— Уезжаете, Александр Васильевич? — скромно поинтересовался старик.
— Да, надо ехать. Сами знаете, Дмитрий Егорович, что творится на Кавказе. То землетрясение, то вот совсем народ обезумел, брат на брата поднял руку. Я имею в виду азербайджанцев и армян, — проговорил депутат, пытаясь закрыть переполненный чемодан.
— Да, совсем обезумел человек от вседозволенности, — скорбно кивнул Прохоров, потом, шмыгнув по-старчески носом, спросил: — А куда едете, в Ереван?
— Да нет, в Баку, — ответил Логинов, чертов чемодан наконец поддался, со скрежетом щелкнули замки.
— Ой как славно! — обрадовался гость, потом, успокоившись, попросил: — Вы бы не могли, Александр Васильевич, сделать мне одолжение?
— Какое одолжение?
— Живет у меня в Азербайджане старинный друг Рустам Гусейнов. Мы в молодости с ним беспризорничали. Теперь он большой человек, председатель колхоза, Герой Соцтруда, не то что я. Не сочтите за труд, позвоните, передайте привет от Прохора. Старику будет приятно, что о нем не забывают друзья.
Логинов посмотрел на циферблат наручных часов, по времени машина уже должна была ждать внизу.
— Хорошо, — кивнул депутат, — давайте номер, позвоню.
Перелет из Москвы в Баку прошел благополучно, в аэропорту депутатов встречали представители республиканской администрации и командование введенной в город армейской группировки. После обмена рукопожатиями прибывших гостей под прикрытием милицейского эскорта сопроводили в гостиницу. В окно мчавшейся машины Александр Васильевич видел следы недавних погромов: выбитые стекла домов, сгоревшие до остова машины и горы мусора. На перекрестках стояли воинские патрули, усиленные бронетехникой.
День приезда был отведен гостям, чтобы освоиться на новом месте. Развесив вещи в шкафу, Логинов принял душ. До обеда еще оставалось время, и депутат решил его использовать с толком. «Позвоню-ка я этому другу Прохорова», — подумал он, берясь за трубку телефона, — чтобы скинуть это с плеч.
Беседа с давним другом Дмитрия Егоровича длилась недолго, на другом конце провода человек с сильным кавказским акцентом поблагодарил за звонок и спросил, когда депутат возвращается в Москву. Затем, вежливо попрощавшись, повесил трубку.
«Странный какой-то друг, — подумал Логинов. — Кавказский друг не спросил ни о здоровье своего престарелого товарища, ни о том, как он поживает. Может, так принято у кавказцев?»
На следующий день уже было не до странностей кавказца. Депутатская комиссия вояжировала по республике, посещая предприятия, высшие учебные заведения, воинские части и погранзаставы.
В течение двух недель были собраны материалы для будущего отчета, можно было возвращаться в Москву.
За день до отлета комиссии в номер Логинова постучали. Отложив газету и широко зевнув, Александр Васильевич сказал:
— Входите, открыто.
В номер вошел смуглый мужчина в дорогом темном костюме, со скромной Золотой Звездой Героя на груди, вежливо поздоровался:
— Добрый вечер, Александр Васильевич.
— Вы, как я понимаю, друг Дмитрия Егоровича, — протягивая руку, сказал Логинов.
— Да, — кивнул азербайджанец, пожимая руку, представился: — Рустам Сулейманович Гусейнов, старинный товарищ Прохора.
«Странно, почему старик сказал, что они в молодости беспризорничали? Прохоров, пожалуй, лет на двадцать старше этого азера», — подумал депутат.
— Ви меня извэнытэ, пожялуста, за тот разговор, самы знаетэ, что сейчас происходит, — заговорил кавказец, сильно коверкая русские слова.
— Да, я все понимаю.
— Ви нэ могли бы передат посилку Прохору?
Только сейчас Логинов заметил в его руках большую продолговатую коробку, обклеенную свеТло-коричневой оберточной бумагой.
— Там не мина случайно? — усмехнулся Александр Васильевич, прикидывая, что посылка займет едва ли не полчемодана, но ничего, он себе купил большую дорожную сумку.
— Нэт, что ты, там курага, узюм, инжир, — начал перечислять кавказский гость.
— Да я верю, верю, — остановил его депутат.
Приняв из рук в руки посылку, он ощутил, что у нее приличный вес, но ничего не сказал. Азербайджанец, уходя, приговаривал:
— Будэш снова у нас, жду в гости. Будэм жарить шашлык, вах.
На следующий день по пути домой Логинов попросил заехать по адресу Прохорова. Старик очень обрадовался посылке. Александр Васильевич быстро распрощался, договорившись, что вскоре они продолжат беседу о советских лагерях.
Неделя пролетела в подготовке отчета депутатской комиссии. Логинов был одним из главных составителей этого отчета, иногда засиживался до полуночи. Наконец отчет закончен, завтра его отпечатают.
В воскресенье, когда Александр Васильевич впервые отдыхал по-настоящему за всю неделю, пришел Прохоров.
— Здоров, Васильич, — бодро поздоровался старик, проходя в гостиную и усаживаясь на давно облюбованное кресло.
Логинова поразила панибратская фамильярность старика. Да и внешне он как-то изменился. Это уже был не тихий доброжелательный старичок, а уверенный в себе немолодой, но еще крепкий мужчина. Разительная перемена.
За время своего депутатства Логинов научился ничему не удивляться, вот и сейчас он хотел посмотреть, что будет дальше.
— Чай, Дмитрий Егорович, или сразу за работу?
Старик внимательно поглядел на депутата, потом улыбнулся и, подмигнув, сказал:
— Первым делом решаются дела финансовые, а затем можно и водочки выпить. А о тюрьме мы завсегда сможем поболтать. Тюрьма, она каменная, никуда не денется.
— Какие финансы? — не понял Логинов. Он подумал, что дедок все-таки решил потребовать плату за сотрудничество с депутатом. «Любопытно, сколько он попросит за свои консультации?»
Но вместо ответа Прохоров начал доставать из своего поношенного пиджака пачки денег в банковской упаковке. Одна, две, три… сложив их одну на другую, дедок хихикнул и, ткнув в них пальцем, сказал:
— Пятнадцать «штук», как одна копейка.
— Что это за деньги? — сурово спросил Логинов.
— Твоя «капуста», сокол ясный, — оскалился довольный собой старикан.
— Как моя? За что?
— Да за тот опиум, что ты мне притарабанил от Рустама. Твоя доля за десять килограммов. Заработал — получи.
Свет померк в глазах народного избранника. Первое, что он хотел, — вышвырнуть эти чертовы деньги в окно, а следом и старика.
— Я не возьму денег, — наконец дрожащим голосом произнес депутат.
— Твое право, — спокойно сказал старик, — но деньги твои и можешь поступать как захочешь.
Хотя… я на твоем месте эти деньги вложил бы в какую-то ценность. Депутатство твое не вечно, да и чернушную бредятину народу скоро надоест читать, вот и останешься ты без работы. А жить привык шикарно, не правда ли, Васильич?
— Я заявлю в милицию.
— И что ты скажешь? — грустно улыбнулся Прохоров. — Скажешь, что вор-рецидивист Прохор обманом уговорил тебя провезти посылку с наркотиками из Азербайджана, за что дал пятнадцать тысяч рублей. Так, что ли?
Логинов молчал, понимая, что именно это и собирался заявить в МВД.
— А я скажу, — Прохоров широко оскалился, — что ни о какой посылке понятия не имею, и Рустам так же скажет. И в гостинице никто не вспомнит про бумажную коробку. А вот ментам заявлю, что пятнадцать «штук» ты с меня вымогал за то, что устроил мне прописку у совершенно чужого человека, который сейчас лечится от алкоголизма. Участковый это подтвердит, будь уверен… Да, кстати, на взяточников депутатская неприкосновенность не будет распространяться. А шуму будет! Наверно, все газеты станут писать, да и в программе «Время» покажут. Семья у тебя идейная. И жена, и дети наверняка откажутся от мужа-взяточника, — измывался старик.
Логинов сел в кресло, обхватив руками лицо. Бывший историк прокрутил в памяти все события и понял, что стал жертвой чудовищной провокации. Теперь было два выхода (третий — добровольная сдача органам милиции с долгой отсидкой — вообще в его голову не вмещался). Первый — согласиться работать на этого бандита Прохора, второй — покончить с собой, но и тогда это не смоет позора с его имени, с его семьи. Остался только один выход. Логинов оторвал руки от лица и спросил: