— Кстати, насчет древностей. Вы случайно не знаете, куда могла запропаститься документация по поводу подделок, прошедших на аукционах? Она у вас или вы ее уже уничтожили?
На этот раз вдова перепугалась не на шутку. Рука ее невольно дернулась, и она опрокинула бокал с вином; глаза расширились, и она закрыла их руками:
— Боже! Кто вам рассказал, что муж заканчивал?.. Это тетя? Конечно, тетя!
— Не пугайтесь! Неважно, как и когда я это узнал, — попытался успокоить ее комиссар, расстроенный тем, что так напугал вдову. В ее глазах он увидел настоящий страх. — Успокойтесь. Я не намерен использовать во вред слухи, которые дошли до меня по ходу следствия.
Но Анник действительно очень расстроилась, она начала мелко дрожать. Комиссар поднялся из-за стола, подошел к ней, взял ее за руки, крепко сжал, чтобы придать ей мужества, и повторил:
— Успокойтесь, синьора, успокойтесь. Я обещаю свою помощь. Вам нечего бояться ни меня ни других, только скажите мне правду: вам угрожали? Если да, то постарайтесь вспомнить, когда это было, поскольку я думаю, что угрожавший пока что себя не обнаружил. Иначе вы бы уже пополнили список жертв по делу Рубирозы. — Комиссар чередовал горячий душ и холодный в надежде развязать ей язык. — Если вам не угрожали, то ваши страхи не оправданы, хотя я и понимаю, что одиночество и новая ответственность, которая легла на ваши плечи после смерти мужа, еще более обостряют ваше горе, тревоги и — как бы это сказать? — чувство опустошенности после потери дорогого человека.
— Мои страхи не оправданы? Вы говорите, не оправданы? — все более возбуждалась Анник. — А эти свиньи звонили мне два раза. В первый раз, если не ошибаюсь через несколько дней после смерти мужа. Они посоветовали мне сжечь досье, если я хочу, чтобы моя дочь осталась в живых. Я расплакалась и поклялась, что у меня никаких документов не было, что я не знала, существуют ли они вообще, а если и существуют, то не могу даже предположить, у кого их можно найти.
В последний раз они звонили мне несколько дней назад и предупредили, что если я нашла, найду или ко мне каким-то образом поступят эти документы, в общих интересах лучше было бы сжечь их, даже не читая. «Мы знаем, — сказали они, — что вы не лгали, когда поклялись, что досье о подделках у вас не было, но если вдруг оно появится, последуйте нашим советам. Ведь у вас дочь. Красивая и молодая дочь. Вам бы не хотелось, чтобы ее сначала изнасиловали, а потом убили, не так ли?»
Теперь, надеюсь вы не станете утверждать, что мои страхи преувеличены. Я отправила дочь к друзьям в Америку, но не скрываю от нее, что нервы у меня на пределе. И вовсе не одиночество меня мучает, а страх за судьбу дочери, единственного дорогого мне человека и единственную цель моей жизни.
— Я вас понимаю, синьора Рубироза, но что-то в этом деле не стыкуется. Понимаете, с первым звонком все ясно. По-видимому, они с Франческо говорили до его смерти, но, насколько теперь я понял его характер, они от него ничего не добились. Тогда они подумали о вдове. Они здраво рассудили, что если документация хранится где-нибудь у нотариуса, первой об этом нотариус сообщит жене. Они не очень были в этом уверены, но и не могли же перевернуть вверх дном все ваши магазины и все квартиры в поисках досье. Все это могло возбудить подозрения и, что еще хуже вызвать интерес полиции и печати, а с последней им особенно не хотелось иметь дела. Пока что я делаю предположения, просто пытаюсь поставить себя на место преступников. И должен признать, что, ничего не добившись от мужа, они должны подумать о вас и о дочери. Но тогда непонятно: зачем было убивать вашего мужа и выдавать убийство за самоубийство, если действительно имело место убийство? Ведь гораздо логичнее, изощреннее и результативнее было бы оставить его в живых и, постоянно шантажировать, не так ли?
— Пожалуй, да. Но, возможно, вы переоценили их?
— А теперь допустим (это просто предположение) следующее: ваш муж, чувствуя, что смерть от рака неизбежна, кончает с собой. Зачем тогда, спрашивается, выдавать самоубийство за убийство? Насколько я понимаю, ваш муж был человеком умным, блестящим коммерсантом, но в то же время твердым и решительным. И я просто не могу себе представить, чтобы он организовал эту мрачную инсценировку самоубийства без совершенно определенной цели. Вот еще одно темное место этого дела.
И вот, dulcis in fundo, несколько дней назад состоялся еще один разговор, который мне кажется более чем странным. В нем вам сообщили, что верят в вашу непричастность к делу о досье и в то, что вы не знаете, где оно находится, но еще раз советуют, при первой же возможности, уничтожить, а лучше передать его им. Можно сказать, что этот второй телефонный звонок — верх нахальства, потому что: во-первых, они действуют невероятно уверенно и нисколько не опасаются полиции; во-вторых, пока что не обнаружили документации; в-третьих, поскольку они вышли «наружу», значит от документов зависит все их дальнейшее существование, и они все поставили на карту. По-моему, за этой историей с аукционами и поддельным антиквариатом скрывается что-то посложнее простой коммерции. Но что? Есть еще одно предположение, которое не проясняет всего дела, но высвечивает одну деталь. Ваш муж лишает себя жизни после того, как некто требует от него компрометирующее досье. Заинтересованным лицам недостает основного элемента, на который они могли бы опереться для достижения своих целей. Поэтому они решают обратиться непосредственно к вдове и применяют по отношению к ней ту самую подлую систему вымогательства и угроз, которую могли применить и к мужу, если бы он был жив. Это последнее предположение, вместе с некоторыми другими, внушает мне пока что уверенность в вашей безопасности. До тех пор пока они не наложат лапы на досье, вам с дочкой бояться нечего.
— А когда это может случиться? — испуганно спросила Рубироза.
— Тут есть три возможности. Первое: документы попадут к ним в руки и будут уничтожены, так что никто не узнает, какие реальные и актуальные разоблачения можно было бы сделать с их помощью; второе: они попадут на страницы газет и других печатных изданий, и тогда вы уже сами можете представить, что за скандал с соответствующими последствиями это может вызвать и, наконец, они попадут в ваши руки, но об этом никто не узнает, потому что вы сохраните тайну ради спасения дочери.
Единственное, чего боятся эти неизвестные — это если, не дай Бог, документы попадут на страницы газет или в руки человека со стороны, который, сообразив, что они означают, может использовать их в целях шантажа и потребовать солидного вознаграждения.
Дорогая синьора Рубироза, не стоит слишком бояться. Что бы за всем этим ни крылось, я чувствую, что пока вам с дочерью ничто и нисколечко не грозит. Эти люди знают, что вы богаты и никогда не используете досье в корыстных целях. Они просто хотят дать вам почувствовать свое угрожающее присутствие, хотя и думают, что вряд ли даже и через несколько месяцев это или эти досье могут попасть в ваши руки. Но они хотят гарантировать себя от случайностей. Не следует исключать и такой возможности, муж мог распорядиться, чтобы документы были вам переданы лишь через несколько лет; он был слишком умен, чтобы не понимать бессмысленности и бесполезности запоздавшего скандала. В искусстве и торговле подобные скандалы становятся частью истории. Только в политике такие скандалы могут еще иметь значение и даже приносить определенную пользу. Повторяю вам снова: я абсолютно уверен, что вам ничего не грозит, но чтобы лишний раз не рисковать, я позвоню своим друзьям в Интерпол и попрошу их ненавязчиво сопровождать вас днем и ночью, у нас и за границей.
— Благодарю вас, комиссар. Если будут новости, не забудьте сообщить.
Тем временем ужин окончился и синьора снова извинилась:
— Из-за этих страхов, комиссар, я конечно же, была далеко не лучшей хозяйкой дома. Пойдемте, пожалуйста, выпьем кофе или, если хотите, чего-нибудь покрепче.
— С удовольствием. Только я хотел бы уточнить — для меня вы были отличной и очаровательной хозяйкой дома. Как сказал один «великий» юморист: «Гораздо приятнее отужинать в компании с красивой, молодой, умной и остроумной, симпатичной и прекрасно одетой светской женщиной, чем в компании старой, глупой, неприятной и неряшливо одетой тетки».
