Пирс вздрогнул и прикинул на глаз, далеко ли до двери.

— Вы сказали мистеру Шумахеру, что мисс Маппл и миссис Брайант ссорились.

— Уж это точно! — многозначительно заметила Дидре. — Вы бы их слышали!

— А вы слышали? — спросил Пирс. Дидре слегка смутилась.

— Я слышала, что отвечала старуха Хоуп. Ссорились-то они по телефону. Ну а что ей говорила та, другая, и так понятно. Они обзывали друг друга последними словами, вот что я вам скажу! Старуха вопила: «Да как вы смеете?» Поэтому я решила, что миссис Брайант тоже в долгу не оставалась. Ну и молодец. Мне и самой нашлось что сказать старухе Маппл, когда я уходила. Представляете, она обвинила меня в том, что я съела ее поганые шоколадные конфеты! А я к ним и не прикасалась! Я сижу на диете… — Помолчав, Дидре глупо ухмыльнулась. — Точнее, тогда сидела… но я не хотела исхудать, как спичка. — Она приосанилась, демонстрируя пышные формы.

Пирс подумал: вряд ли Дидре когда-нибудь исхудает и станет тощей, как спичка.

— Да… — слабым голосом проговорил он.

— Любите толстушек, а? — игриво поинтересовалась Дидре.

— Речь у нас сейчас не обо мне и не о моих вкусах! — отрезал вспотевший и побагровевший Пирс.

— Сегодня вечером после четырех я свободна. А вы?

— Нет, я работаю допоздна… всю неделю! — твердо заявил Пирс.

Дидре вздохнула. Потом вспомнила, на чем она остановилась, и на ее лице снова появилось выражение оскорбленной невинности.

— Так вот, к ее конфетам я даже не прикасалась! Их наверняка сожрали собаки! Жуткие паршивцы, такие мелкие, все время путаются под ногами, тявкают, а если хочешь их погладить — кусаются! Они и слопали, больше некому. А я подобрала коробку с пола. В ней ничего не было. Но как только я ее подобрала, вошла старуха Маппл и увидела, что я держу в руках коробку из-под конфет. Ну и она, конечно, напустилась на меня и заявила, будто я их съела! Наглость какая! Ну, тут мы, конечно, повздорили, и я ушла. Швырнула на пол тряпку и банку с лаком для мебели и сказала: пусть, мол, сама у себя и убирает. Хотя, — добавила Дидре, — вряд ли она когда-нибудь наводила у себя чистоту. Сдается мне, она годами не прикасается к тряпке. Повсюду толстенный слой пыли, а на кухню вообще без слез не взглянешь! В холодильнике полно собачьих консервов, вонючих, как не знаю что… И ванная у нее жуткая. На веревке сушатся старые панталоны… — Дидре хихикнула. — Размером с парашют! Я, конечно, и сама не худенькая, но по сравнению со мной старуха Хоуп — просто слониха. Жаль, я не видела, как она бегала голышом! Представляю, какой был вид!

— Да. — Пирс вздохнул. — Я тоже не видел. Итак, это все, что вы можете мне сообщить?

Дидре мечтательно закатила глаза.

— И представляете, — протянула она, — даже у такой слонихи нашелся ухажер!

— О чем вы?..

— Есть, есть у нее поклонник. А иначе зачем ему дарить ей конфеты?

Пирс, уже вставший и собравшийся уходить, снова сел.

— Кто подарил ей конфеты? И откуда вам об этом известно?

— На коробке была такая белая карточка, знаете, какие вкладывают, когда посылают подарок? Убирала я в столовой, вижу — лежит коробка, еще не вскрытая, обернутая в целлофан. И сверху карточка. Это было за день до того, как я нашла пустую коробку на полу. В общем, конфеты лежали на столе, а под оберткой — карточка. Я еще удивилась: надо же, у старухи Хоуп, оказывается, есть поклонник! Не иначе какой-нибудь ее ученик из психушки! Мне стало любопытно, и я прочитала, что написано на карточке. Вы меня понимаете?

— Да, конечно! — нетерпеливо сказал Пирс. — И что же там было написано?

— Там было написано: «С наилучшими пожеланиями, Чарлз». Ничего лучше придумать не мог. Раз уж прислал подарок, надо было хоть стишок написать или там признание в любви. Я тоже обожаю ассорти из молочного шоколада. Особенно те конфетки, что с апельсиновым кремом внутри.

Гримсби, подумал Пирс.

— Вы совершенно уверены, что там было написано именно так?

— Конечно! — Дидре пожирала сержанта взглядом. — Если вы всю неделю работаете допоздна, начальство должно на следующей неделе дать вам отгулы…

Эмма выбралась из кровати и, стоя в пижаме, напряженно вслушивалась. Босые ноги утопали в пушистом прикроватном коврике с изображением пони. В комнате было темно, хоть глаз выколи; ей хотелось включить хотя бы настольную лампу. Но предательскую полоску света под дверью мог заметить кто-нибудь из родных, проходя мимо. Даже Мэттью по пути в туалет мог открыть ее дверь и велеть ей ложиться, пригрозив, что спустится и пожалуется маме. Старшие братья — они такие.

Внизу был включен телевизор; из гостиной доносились негромкие голоса родителей. Боясь, как бы не наступить на скрипучую половицу, Эмма на цыпочках подошла к шкафу и, включив фонарик, достала заранее припасенную одежду.

Рассудив, что ночью на улице холодно, она натянула на себя самый толстый свитер и две пары носков. Вдруг ей послышался голос сестренки Вики из соседней комнаты. Она замерла на месте и затаила дыхание. Что, если отец или мать поднимутся наверх? Но больше Вики голоса не подавала, и все стихло. Сначала Эмма собиралась дождаться, пока родители лягут спать. Но здесь таилась опасность: родители обычно ложились поздно. Когда они наконец поднимутся в свою спальню, Эмма может нечаянно заснуть, и тогда все рухнет. А она так долго готовилась…

Ее замысел был прост и грандиозен одновременно. Спасти ослицу Мод. Несмотря на то что Зои Фостер уверяла ее в обратном, Эмма боялась, что дни Мод сочтены. Говорил же ветеринар, что Мод не переживет зиму в полуразвалившейся конюшне со сквозняками. А сама Зои не один раз повторяла, что ей некуда перевести своих подопечных. Эмма еще не изучала логику, но сделать вывод было нетрудно: раз нет денег на новую конюшню, значит, Мод конец.

Кроме того, Эмме нужно было спешить, потому что время было не на ее стороне. В любой день можно ждать самого страшного. Она придет в приют, а Мод уже нет… Однако перед тем, как уйти из дому, Эмма все же задержалась в спальне. Она аккуратно сложила пижаму и заправила постель, чтобы мама не огорчалась.

Ей удалось пройти мимо комнаты брата, ни разу не наступив на скрипучую половицу. Она навострила уши, ожидая услышать звуки радио. Иногда Мэттью перед сном слушал радио — портативный приемник лежал рядом с ним на подушке. Но сегодня, приложив ухо к двери, Эмма услышала только ритмичное цоканье: значит, брат надел наушники и вообще ничего не слышит.

Эмма осторожно прокралась вниз. Она уже добралась до прихожей, но тут с ужасом услышала голос отца. Буквально в последнюю секунду она нырнула в шкаф, где хранились плащи, резиновые сапоги, клюшки для гольфа и детский складной стул на колесиках. Если что-нибудь упадет, ее сразу найдут. Но удача была на ее стороне. Отец прошел мимо; вскоре на кухне засвистел чайник. Прошло несколько минут, и отец вернулся в гостиную. Судя по звяканью посуды, он нес в руках поднос с чашками и чайником. Потом до слуха Эммы донесся бой курантов — значит, по телевизору начинаются «Новости в десять». Потом звук прикрутили, и все снова стихло.

Эмма тихонько выбралась из дому черным ходом и перешла ко второму этапу своего плана, единственному, по поводу которого у нее имелись серьезные сомнения. Для того чтобы все успеть, придется позаимствовать велосипед Мэттью. Идти пешком до приюта Элис Батт слишком далеко, особенно ночью. Автобус тоже исключается. Увидев ее — если, конечно, автобусы еще ходят, — водитель обязательно спросит, куда она едет одна так поздно. Значит, добраться до приюта вовремя можно только на велосипеде брата. Собственный Эмма сломала полгода назад, когда училась ездить по пересеченной местности. Новый велосипед ей если и подарят, то не раньше Рождества. Зная, как дорожит Мэттью своим велосипедом, Эмма решила, что поедет очень осторожно и оставит его в таком месте, где его без труда найдут.

То и дело виновато озираясь на занавешенные окна, Эмма вывела велосипед из сарая, с трудом взгромоздилась через мужскую раму и покатила вперед.