— Я думала, ты бросил меня навсегда, — еле слышно произнесла я.

— Нет. Я никогда тебя не брошу.

— О.

— Можно я обниму тебя, Роуз? — Я медленно кивнула. Он притянул меня к себе, обнял, и я почувствовала над ухом его теплое дыхание. — И поцелую? — прошептал он. — Раз уж у тебя сегодня день рождения. — Я опять кивнула. И Тео прикоснулся губами к моим губам — очень нежно. Мы целовались минуту или две.

— У тебя очки запотели, — сказала я.

Он снял очки и протер их моей футболкой, потом, прищурившись, посмотрел на меня.

— Знаешь, в очках ты намного симпатичнее. — Он снова меня обнял, мягко покачивая из стороны в сторону, будто в молчаливом медленном танце. По моей щеке скатилась слеза. — Извини, — промямлила я. — Я хотела помириться, но не знала как.

— И ты меня извини. Я такой бессовестный наглец, правда?

— Да, ты наглец. Но еще ты очень проницательный. Поэтому я так и взбесилась. Ведь в глубине души я понимала, что ты прав. Мне не просто нравилось, когда люди во мне нуждаются, — мне это было необходимо. Но теперь я с этим покончила. Точнее, меня это прикончило. Мучениям конец.

— Я знаю, — сказал он. — Мне Бев рассказала. И что ты будешь делать?

— Понятия не имею. Рики обещал, что подберет мне что-нибудь еще. Конечно, я буду меньше зарабатывать, но как-нибудь справлюсь.

— Мы справимся, — поправил меня Тео.

Примерно через час закуски были готовы, я приняла душ и надела платье, а дом наполнился моими друзьями. Сердце пело, когда я слышала нарастающий гул голосов.

Каждый раз, когда мы прощаемся… — пропела Элла Фитцжеральд.

— Я немного плачу… — подхватил Тео, обжаривая очередную порцию коктейльных сосисок.

Каждый раз, когда мы прощаемся…

— Я грущу… Эй, Роуз, добавь сюда меда и эстрагона. И не забудь бумажные салфетки.

Близняшки разносили блины с копченым лососем, а Генри разливал пиво. Я волновалась, что Беа расстроится, увидев их с Беверли вместе, но она заявила, что ей до лампочки.

— Я уже про него забыла, — беззаботно сообщила она мне вчера. — Вспомни, Роуз, у меня будет ребенок, жизнь продолжается. К тому же я не против, ведь я в восторге от Бев, — добавила она. — Она просто лапочка.

И вот Беа оживленно болтает с Бев — похоже, самой счастливой женщиной на этой вечеринке. Кроме меня, конечно.

— Спасибо за то, что ты сказала Тео, — шепнула я ей на ухо через несколько минут, когда Беа ушла в сад.

— Ничего особенного я ему не сказала.

— Но ты дала ему прекрасный совет. «Спросите Бев», добавила я со смехом.

— «Спросите Бев и Трева», — сказала она. — Именно так Рики хочет назвать колонку.

— Правда? — Я погладила Тревора за ухом. — Что ж, собака вполне может протянуть читателям руку — точнее, лапу — помощи!

— Я хочу поблагодарить тебя, Роуз, — пробормотала Бев.

— За что? Я ничего не сделала.

— Еще как сделала! Ты помогла мне найти потрясающего парня и чудесную новую работу!

Я покачала головой.

— Нет, Бев. Они сами тебя нашли. Я так рада, что ты счастлива, — добавила я.

— Да, Роуз, я счастлива. Мне хочется прыгать от радости.

Я вышла в сад с подносом волованов, и до меня донеслись обрывки разговоров:

— … Мы не видели Роуз сто лет.

— … Мы целый год не созванивались.

— … Он не астролог, он астроном.

— … С ней столько всего произошло.

— … Нам с Беллой нельзя пить, Генри. Мы беременны.

— … Замечательный сад.

— … Ну ладно, плесни самую малость.

В десять часов Тео вынес торт, украшенный красными марципановыми розочками, и все гости выпили шампанского в мою честь и пропели «Нарру Birthday То You». Задувая четыре большие свечи, я наклонилась слишком низко, и кончики моих волос загорелись.

— «Пылающий июнь»! — воскликнули близняшки и помогли затушить огонь. Запахло паленым. — Именинница должна произнести речь!

— Скажу только, что я рада, что вы здесь, что у меня такие замечательные друзья, которые пришли отпраздновать со мной мое сорокалетие. С вами я как за каменной стеной.

В одиннадцать гости стали разъезжаться на такси: кому-то нужно было отпустить няню, кто-то опаздывал на последнюю электричку. К половине двенадцатого все ушли. Я оглядела картину разрушения. Над клумбами порхали смятые бумажные салфетки, чипсы и печенье валялись на траве. В патио рассыпались винные бутылки, как сбитые кегли, рядом образовалась небольшая лужица пролитого пива. С фонарей свисал разноцветный серпантин, окурки из двух пепельниц переваливались через край. На розовую скатерть кто-то пролил красное вино, а затем попытался присыпать лужу бугорком соли.

— Какой бардак, — со вздохом сказала я Тео. — Просто… прелесть.

— Да, — улыбнулся он. — Прелестный милый бардачок.

— Даже жалко убираться, — сокрушалась я, подбирая смятую оберточную бумагу.

— Хмм.

— Какой чудесный вечер.

— О да. Супер.

Я улыбнулась Тео. Супер.

— Ты — супер, Тео, — сказала я.

— Эй, ты забыла про мой подарок, — вспомнил он. — Я имею в виду, мой второй подарок. — Тео положил руку в карман и достал маленькую коробочку. — Держи. — Я сорвала красную упаковочную бумагу и приподняла крышку. Внутри был золотой браслет с одной-единственной подвеской в виде золотой звездочки.

— Спасибо, Тео. — Я поцеловала его. — Чудесный подарок!

— Тебя ждет звездная жизнь, Роуз. Буду дарить тебе по подвеске на каждый день рождения.

— Интересно, сколько их еще будет?

Он улыбнулся:

— О, очень много. И у тебя уже есть одна подвеска, Роуз. Кроме звездочки.

— Да. — Я вспомнила про лампу Аладдина. — Я знаю.

— Я подумал, что, может, однажды ты захочешь и ее повесить на этот браслет.

— Да. Ты прав. Может, и повешу.

— До сих пор никаких новостей? — Я покачала головой. — Тогда лучше выкинь это из головы. Подожди еще недельку, потом опять напиши миссис Уилсон: вдруг на этот раз она ответит. Я поставлю открытки на каминную полку, ладно? — Он пошел в гостиную, а я принялась собирать тарелки и стаканы. И тут он появился в дверях с конвертами в руках.

— Посмотри, — сказал он. — Они лежали на столике в прихожей. Когда я зашел, они были на коврике.

Ну конечно. Готовясь к празднику, я совсем про них забыла. Там были три открытки к дню рождения, телефонный счет и два письма, одно с пометкой «Конфиденциально», которое Беверли переадресовала с работы. Это было очень короткое письмо, написанное от руки.

— Ты проникла мне под кожу… — напевал Тео, моя посуду. — Ты у меня глубоко… Роуз, что с тобой?

— Что?

— Что с тобой? У тебя грустный вид.

— Нет, нет, вовсе не грустный.

— Что-то случилось? — Я кивнула. — Можно взглянуть? — Он вытер руки, и я протянула ему письмо.

— Слава богу, — вздохнул он. — Значит, он наконец сделал то, что должен был сделать. Твое отношение к нему изменилось? — спросил он, отдав мне письмо.

Изменилось ли мое отношение к Эду? Очень хороший вопрос.

— Да, — искренне ответила я. — И нет.

Тео принялся мыть стаканы, а я взглянула на второе письмо большого размера, пухлое на ощупь, с какой-то странной яркой маркой с надписью «Новые горизонты!» — даже не маркой, а наклейкой. Наверное, какая-нибудь реклама, подумала я, потом перевернула конверт, и мое сердце остановилось. Письмо было из Австралии и адресовано Роуз Райт. Когда сердце вновь заколотилось, я сильно дрожащей рукой поддела ярлычок. Пульс бился как ритуальный барабан. Я вынула запечатанный конверт с надписью «Для Роуз» и письмо, напечатанное на компьютере с обеих сторон листа. Письмо было от человека по имени Деннис Торнтон, который жил в Аделаиде. Я начала читать, осознавая, что почти не дышу: в легких не осталось воздуха.