Фиби знала, что у Симоны есть кошелек с золотыми монетами и бумага, подтверждающая, что она свободная женщина, а не рабыня. Документ был подписан, конечно, не Дунканом, а Фиби, и засвидетельствован первым помощником и корабельным хирургом.

Фиби с палубы помахала рукой. Симона наверняка видела прощальный жест, но не потрудилась ответить. Фиби безмолвно пожелала своей сопернице счастливого пути и молилась, чтобы та никогда не разболтала, намеренно или по недомыслию, что ее хозяином и любовником был некто Дункан Рурк. Бунтовщик, пират, враг короны, заслуживающий сурового наказания для устрашения прочих смутьянов и, конечно, приговоренный к смерти.

Фиби безмолвно молилась, сложив руки и смирив сердце. «Пожалуйста, пусть Симона простит Дункана за измену. Пусть она обретет мир в душе и заживет счастливой жизнью». Конечно, она не могла знать, услышат ли ее молитву, и хотя она, как правило, старалась быть доброй и честной во всех своих поступках, но не была особенно религиозной. Она не изображала благочестия, поскольку, если Бог существовал и был всевидящим и всемогущим, он, разумеется, распознает обман. Но если этот Бог богов хоть чуть-чуть интересуется делами людей в одном ничтожном, но красивом зелено-голубом мире, крошечной частице среди безбрежного танца звезд и астероидов, комет и метеоритов, лун и планет, Фиби будет крайне благодарна за помощь.

Тем временем Симона и двое моряков скользили по воде в легком маленьком ялике, и вскоре сгущающиеся тени поглотили их, и Фиби отвернулась от релинга.

Она в одиночестве вернулась в каюту под палубой, где горела лампа, зажженная Питером Биллом, одним из самых преданных людей Дункана, который еще не ушел из каюты, расставляя содержимое подноса на маленьком складном столике, который служил и письменным, и обеденным столом. Он приветствовал Фиби почтительным кивком и пробормотал: — Мистрисс Рурк…

— Привет, — ответила Фиби. Она чувствовала, как корабль качается на волнах, к этому ощущению она давно привыкла и считала себя прирожденным моряком. Затем сообразила, что корабль не стоит на якоре, а плывет и поворачивает на правый борт, если ее не обманывают чувства. Она удивленно нахмурилась. Люди в ялике не могли так быстро отвезти Симону на берег и организовать ее доставку в Куинстаун. — Мы не станем дожидаться их? — пробормотала она, скорее размышляя вслух чем ожидая, что Билл ответит ей.

Но он ответил, будучи вежливым и осведомленным человеком.

— Да, мистрисс, — сказал он. — Нынче ночью нам предстоит долгий путь, — поскольку мы заметили поблизости корабль без флагов и не знаем, кому он принадлежит. Хотя, конечно, флаги бы не были доказательством, — сухо добавил он чуть погодя, без сомнения, вспомнив одновременно с Фиби о коллекции флагов, хранящейся на самой «Франческе» и позволяющей Дункану выдавать свой корабль за голландский, французский, испанский или английский смотря по обстоятельствам.

Встревоженная Фиби не притронулась ни к вину, ни к пище, а только сидела и смотрела на нее, когда через пять минут появился Дункан. Бидл, конечно, уже давно ушел.

— У мистера Бидла чистые руки, — заметила Фиби. — Спасибо тебе за это.

Дункан усмехнулся; у него под мышкой была свернутая карта, и, перед тем как подойти к тазу и умыться, он разложил ее на полке, придавив часами.

— Вы удивляете меня, мистрисс Рурк. Я ждал обвинений: ведь мы отплыли без двух членов команды, а также, должен добавить, без очень крепкого ялика, который весьма ценился капитаном.

— Билл сообщил мне, что нас преследуют, — сказала Фиби, когда ее муж, наконец, подошел к узкому столику и сел рядом с ней. Свет лампы ложился на его аристократическое лицо, заостряя углы и углубляя впадины, и Фиби подумала о горном хребте на закате, видном из окна самолета.

Дункан улыбнулся, сперва наполнил тарелку Фиби и поставил перед ней, затем положил еду себе.

— Преследуют? Он именно так выразился, или это просто твое предположение?

Фиби не отвечала.

— Мое предположение, — призналась она, не в силах больше выносить молчание.

— А… — произнес Дункан и, прежде чем продолжить, съел две маленькие печеные картофелины. Манеры его были безупречны. — Мы полагаем, что встречный корабль английское судно с боеприпасами, — сказал он. — Поскольку он не несет никаких флагов, вполне разумно предположить, что он везет груз, который капитан хотел бы сохранить в секрете. Однако это военный корабль, он наверняка принял нас за пиратов или патриотов то есть, с их точки зрения, бунтовщиков, и поэтому постарается потопить нас при первой возможности.

Фиби, проглотившая фасоль, поперхнулась. Дункан с терпеливым вниманием ждал, когда она откашляется. Придя в себя, Фиби промолвила:

— Значит, ты считаешь, что они нападут на нас?

Дункан налил себе вина, и Фиби горько пожалела, что не может составить ему компанию, поскольку не собирается рисковать здоровьем их ребенка. О ребенке по милости Старухи она думала уже как о Джоне Александре Рурке.

— Попытаются, — сказал он, наконец. — Мы же в данный момент ведем их в засаду одну из маленьких укромных бухт, которыми изобилуют острова. Если он последуют за нами, мы будем точно знать об их намерениях. Тебя, естественно, отвезут на берег, прежде чем начнется сражение.

Фиби не особенно хотела участвовать в бою, но не имела также желания покидать Дункана ни при каких обстоятельствах.

— Ты должен догадываться, что я об этом думаю, но не осмеливаюсь тебе сказать.

Он взял ножку цыпленка и занялся ею, не поднимая глаз на Фиби.

— Ты не хочешь покидать меня, — сказал он устало. — Должен признаться, что я восхищаюсь тобой. Однако в данном случае, моя прекрасная и чувственная жена, у тебя не будет выбора.

Фиби все тщательно продумала, прежде чем ответить на эдикт Дункана. С его стороны было явным деспотизмом заявлять, что она лишена права распоряжаться своим ближайшим будущим, и требовать, чтобы она сошла с корабля до начала стычки с неизвестным судном, преследующим их. С другой стороны, он руководствовался, безусловно, добрыми намерениями: он старался защитить ее. Если он пользуется несколько диктаторскими методами, его все же нельзя сильно винить. В конце концов, он человек своего времени.

— Выбирать каждый должен сам за себя, — сдержанно возразила Фиби, сложив руки на, коленях.

Дункан забыл про свой ужин и занялся тем, что рылся в обшарпанном, но украшенном изящной резьбой, дубовом сундуке, вытаскивая разную шерстяную одежду и швыряя ее в груду на полу.

— Да, — кивнул он, говоря как будто в сторону, — и у тебя имеется следующий выбор: ты можешь покинуть корабль с достоинством, как леди, а можешь покинуть его, крича и брыкаясь. Но, так или иначе, на берег ты сойдешь.

Фиби вздохнула. Она должна управлять своими побуждениями, которые стремились к открытому бунту. Опрометчивый поступок с ее стороны может погубить Дункана, а с подобной перспективой она не могла бы жить.

— Встань, — приказал Дункан, подходя к ней с плотной фуфайкой в руках.

— Послушай меня… — сказала Фиби с ноткой нетерпения в голосе, но, тем не менее встала.

Дункан приложил к ней фуфайку и нахмурился, размышляя, подходит ли одежда по размеру.

— Что?

— Я буду в большей безопасности, если останусь с тобой, — сказала Фиби. Ее голос слегка дрожал, однако, от убеждения, а не от робости. — Посуди сам, Дункан. Меня могут съесть акулы, прежде чем я доберусь до берега. Я могу утонуть. Ну, хорошо, предположим, что мне повезло, и я добралась до суши. Там меня могут захватить туземцы или очередная шайка пиратов. По крайней мере, если я буду рядом с тобой, ты сможешь защитить меня.

Он опустил фуфайку, и хмурое выражение его лица уступило место раздраженному отчаянию.

— Наверное, ты права, — сказал он, наконец. И тут же вся его рассудительность пропала. — Но вы останетесь внизу, мистрисс Рурк, — предупредил он, — или, клянусь, вы никогда больше не отправитесь в плавание на этом корабле.