Она соединила ладони и слегка наклонилась, изобразив их обычное приветствие, все в зале ответили ей такими же поклонами.

Ассистентка спустилась со сцены и вышла в боковую дверь. Весь огромный зал сидел неподвижно и безмолвно: атмосфера ожидания все сгущалась и сгущалась, казалось, в ней даже трудно дышать.

Боковая дверь снова открылась, появился гуру в сопровождении двух своих ассистенток, он был одет в темно-синюю тунику. Весь зал как бы разом глубоко вздохнул, словно все одновременно выдохнули из себя воздух и в то же мгновение вдохнули опять: невидимая волна, колышущаяся вперед-назад. Гуру улыбался, он весь светился чистотой со своей белой бородой и длинными белыми волосами, причесанными с особой тщательностью. Он короткими шажками взобрался по лесенке, ведущей на сцену, обе ассистентки следовали за ним по пятам и были готовы сейчас же прийти на помощь, если он вдруг оступится или ему станет плохо. Он дошел до своего кресла, взгромоздился на него не без труда даже с помощью своих ассистенток, подобрав ноги, принял позу лотоса, устроился поудобнее и закрыл глаза.

Снова общий вздох зала: волна внимания прокатывается по рядам и накрывает сцену.

Гуру открывает глаза, улыбается, приветствует собравшихся, подняв сомкнутые ладони над головой, все отвечают ему таким же приветствием, кроме меня – мне мешает рука – и кроме Витторио, который сидит с отсутствующим видом и лишь слегка кивает головой.

Одна из ассистенток устанавливает возле гуру микрофон на штативе, регулирует его высоту. Гуру прочищает горло, снова улыбается.

– Ну вот мы и снова вместе, – говорит он. – В это трудно поверить, не так ли?

Общий смех и общий вздох, волна внимания, любви, ожидания нахлынула и откатывает назад.

– Нам надо многое сказать друг другу, – продолжает гуру. – И в то же время мы могли бы посидеть и молча.

Общий смех и общий вздох.

Гуру утвердительно кивает головой, улыбается:

– А вы что предпочитаете? – спрашивает он.

Кажется, что у него в горле поселился большой шмель, и его жужжание разносят развешанные по стенам усилители.

– Говори, – отвечает ему зал общим вздохом, пролетающим над головами, накрывающим сцену и откатывающимся обратно.

– Хорошо, – говорит гуру, спокойный, как горная вершина. – Тогда начнем вот с чего. Кто из вас выполнил свои новогодние обязательства?

Снова общий смех и общий вздох, но теперь в нем слышится растерянность. Я скашиваю глаза на Марианну справа от меня, она – само ожидание, Нина, сидящая слева, бросает на меня взгляд, но тут же отводит глаза, Джеф-Джузеппе напряжен и растерян, Витторио весь в своих переживаниях.

– Так кто? – снова повторяет гуру.

Девушка и совсем маленький мальчик, затерянные в большом зале, поднимают руки, и вслед за ними еще один очень худой мужчина.

–  Все обязательства!

«Да», – отвечает мальчик. Общий смех-вздох. Мужчина опускает руку; девушка надолго задумывается, потом утвердительно кивает головой.

– Хорошо, что вы быстро управились, – говорит гуру.

Смех-вздох, смех-вздох.

Гуру медленно обводит взглядом весь зал, тихонько по своей привычке кивает головой.

– А все остальные? – спрашивает он. – Что случилось? Вы не успели? Или просто забыли? Или решили, что у вас впереди еще много дней и месяцев до конца года?

Он делает промежутки между фразами; эхо от усилителей успевает стихнуть, тишина успевает сгуститься настолько, что упруго пружинит прогоняемая его последующими словами. Я пытаюсь понять, откуда берется эта власть над залом, как ему удается удерживать внимание и заставлять биться в унисон сердца, даже не повышая голоса. Что это, врожденный дар или этому можно научиться, есть ли у меня такой дар, и если да, то как развить его?

– А если вы вдруг умрете раньше? – спрашивает гуру. – Еще до конца года, и ваши обязательства так и останутся невыполненными? Что тогда делать? – Он чуть причмокивает перед каждой новой паузой, его дыхание, усиленное микрофоном, кажется немного натужным и затрудненным, и все же он не производит впечатления человека, истощенного болезнью и говорящего через силу. – Дело вот в чем, – говорит он. – Мы уверены, что время всегда в нашем распоряжении. Уверены, что у нас его сколько угодно, не так ли? Это вроде как электричество в доме. Темнеет, мы поворачиваем выключатель, и все в порядке. Мы даже не думаем о том, что свет может не зажечься. Поворачиваем выключатель, свет загорается. Ведь у нас электричество, не так ли? А если в один прекрасный день мы повернем выключатель, а свет не зажжется? Если электричества больше не будет?

Слева от меня покашливает Витторио, Марианна резко поворачивается, в ее взгляде – откровенное физическое отвращение. Но Витторио на нее не смотрит, он смотрит на гуру, слегка наклонив голову, словно разглядывает что-то бесконечно далекое.

– Всякий раз, когда мы поворачиваем выключатель, мы должны думать: а вдруг света не будет? – говорит гуру. – И когда свет зажигается, мы должны думать: «Господи, какое чудо!»

Общий смех-вздох, наступившая вслед за этим тишина кажется еще более густой и непроницаемой.

– А пока есть свет, мы должны делать все, что в наших силах, – говорит гуру. – Мы не должны откладывать это на завтра.

Усилители не лучшего качества, они гудят в унисон с пчелиным жужжанием гуру.

– И вот прошло уже много дней нового года, а большинство из вас так и не выполнили то, что намеревались. И только трое из вас были прилежны. Или двое?

Худой мужчина, который поднял руку, а потом опустил, кивнул головой в знак согласия. Общий смех-вздох. Витторио пересаживается на самый край сиденья, такое впечатление, что он вот-вот встанет и уйдет. От Нины исходит тонкий фруктовый аромат, если мне удается хоть мельком взглянуть на нее, у меня сразу начинает учащенно биться сердце. Марианна не отрывает глаз от гуру.

– А как же все остальные? – продолжает гуру. – Они говорят: «Время у нас есть. Посмотрим. Подождем. Завтра». Но все дело в том, что как раз времени у них и нет. Времени вообще нет.

Он замолкает, молчит две секунды, десять секунд, полминуты. Едва заметно качает головой, едва заметно что-то пережевывает, оглядывается вокруг, ничего не говорит.

Внимание зала нарастает; чем дольше гуру молчит, тем больше оно растет – точно прилив, послушный движению луны, медленному и далекому, но неотразимому.

– Почему погибла эта цивилизация? – говорит гуру. – Ведь, по-моему, совершенно ясно, что она погибла. Так называемая западная цивилизация. Может быть, некоторые из вас думают, что это не такая уж великая цивилизация. Это ваша цивилизация, и вам, наверное, кажется, что вы прекрасно ее знаете? Знаете все ее недостатки. Более того, вы, видно, только их и видите. Думая о вашей цивилизации, вы видите только ее недостатки. Конечно, их у нее много, в этом нет никаких сомнений. Ну а что стоит за ними? Какова она, ваша цивилизация, если отбросить в сторону все ее недостатки? Попробуйте представить ее себе без недостатков. Получается?

Он поворачивает голову и оглядывает сидящих перед ним людей, люди смотрят на него, вздыхают, никто не отвечает.

– Конечно, это не просто. Согласен. Возможно, некоторые из этих недостатков кроются в самой природе вашей цивилизации и немыслимо представить ее без них. Но ведь в истории человечества было много различных цивилизаций. И у каждой были свои собственные недостатки. Как и у каждого отдельного человека. И у так называемой западной цивилизации тоже есть свои. Все это понятно. Но от этого она не перестает быть цивилизацией. Другое дело, что недавно ей все же пришел конец. Она сошла с орбиты, начала блуждать неизвестно где и в конце концов окончательно сбилась с пути и врезалась в землю. Она подчинилась законам купли-продажи. Она позволила торговцам диктовать себе правила. Но вначале ведь и она старалась выполнять свою работу. Старалась поддерживать порядок. Старалась разграничить отдельные области человеческой деятельности. И защитить их, не так ли? Тем временем она шла своей дорогой, сквозь время. И шла к добру. Очень медленно, постоянно останавливаясь, сбиваясь с дороги, но все же шла к добру. Шла к отрицанию войны, голода, насилия. К отрицанию тьмы и суеверий.