Дункан положил локоть на релинг и почесал подбородок. Он сомневался, что когда-нибудь забудет, как выглядела Фиби, стоя в центре его каюты с древним пистолетом в руках, обороняясь до последнего. Слава Богу, что она не знала, как заряжать чертову штуковину: она бы наверняка прострелила себе ногу и потопила «Франческу» впридачу. Он нахмурился. Не пора ли переименовать корабль?

Но в следующее мгновение Дункан резко оборвал ход своих мыслей. Ни один из его людей не погиб в сражении, но некоторые ранены, и у него нет времени стоять на палубе и думать о чепухе. Он ведет свою команду в пасть льву, взяв их с собой в Чарльстон, и этот вопрос заслуживает серьезных раздумий. Его пальцы зудели от желания прикоснуться к струнам скрипки или лютни, клавишам фортепьяно или клавесина. Дункан отвернулся от удаляющейся «Принцессы Чарльстона» и обратился мыслями к предстоящим делам.

На следующее утро Фиби израсходовала всю воду в умывальнике, чтобы привести себя в приличный вид, надела новое платье и поспешила из каюты, ей не терпелось увидеть «Франческу». Зрелище великолепного корабля всегда волновала ее, а, кроме того, она надеялась увидеть Дункана. Но ни одного корабля не было видно. «Принцесса Чарльстона» плыла в гордом одиночестве.

Лукас, видимо, следил за ней, потому что он почти сразу же появился на палубе, и сочувственный взгляд его сказал Фиби, что он догадывается о ее мыслях и чувствах.

— В море много путей, — сказал он, — как и на суше. Я обещаю вам, что вы увидите Дункана, когда мы приплывем в порт.

— Почему вы так уверены? — спросила Фиби еле слышным голосом, все еще глядя на пустой горизонт. Она чувствовала легкую тошноту и снова вспомнила вчерашнее предположение, что Дункан мог отправиться восвояси, сложив с себя «обязанности» перед женщиной, на которой так поспешно женился.

— Это очень просто, — ответил Лукас. — Он не может жить без вас.

Они пробыли в море восемь дней, в течение которых Фиби ни разу не увидела «Франческу», хотя проводила целые часы на палубе. Несмотря на постоянные заверения Лукаса, она отчаянно беспокоилась за Дункана.

В утро их прибытия гавань Чарльстона была залита солнечным светом и заполнена британскими кораблями. Здесь стояли также американские клиперы, явно конфискованные со спущенными парусами и красномундирниками, патрулирующими их палубы. Сам город, на взгляд женщины двадцатого века, выглядел как кинодекорация, если не считать различных признаков реальной жизни, вроде потных рабов, несущих бочки, и булыжных мостовых, испещренных конскими яблоками.

«Принцесса Чарльстона» причалила у длинного пирса, и, когда пассажиры начали сходить на берег, к кораблю немедленно направилось несколько британских чиновников.

При виде их в жилах Фиби застыла кровь. Может быть, Лукас держит их сторону, но они все равно будут задавать вопросы. Они наверняка заметят ее короткие волосы Фиби жалела, что не закрыла их какой-нибудь импровизированной накидкой, сделанной из занавески или даже узорной скатерти, и, если им станет известно о ее связи с Дунканом, ее арестуют.

— Молчите и не поднимайте глаз, — прошептал Лукас, одновременно радушно улыбаясь приближающимся бриттам. — Я все улажу.

Фиби смотрела на покоробившиеся доски причала, и стук сердца глухо отдавался у нее в ушах. Ей не нужно было напоминать себе, что эти люди хотят повесить ее мужа; эта мысль огненными буквами горела в ее мозгу.

— Привет, Рурк! — громко окликнул одни из чиновников.

Сквозь ресницы Фиби увидела коренастого человека с белоснежно-седыми волосами, ярко-голубыми глазами и красным лицом. Он выглядел типичным дедушкой и, вероятно, являлся таковым.

— Добрый день, майор Стоун, — ответил Лукас ровным тоном. — Чему я обязан честью личного визита?

Усмешка Стоуна перешла в кашель, и прошло несколько секунд, прежде чем он сумел произнести ответ.

— Проклятый табак, — пробормотал он. — Нужно бросать курить.

Лукас ничего не сказал, и Фиби тоже молчала, как было приказано, хотя не могла совладать с собой и нервно переступала с ноги на ногу.

Майор Стоун закашлялся снова, затем продолжал громким жизнерадостным голосом, очень подходившим к его внешности.

— Излишняя осторожность не помешает, — объяснил он. — Я подумал, что вы могли встречаться с вашим братом в своих странствиях.

У Фиби замерло сердце в груди, затем застучало снова с болезненной неуверенностью. Наступил момент истины. Несмотря на все свои обещания, Лукас был верноподданным его величества короля Георга III и вполне мог предать и Фиби, и Дункана.

— Боюсь, что Дункан потерян для нас, — печально ответил Лукас. — Хотелось бы мне, чтобы это было не так, но, увы, он отбился от стада и никогда уже не вернется.

Фиби облегченно вздохнула. Лукас сдержал свое слово, но все равно оставалась весьма реальная возможность, что он возбудит подозрения неумелой игрой.

— А кто эта юная леди? — спросил майор Стоун с дружелюбным любопытством.

Фиби едва не подняла глаза, что могло бы закончиться катастрофой, поскольку ее чувства обычно можно было с легкостью прочесть в ее взгляде.

— Ее зовут Фиби, — объяснил Лукас, весьма грубо схватив свою невестку за локоть. — Она служанка и, к несчастью, немая. — Он снисходительно взъерошил ей волосы, и Фиби вспыхнула. — Она была ранена в голову, и ее постригли, как монашенку.

— Похоже, крепкое существо, — заметил майор Стоун, как будто разговор шел о телке — рекордсмене. — Так где вы ее откопали?

— У одного плантатора, к югу отсюда. Он задолжал мне за четырех молочных поросят и ломовую лошадь.

Фиби почувствовала, как ее лицо становится пунцовым.

— Неплохая сделка, — прогромыхал майор Стоун. Затем последовала короткая многозначительная пауза. — Рурк, вы дадите нам знать, если услышите что-нибудь о своем брате, не так ли?

— Конечно, — сказал Лукас. — Но не стойте всю ночь на страже. Дункан слишком хитрый человек, чтобы показываться в Чарльстоне.

Майор Стоун громко фыркнул и дал сигнал своим людям возвращаться на берег. Сам он медлил, и Фиби чувствовала на себе его взгляд. Хотя она понимала, что Стоун не злой человек, но все равно ощущала холодок страха. Вот в чем беда всех войн: с обеих сторон сражаются хорошие люди, выполняя свой долг так, как они его понимают, и веря в то, во что верили с самого рождения.

— Пока будете в Чарльстоне, не сводите глаз с девчонки, — посоветовал британский офицер. — Мои ребята горячие парни, и если к благородным дамам не пристают, чтобы не отведать плетки, то этих бедняжек считают законной добычей.

Сердце Фиби стучало так громко, что и Лукас, и майор наверняка должны были его слышать. Несмотря на ее дурное мнение о плетке в качестве наказания, она была возмущена тем, что только благородные дамы находятся под защитой, а подневольные женщины, рабыни и проститутки предоставлены собственной участи.

Лукас еще крепче сжал локоть Фиби, как будто почувствовал нарастающий в ней гнев.

— Не беспокойтесь, Бэзил, — сказал он утешающим тоном, как старый друг. — Я присмотрю за своим имуществом.

Фиби, снова взглянув сквозь ресницы, увидела, что майор Стоун потоптался на месте, затем повернулся и последовал за своими подчиненными.

— Он что-то подозревает, — пробормотала она.

Лукас повел ее вслед за майором. Он по-прежнему держал ее за локоть, хотя чуть-чуть по-другому: прежде это был знак покровительства, теперь же просто придерживал ее, вероятно, опасаясь, как бы она не вытворила какую-нибудь глупость, — Подозревать можно все что угодно, — заметил Лукас, — но доказать что-нибудь гораздо сложнее. А теперь попридержите язык — вы не забыли, что считаетесь немой?

Сойдя на берег, они оказались среди шумной толпы, пахнущей резкими запахами. Фиби торопилась, чтобы не отставать от больших шагов деверя, бросая косые взгляды на окружающую обстановку. Несмотря на все опасности, прогулка по революционному Чарльстону была потрясающим приключением, и ее неожиданно пронзило острое желание, чтобы профессор Беннинг мог взглянуть на это. Он, вероятно, был единственным известным ей человеком в двадцатом веке, который мог хоть чуть-чуть поверить ее описанию своей невероятной одиссеи.