрый сэр! — дружелюбно закричал Бидл в рупор. В трюме команда «Франчески» была готова залатать борт корабля смоляными заплатами, но Дункан приказал, чтобы это было сделано только после захвата вражеского корабля. — Наш корабль тонет, а мы слишком молоды и не хотим умирать!