Разбирая свою альпийскую экипировку, Шлосов молча кивнул, не удостоив старшего даже взглядом.

Скомкав полотнище парашюта, Любомир Вовчинский отнес его к вырытой яме, где и зарыл. Всего минута понадобилась диверсанту для того, чтобы привести себя в боевую готовность. Коротко остриженную голову он покрыл салатовой краской, которую тут же расчертил темно-зелеными и коричневыми полосами. Лоб повязал зеленой лентой со священными иероглифами. Это была эмблема мусульманских смертников. Досталась она Любомиру из рук самого Шамиля Басаева.

Воспоминания о бородатом командире с его допотопной деревенской шляпой погрузили Любомира в топкую трясину памяти.

Сколько он себя помнил, столько и ненавидел свое имя. Дал ему это имя отец, бухгалтер. Так как он был работником умственного труда, то считал себя интеллигентом, а будучи ярым националистом, был убежден в необходимости поддержания национальной культуры родного края и внес свой вклад — назвал сына Любомиром. С детского сада мальчика называли сокращенно от длинного имени и получалось Люба. Люба — женское имя. В школе это уже звучало презрительно. Чтобы доказать, что он не девчонка, Любомир кидался в драки, невзирая на возраст противников и их количество. Но сил не хватало, в пятом классе Любомир записался в секцию бокса, а уже через месяц, не бросая бокс, начал заниматься дзюдо.

К десятому классу он получил первый разряд по дзюдо и кандидата в мастера спорта по боксу. Учителя и одноклассники обращались к нему только по фамилии. Последние, правда, между собой называли его Волчинский, потому что боялись. Окончив школу, Любомир подал документы в Рязанское десантное училище, куда, будучи в хорошей спортивной форме и имея приличный багаж школьных знаний, без труда поступил.

Четыре года учебы в училище пролетели быстро. Получив звание лейтенанта, он добавил к нему звание мастера спорта по боксу, дзюдо и рукопашному бою.

За две недели до выпуска курсант Любомир Вовчинский подал рапорт на имя начальника училища с просьбой направить его в Афганистан. Мысль о рутинной работе в каком-нибудь завшивевшем гарнизоне пугала больше, чем война в далекой стране.

При распределении это учли, лейтенант Во-вчинский был направлен для дальнейшего прохождения службы в Кандагар.

Десантно-штурмовая бригада, в которую он попал, вела тяжелые бои с прибывающими из Пакистана отрядами басмачей. Любомиру не дали времени на обкатку, сразу определили на должность командира разведвзвода. Его предшественник был пару дней назад убит, и взводом пока руководил добродушный сибиряк, курносый гигант с хитрым прищуром, прапорщик Мишагин. Именно этот человек и научил Любомира всем премудростям войны. Два года они провели бок о бок, перенося радости и невзгоды, получая ранения и награды. Потом эта война кончилась. Мишагин вернулся к себе в Сибирь, а старший лейтенант Вовчинский получил назначение в Болград на должность командира роты.

И вот произошло то, чего он так боялся. Офицер-орденоносец приехал в благословенный край степных помидоров, темного густого вина и смуглолицых девиц на выданье. Принял Любомир роту, и потянулись дни рутинной службы. Отбой — подъем, строевая подготовка, изредка — стрельбы. Мутота.

Катаклизмы, происходящие в стране, его мало волновали. Время ГКЧП он пересидел в казарме с бойцами, был бы приказ взять телеграф, телефон, почту, облисполком, он бы не задумываясь выполнил его. Но приказа не было.

Через несколько месяцев рухнуло государство, которому он присягал, и это нисколько Любомира не взволновало. И мало трогали восторженные письма отца. Бухгалтер-пенсионер развел кипучую деятельность по построению нового «самостийного» государства. Он вступил в какую-то партию и писал сыну, как он выступает на митингах, как ему рукоплещет «молодь» и как они дерутся с коммуняками и москалями.

Служба в Болградской дивизии шла ни шатко ни валко. Знамена дивизии вывозились в Россию, туда же уезжали офицеры, не желавшие присягать жовто-блакитному флагу Украины. У Любомира проблем не было. Ему было все равно, служить ли в советской дивизии ВДВ или в украинской аэромобильной бригаде.

Все изменилось летом девяносто второго, когда по радио передали о кровопролитии в Бендерах. В то же утро старший лейтенант Вовчинский подал рапорт на увольнение и выехал из Болграда. На следующий день Любомир записался добровольцем в местное ополчение в Тирасполе. Еще через три дня в плавнях Днестра группа приднестровцев столкнулась с румынским патрулем. Сошлись, что называется, нос к носу. Здесь уже не до стрельбы, в ход пошли приклады автоматов, ножи, руки. Из семерых румын четверых уничтожил Любомир, да еще пятому, с которым барахтались ополченцы, перерезал горло. С Афганистана он себя так классно не чувствовал. Во время штурма Бендер он снова отличился — стащил с крыши сгоревшей девятиэтажки снайпера. Хороший стрелок был, один держал перекресток, да так плотно, что едва кто-нибудь из приднестровцев высовывал голову, как снайпер ее дырявил.

Что отличает спортсмена от военного? Узкая специализация. Снайпер метко вел огонь со своей позиции, не соображая, что есть и другие пути. Чем и воспользовался Любомир.

На крыше девятиэтажки было оборудовано пять огневых позиций из мешков с песком и железобетонных блоков. Снайпер небольшого роста, в сером рабочем комбинезоне, вязаной шапке, с коротким промысловым карабином, к цевью которого был прикручен оптический прицел. Сделав выстрел, снайпер перебегал на новую позицию.

Любомир спрятался на крайней позиции и дождался своей очереди. Когда снайпер в очередной раз решил поменять позицию, короткий тычок в лицо сбил его с ног. Каково же было удивление Любомира, когда из вязаной шапочки вывалились две школьные косички соломенного цвета.

— Тьфу, пацанка.

Он хотел дать ей еще одну затрещину и погнать к чертовой матери, но взглянул в сторону перекрестка, где в лужах крови лежали несколько человек. Такого не прощают.

У девицы за голенищем ботинка был засунут самодельный кинжал, а на поясе в кобуре висел крупнокалиберный японский револьвер «хико». Вещь допотопная, но мощная, а главное, надежная.

Подхватив девушку-убийцу за шиворот, Любомир потащил ее вниз. Девица все время тараторила на плохом русском, что у нее большая семья и ее надо кормить, на что Любомир ответил:

— У убитых тобой тоже были семьи.

Через минуту он выставил девушку перед ополченцами и казаками, спросив их:

— Что будем делать?

Самый молодой из казаков, с лихо закрученными усами, взмахнул автоматом:

— На кодляк ее! Чур я первый.

Кто-то из толпы ополченцев крикнул:

— Повесить! В центре Бендер повесить, чтобы все суки видели, что их ждет.

Толпа галдела. Кто-то кричал, что надо сдать ее в штаб, чтобы судили по закону и суд показали по телевидению, вот тогда всем сукам будет неповадно.

Слушая крики и ругань, Любомир подумал, что, если ее отдадут в штаб и будут ждать суда, девица может отделаться легким испугом, а этого допустить нельзя.

Не дождавшись конца споров, Вовчинский вытащил из-за пояса трофейный «хико», взвел курок и, приложив ствол к виску девушки, нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел, взорвав череп несчастной и разбросав его внутренности по сторонам. Труп рухнул к ногам Любомира, толпа бойцов притихла. А бывший десантник, сплюнув сквозь зубы, негромко произнес:

— Нет человека, нет проблемы.

Вскоре война в Приднестровье закончилась, и Любомир Вовчинский вернулся во Львов. Но едва потребовались добровольцы в Югославию, как он собрал свои пожитки, спрятал в укромном месте трофейный «хико» и поехал на запах пороха.

В развалившейся на куски Югославии гражданская война бушевала вовсю. Попав в сербскую армию, Любомир прошел путь от рядового до командира отдельной диверсионной группы, воевал и с хорватами, и с мусульманами.

Вскоре враждующие стороны поняли, что война выматывает всех и никому не дает преимущества. Когда вопрос о мире стал реальным, наемники стали покидать враждующие государства. Любомир тоже вернулся домой.